– Да вы хоть одиннадцати дождитесь.
– Нет! Полтора часа тут стою!
Ушла без пяти минут одиннадцать.
Железная женщина. Так что ни 1610-й, ни 1991-й Тушина не убьют. Если Тушино – не город, то и Волга – не река.
В 1898 году была проведена железная дорога, в 1903-м – открыта платформа Тушино. На платформе, сколько себя помню, стоял чудесный деревянный станционный домик. Потом станцию изгадили, переделали. Улучшили и обустроили. А домик все стоял и стоял. Совсем недавно его снесли. Я подошел, хотел сфотографировать руины, но прибежали какие-то… гм… крупные молодые мужчины и чуть не убили. Орали много, громко, непонятно. Чаще всего выкрикивали слово «объект» и отнимали фотоаппарат. Еле ноги унес. В рюмочную «Тушинский колхозный рынок». Впрочем, о ней позже.
Тушино – город рабочий. Сплошные заводы и фабрики. Забавный факт: к концу XIX века почти половина жителей Тушина была грамотной. Интересно, а в Москве так же было в то время? Не уверен.
В состав советского города Тушина входили также Братцево, Алешкино, Захарково. Частью Тушинского лагеря было село Спас. Особенно жалко Спас. Спас еще и сейчас почти жив. А в автобусе объявляют: остановка «Спас». Только выходить и жить некому. Хотя несколько домов на берегу Москвы еще есть. И даже собаки лают. И даже в некоторых домах живут. Не жители Спаса, конечно, а… гм, приезжие. А Захарково? Все, что осталось от Захаркова, – пристань. Захарково окончательно сгубили совсем недавно. Еще в году (примерно) 2005-м ходил от Захаркова паром до Речного вокзала. Зимой (вот уж буквально лет пять тому назад) еще существовала почти официальная тропа по льду Химкинского водохранилища. Тоже до Речного вокзала. Идти ближе, чем ехать. Совсем официальной она, конечно, быть не могла, ибо служила исключительно жителям, но мостик, чтобы подняться наверх и выйти к зданию Речного вокзала, был.
Теперь таблички – «На лед не выходить». Ну и летом – «Купание запрещено». А ведь пляж парка «Северное Тушино» чудеснейший. Традиционное, уже десятилетия, место отдыха тушинцев. Кстати, зимой там дети катаются с горок и нагло нарушают запрет «На лед не выходить».
Ясное дело, что ставить таблички в традиционных годами местах купания легче, чем обустраивать пляжи, чистить воду. А всяческие катера, которые врезаются друг в друга и в головы купальщикам, – пускай себе. Культурный отдых. К тому же за деньги.
Опять я развел нытье и политику, но как иначе? Ведь если любишь, то и болит. Мне и Москва болит.
Лучше я про искусство. Любимый тушинцами русский художник – Иван Шишкин. В 1866 году в Братцеве, селе, которое находится возле впадения в Сходню реки Братовки, побывал художник Иван Шишкин. И написал картину «Полдень. Окрестности Москвы. Братцево». Братовка и сейчас в Сходню впадает.
Короче говоря, так. На «Сходненской» садитесь в троллейбус и едете до конечной, до Братцева. Идете к МКАД. Слева от вас раскинутся усадьба Братцево и парк. Хорошее очень место для гуляния. Переходите МКАД, еще на мосту видите речку Сходню. Сворачиваете направо и спускаетесь к реке. Переходите мостик и поворачиваете налево. Идете вдоль чудного берега и видите, как из трубы под МКАД Братовка впадает в Сходню. Братовка по нашу, тушинскую, сторону МКАД течет открыто, там тоже отличные для гуляния места. Но вы идете вдоль Сходни. То есть слева от вас Сходня, справа – МКАД. Доходите до трубы. Здоровенная такая труба через Сходню. На обратном пути, когда будете уже пьяный и смелый, наверняка захотите пересечь Сходню по трубе. Пересекайте. Но будьте все же осторожны, хотя и труба широкая, и Сходня сейчас неглубока. Так вот, идете дальше, видите небольшой пруд. Он образован плотиной. Если доплыть (совсем недалеко), можно встать под Тушинский водопад. Внутри водопада, глядя на могучую стену воды…
Нет, такое надо испытать, описывать глупо.
Больше всего тушинцы любят литовцев и латышей. Потому что многие улицы в Тушине названы именами латышских и литовских деятелей политики и культуры. Есть, правда, активисты, которые хотят их переименовать. Даже новые названия предлагают. Например: улица Полярников (вместо бульвара Яна Райниса), Буранная (вместо Фабрициуса), Сходненский Ковш (вместо Донелайтиса), Варлама Шаламова (вместо Вилиса Лациса), Братцевский спуск (вместо Саломеи Нерис).
Названия хорошие. Все по делу. Но, к счастью, в Москве, насколько я знаю, действует закон, запрещающий переименование улиц. Исключения возможны лишь при возвращении им исконных названий. А упомянутые названия как раз исконны.
Небольшой ликбез.
Кристионас Донелайтис (1714–1780) – литовский поэт и богослов, зачинатель литовской литературы, пастор. При жизни его произведения распространялись в рукописях. Литовский Гомер и Пушкин в одном лице.
Ян Райнис (1865–1929, настоящая фамилия – Плекшанс) – латышский поэт, драматург, классик латышской литературы.
Ян Фабрициус (1877–1929) – латышский революционер, участник Первой мировой и Гражданской войн. Воевал против Мамонтова и Деникина, погиб в автокатастрофе. Повезло. А то бы расстреляли.
Саломея Нерис (1904–1945, настоящая фамилия – Бачинскайте, по мужу – Бучене) – литовская поэтесса, переводчик Пушкина, Тургенева, Горького, Ахматовой. Кавалер ордена Отечественной войны I степени, лауреат (посмертно) Сталинской премии.
