– Чтобы оставил в покое! Мне не нравится насилие! Он считает, что я люблю БДСМ и пытается меня использовать. Но я не хочу! Подкараулил в подъезде и укусил!
Николя продемонстрировал следы от зубов на шее.
– Ты говорил ему, чтобы отстал?
– Конечно!
Николя выглядел настолько расстроенным, что я согласилась помочь.
– Ладно, скажи, как его найти.
Бар «Ирис», где околачивался Клоп, оказался маленьким и грязным. Сточное место на улице Мира. Неприятно переступать порог притона ставропольских наркоманов, воров и алкашей, но защитить Николя было важней.
Клоп оказался таким, каким описал его мой друг: плотного телосложения, с грубыми чертами лица и металлическим кольцом в носу. Он тянул из высокого стакана пиво и смотрел карими глазами в пустоту. За круглым столиком рядом с ним никого не было.
В дальнем углу шумела компания подвыпившей молодежи.
Я подошла и села напротив Клопа. Его черная кожаная куртка была с длинной бахромой, свисающей с пелерины. Трискелион в виде нашивки украшал правый рукав: три бегущие неведомо куда ноги, а посередине круг, разделенный на системы вращения. Ботинки с тяжелыми железными пряжками торчали из-под стола как носорожьи морды.
– Чего надо? – глухо произнес он.
Клоп видел меня впервые в жизни и мог создать любую иллюзию согласно внутреннему багажу знаний. На мне были платок, завязанный по-пиратски, и дубленка с искусственным мехом.
– Сам как думаешь? – спросила я, наслаждаясь процессом.
Мне нравились игры. Иногда я бываю воином, а иногда чародейкой. Кем я буду сегодня, знает только Аллах.
– Говори или иди отсюда. – Клоп глотнул пива.
– Я скажу, а ты послушаешь.
Улыбки оказалось достаточно, чтобы сидевший передо мной человек отставил стакан и заглянул в мои глаза.
– Чего так? – усмехнулся Клоп.
Видимо, его, как и меня, происходящее весьма забавляло. Я приподняла штанину и вытащила из сапога кинжал.
– Он легко войдет в твое горло, – сказала я, продемонстрировав клинок и продолжая улыбаться.
Клоп непроизвольно отпрянул, а затем презрительно сжал губы. По его лицу пробежала тень.
– Ты не заговаривайся, – ледяным тоном произнес любитель БДСМ, – не то сама на него напорешься.
– Хочу, чтобы ты понял, – ласково сказала я, – мне терять нечего. За друга я могу убить.
– Кто твой друг? – наморщил лоб собеседник.
– Ты знаешь. – Кинжал вернулся в ножны. – Это Николя.
– Эх, вот в чем дело. – Клоп громко хлопнул ладонью по столу. – Никогда еще за педика не вписывалась сумасшедшая девушка.
Бармен выглянул из-за стойки и спрятался. На руках Клопа были черные митенки – перчатки без пальцев.
– Не стучи. Я десять лет была на войне. Что твой хлопок по сравнению с бомбами?
Клоп разглядывал меня с неподдельным интересом, вероятно, потому, что впервые видел нечто подобное.
– Давай по-хорошему. Зачем тебе это? – спросил он.
– Он – мой друг.
– И все?
– Можешь считать его моим братом.
Шумно вдохнув, Клоп сделал большие глаза.
Я собралась уходить. Энергетика таких мест – словно сажа: долго мне не вытерпеть.
– Погоди. – Клоп попытался меня остановить.
– Мне пора!
Выходя из «Ириса» с кинжалом в сапоге, я мысленно представила ситуацию, в которой мне придется дать отпор взрослому мужчине, и меня это не испугало. Позабавило. Мы блуждаем по мирам и играем в игры. Ныряем из одной жизни в другую, строим мосты из энергий, рушим заоблачные замки.
Снег хрустел под моими сапогами. Его хруст заставлял идти медленно, наслаждаясь каждым прожитым мгновением.
У автобусной остановки меня догнал Клоп.
– Я поговорить! Интересно стало, кто ты такая. Николя рассказал обо мне?
– Сказал, что ты любишь причинять боль.
– Ты ничего не знаешь об этом, – нахмурился Клоп. – Позволь объяснить.
– Позволяю.
– Тебе обязательно нужно попробовать. Иначе ты никогда не узнаешь, нравится тебе это или нет.
– Здесь и пробовать нечего. Вся страна этим занимается: нижних гораздо больше, чем верхних.
– А ты сечешь в нашем деле! – усмехнулся Клоп. – Ничего, если я закурю?
– Моя мать и Николя курят. Я смирилась.
– Признала их господство?
– Ха-ха, господство и подчинение! – хихикнула я.
– Смеешься по глупости. Твоя мать курит, а моя, когда мне было семь, начала приводить домой пьяных дружков. Мы жили в однокомнатной квартирке под самой крышей. Чтобы я не мешал ее утехам, меня избивали и швыряли на кровать. Рядом с кроватью мать ставила швабру щеткой вверх и набрасывала поверх нее штору. Я лежал, не смея шелохнуться. Шепот, стоны буквально в метре от меня заполняли комнату. Вначале я зажимал уши, жмурился и прятался под одеяло. Но со временем мне стало интересно, почему мать просила ночевавших у нас мужиков ублажать ее тем или иным образом. Найдя в шторе дырку, я наблюдал за происходившим. Матери нравилось, когда кто-то из мужчин причинял ей боль. Их она кормила утром не яичницей, а оладьями с кленовым сиропом. В двенадцать я сбежал из дома. Выжил на улице и понял, кто я.