Вилис/Лацис (1904–1966) – латышский писатель, народный писатель Латвийской ССР, лауреат двух Сталинских премий.
Много их было, кто в Тушине жил. Всех не назвать, да и не надо. Покрышкин, например. Или Игорь Сукачев. Как-то утром, похмельный, стою у метро «Тушинская», пью воду газированную из автомата. Помните такие? 1 коп. – стакан без сиропа и 3 коп. – стакан с сиропом. Если вы, конечно, олигарх, хотя тогда так не говорили. Так вот, пью без сиропа. Рядом парень стоит. Тоже пьет, тоже без сиропа. Выпил, пошел куда-то. А меня девочка моя, которая рядом стояла, в спину толкает и шепчет страстно: знаешь, кто только что тут воду пил? Игорь Сукачев!
Вот. А в ДК «Красный Октябрь» на Вишневой улице выступал Виктор Цой. В эротическом (западном, но снятом в СССР, с русскими актрисами) фильме «Секс и перестройка» есть эпизод. Там и Цой, и ДК «Красный Октябрь». Еще помню, в те же годы были шумные уличные митинги про Тельмана Гдляна. Вы его помните? Нет, конечно, а вот поэт Емелин, живший тогда еще в Тушине, говорил мне, что тоже там ходил, что-то хорошее про перестройку говорил и думал. Как и я. Жаль, не встретились. Точнее, хорошо. А то бы напились как свиньи, а тут же того… перестройка… Тельман Гдлян.
Самый знаменитый из тех, кто жил в Тушине, – конечно, Варлам Шаламов. Только он не жил тут, а умирал. Он умирал в Тушине, в пансионате ветеранов труда № 9 (кажется, он от Литфонда, но не уверен). Находится на улице Виллиса Лациса, дом 2. Рядом, кстати, роддом. Очень символично. Не знаю, был ли роддом в то время, когда в доме престарелых умирал Шаламов, возможно, уже и был. А я в шаламовском доме престарелых дважды бывал. Один раз – в 1992 году, пьяный. Провожал свою тогдашнюю девочку до дома, на улице Виллиса Лациса, конечно, сидели с ней на лавочке, то да се. Она домой пошла, а я, пьяный, заблудился, видно. Проснулся утром в незнакомом доме, на кушетке, в коридоре, кажется. Видимо, проник на территорию, сторож увидел, сжалился.
Отвлекусь. Я, кстати, подобным образом и в Театре на Малой Бронной ночевал. Пошел пьяный на спектакль (не помню, какой, тогда по студенческому билету Литературного института бесплатно пускали), ну и уснул где-то. Охранник утром только спросил строго: «Ты не курил?» Нет, говорю. «Ну, молодец», – обрадовался охранник.
Но я опять отвлекся. Второй раз я был в том доме престарелых в году примерно 1999-м. От газеты «Книжное обозрение». Главный редактор любил «актуальные репортажи». Сходи, говорит, узнай, что читают в домах престарелых. Я и пошел. В единственный знакомый мне дом престарелых, тем более что я знал: по легенде, там умирал Шаламов. Ну, походил, взял интервью, водили меня в библиотеку. Говорили, что у них много читают, есть даже те, у кого книжки стихов когда-то выходили (возможно, и впрямь от Литфонда). Я и про Шаламова спросил. Ответов не помню, где теперь мое интервью? В газете. Но где тот номер газеты, как его искать? Но вроде мне сказали, что умер Шаламов не у них. И еще сказали, что те, кто покрепче, у них на первых этажах, а совсем тяжелые – на последних. Чтобы поближе к небесам. Без улыбки сказали.
О том, как умирал Шаламов, написала Елена Захарова. Она врач и переводчик, и ее выступление на Шаламовских чтениях 2002 года так и называется: «Последние дни Шаламова». Вот небольшой фрагмент:
«И вот мы пришли в Дом для инвалидов и престарелых № 9. Надо сказать, что в то время я уже была студенткой пятого курса мединститута, подрабатывала фельдшером на скорой, кое-что повидала и считала себя опытным человеком. Но то, что я увидела, в рамки моего опыта не укладывалось. В маленькой палате стояло две койки, две тумбочки и стол. Грязь, запах. Два старика (у В. Т. в то время еще был сосед) – один неподвижно лежит на кровати, другой сидит на полу рядом с голой, незастеленной койкой, одет в какое-то тряпье, изможденный, все время дергается, лицо асимметричное. С ним-то отец и поздоровался очень громко. Старик крикнул что-то совершенно неразборчиво и взмахнул рукой, в которой была зажата погнутая алюминиевая кружка. (…) Я думаю, что В. Т. считал себя заключенным, да, собственно, он им и был. Поэтому он срывал с кровати постельное белье – протестовал, как мог, повязывал полотенце на шею, чтобы не украли сокамерники…»
А умер Шаламов и впрямь не там. Его перевозили в другое место, вероятно, еще хуже. Она заболел и умер.
Была такая газета в начале 90-х. Сначала краеведческая, с уклоном в национализм, потом краеведения становилось все меньше и меньше. Наконец она стала называться «Русский пульс». И сгинула. Признаюсь, читал там не только краеведение. Она была невероятно забавна, жаль, вместо тушинского сепаратизма увлекалась обычным русским национализмом. Ох и времена были. Все было можно. И то, что там писали, – пусть и было порой людоедским, но то была настоящая свобода. Смешно, но редактором ее был поэт Фомичев. А в Тушине есть улица Фомичевой. В честь Героя Советского Союза, командира эскадрильи бомбардировщиков Клавдии Яковлевны Фомичевой.