– Мой автобус придет через пять минут.
– Это все, что ты можешь мне ответить?
– Я собиратель историй. Твой рассказ упал в копилку и растворился. Что я с ним сделаю? Жизни не хватит все описать.
– Откуда у тебя кинжал?
– Когда я ходила в грозненскую школу, старый нож для хлеба помог найти понимание с чеченскими детьми. Кинжал помогает поладить с русскими взрослыми.
– Ты забавная. – Клоп всем своим видом показывал, что расположен к дальнейшей беседе. – Посмотри фильм «Ночной портье» и возвращайся!
На мое счастье, подошел автобус. Войдя в салон, я оглянулась: Клоп на прощание взмахнул рукой в черной кожаной митенке, и я невольно улыбнулась в ответ.
Несмотря на строжайший запрет матери, я продолжала общаться с Николя. Он радовался и благодарил, сообщив, что Клоп перестал караулить его у дома. Мы вместе смотрели фильмы и слушали музыку. Из-за войны я столько пропустила, что казалось, целая эпоха прошла мимо: имена голливудских звезд были мне неизвестны, музыкальные хиты я воспринимала как нечто диковинное. Пожалуй, я разбиралась только в арабских танцах, близких нашей кавказской культуре. Николя старался заполнить пробелы, переписывая мне свою коллекцию на дивиди. Он научил меня играть в компьютерные игры, а когда я прошла самый сложный уровень, до которого он так и не добрался, Николя долго хвалил меня за упорство и талант.
Он звонил каждый день и рассказывал новости.
– Нашлась работа администратора в фотостудии. Телефон и электричество в квартире Короля-Эльдара отключили за неуплату, поэтому я ухитрился позвонить тебе с новой работы, – сообщил мой друг.
Николя интересовали мои отношения с Денисом.
– Вы целовались? Ты почувствовала его? – спросил он.
Я загадочно подышала в трубку, напустив как можно больше тумана, и ничего не ответила.
– А я вчера был в гостях у родителей Захара, – сказал Николя. – Оказывается, милиционеры, от которых нам в прошлую пятницу пришлось убегать, были подосланы Юрием Натановичем и Натальей Федоровной! Милиционеры гонялись за нами по супермаркету «Мухомор», мы еле спаслись, спрыгнув со второго этажа. Хорошо, внизу были мягкие сугробы! Родители Захара не могут успокоиться и пытаются отправить его в армию!
– Ты не сломал руку или ногу? – испугалась я.
– Нет. Но кожу на пальцах ободрал, а у Захара ушибы. Мы убежали. Как только за столом выяснилось, что виноваты родители, я сразу устроил скандал.
– Да ну? – изумилась я.
– У меня нервы сдали. Сколько можно травить нас?!
– Как вел себя отец Захара?
– Полез драться и угрожал, забыв, что сам попросил о примирении месяц назад. «Мы любовники! – кричал я им в лицо. – Я покончу с собой, если Захара заберут в армию». Юрий Натанович и Наталья Федоровна все равно настаивали на армии и последующей военной карьере. А моя смерть им только на руку – так они сказали.
– Что собираешься делать?
– Я решил, что мы с Захаром пойдем на медкомиссию вместе и признаемся в гомосексуальности. Не имеют права забирать геев в армию.
– Неужели пойдешь и признаешься? Вдруг будет хуже?
– Думали над этим. Но, кажется, хуже уже некуда.
– Я буду молиться за вас.
– Спасибо, сестра.
Это трогательное слово напоминало детство: в Чечне бородатые суровые боевики тоже обращаются к чужим женщинам «сестра».
Зная, что моя семья без дома, я стремилась найти в ближайших селах сарайчик без удобств, чтобы поселить мать. В городах или поселках приобрести жилье в кредит (а кто его даст без работы и прописки?) было невозможно.
Так я набрела на объявление и узнала о захолустье в лесах, под городом Светлоградом. Село в несколько улице названием Безродное. Ехать пришлось далеко, мы долго плутали, попали в жуткую вьюгу, а в итоге оказалось, что у хозяйки халупы нет документов. Несчастная, не зная, как продать в Безродном свое имущество, изначально нас обманула. Вместо документов на халупу женщина попыталась всучить нам бумажку на огород!
Село Безродное лежало среди неухоженных проселочных дорог и бескрайних полей. Расстроенные, мы шли назад под разыгравшейся вьюгой. До ближайшего поселка было двенадцать километров, и нам пришлось преодолеть их пешком. За три часа мимо проехала всего одна старая «девятка». Но и она не остановилась. Из поселка до Ставрополя нам удалось добраться к ночи.
Несмотря на усталость, мать как заведенная читала газету «Все для вас» в надежде найти еще варианты.
– Пока есть прописка, можешь взять еще один кредит. Купим дом, а затем ты найдешь работу.
– В селе нет работы.
– Не буду жить на улице, покончу с собой, – твердила мать.
Пришлось уступить и продолжить бесполезные вылазки в близлежащие села.
Государственные банки, конечно, не предоставили бы нам кредит, но был один частный, дававший ссуду под тридцать шесть процентов в год.
После неудачи в Безродном мы отправились в село Старая Марья. В газетном объявлении было указано, что цена дома – тысяча долларов. Это было чересчур дешево. Мама перед дорогой покричала, поплакала, затем закрыла лицо руками, съела миску своего горохового супа, а потом и мою долю, успокоилась, и мы вышли под снег с дождем.