Она опиралась на мою руку и постанывала от головной боли.
– Никакие правозащитники и журналисты не интересуются реальными историями пострадавших, – стенала мама. – Они мастерят свои версии, согласованные с нужными людьми.
– Кого интересует правда о геноциде, о том, что на войне убивают всех подряд, а не один Богом избранный народ? У журналистов своя забота: сделать собственную карьеру на наших войнах, не учитывая голосов свидетелей, – согласилась я.
Ноги промокли. Лужи и грязь – типичное явление для дорог, где вместе со снегом сходит асфальт, и создается впечатление, что здесь только что бомбили «мессершмитты».
– У нас будет вдоволь еды? – волновалась мать. Ее глаза – это глаза человека, который знает, что такое голод. В отличие от тех, кто притерся к кормушкам, мы никогда не получали помощи.
Скрипучий автобус довез нас до Старой Марьи. Увы, объявление оказалось обманом: крошечная халупа на краю села представляла собой руины.
– По цене же понятно, что я продаю только прописку, – заявила нам, подбоченясь, хозяйка. – Нормальный дом стоит миллион рублей!
Это было правдой. Но государство не давало чеченским беженцам денег, чтобы купить жилье, которое стоило миллион. Все кругом врали, поэтому мы не стали ругать наглую женщину, а просто повернулись и поплелись через все село на автобус, который пришлось ждать около пяти часов.
Создалось впечатление, будто мы побывали в помещичьей деревне и видели крепостных. Сельчане были несчастны, дики и необразованны. Несмотря на изматывающую боль в ногах, которая, по всем признакам индийской мудрости, должна была отвлечь мое сознание, я ни на минуту не переставала думать, куда исчезают деньги в нашей стране. Почему деревни и города на периферии в таком состоянии? Несопоставимые с ценами на продукты смехотворные пенсии и пособия держат людей в черном теле и заставляют чувствовать себя узниками и заложниками.
После пережитого мы с матерью могли бы начать совершать преступления, заявляя, что слишком долго страдали. Но есть мораль. Она выше любого страдания. Испытания даются человеку от Господа, и только тот, кто пойдет путем Иисуса и не ответит на них злом, будет спасен.
– Ты должна воровать, чтобы выжить, – посоветовал Николя, позвонив поздним вечером.
– Нет! Я никогда не разделю участь вора, проститутки или убийцы. Никогда. Лучше мне умереть, – ответила я.
Ночью в мой сон пришел межгалактический демон. Капитан сказал, что у него есть шхуна, способная рассекать звездное небо.
– Паруса на моем судне сотканы из грешных человеческих душ. Подгоняемые солнечным ветром, они несут шхуну по волнам галактик.
– Тебе не жаль души? – спросила я.
– Возлюбленная, ты совсем ничего не помнишь, – посетовал Капитан. – В другом пространстве, где на облаках построены замки с зубчатыми башнями, я был твоим мужем. И я по-прежнему люблю тебя. Зачем ты отправилась покорять мир людей? Вернись домой!
Капитан сформировался из частиц света и принял необычайно привлекательный облик. Я ощутила, как забилось мое сердце и неожиданно пробудились чувства. В мире людей я не испытывала такого огня. Я поняла, что до сих пор влюблена в межгалактического демона, и проснулась с надеждой, что он придет снова.
Весной в Ставрополь на несколько дней приехала тетушка Юлия из Москвы. Она остановилась у своей давней подруги, падчерицы прокурора Пилата, и мама вечерами пропадала у них в гостях. Они рассматривали альбомы с пожелтевшими от старости фотографиями, а я нашла подработку няней и гуляла с очаровательными двойняшками. Заработка хватало на еду, а долги за аренду жилья и компьютер росли. Виктор и Диана терпели, а банк начислял пени.
В мои домашние обязанности входило готовить ужин, и я исхитрялась варить суп из перловки и делать галушки без мяса, посыпая тесто чесноком.
Николя позвонил как раз в то время, когда я колдовала над кастрюлькой.
– Заходи. Мамы нет, – сообщила я.
Одежда на нем была изорвана, а его самого била дрожь.
– Ох, – вздохнула я.
– Мы решили попробовать перемены, разнообразить сексуальную жизнь, – заявил Николя с порога.
Его потрепанный вид соответствовал вышесказанному.
– Как ты мог до этого опуститься? – спросила я.
– Где тебе понять, чеченская девственница?! – огрызнулся он. – Мы хотим жить в свободном мире!
– Дожили!
– Ты сочувствуешь мне или нет?
– Сочувствую! Он сел на стул.
– Захару нужны перемены, иначе наша пара развалится.
– На его месте я бы любила только тебя.
– Правда?
Щеки Николя заалели.
– Да, – ответила я. – Но ты ведь не любишь девчонок.
– Не люблю, – согласился Николя. – Только девчонок-друзей принимает мое сердце.
Я налила ему кофе.
– Послушай, – сказал он, – мы же им поверили!
– Кому?
– Захар и я познакомились на сайте с геями. Пара давно живет в Ставрополе. Богатые. Они иногда практикуют обмен партнерами. Это называется «свинг».
– Э-э-э?
– Свингеры они!
– Натуральные свиньи, судя по всему.
– Нечего тут шутки шутить! Со словом «свинья» ничего общего! Это просто так называется.
– Я вижу. Куртка у тебя порвана, сам охаешь и к тому же пытаешься лекцию читать. Браво!
– Ну, сестрица, ты безжалостна.
– Спасибо, милый.
– Итак, пошли мы в ресторан. Они заказали выпить и поесть. Я и Захар думали, все будет по обоюдному согласию. Если мы не захотим заниматься с ними сексом, то откажемся. После ресторана они пригласили нас к себе.
Николя обиженно засопел, чтобы вызвать больше сочувствия, но я, как и прежде, помешивала в кастрюльке суп.
– Когда к ним приехали, все вышло не так, как предполагалось.
– А как?
– Захару что-то подмешали в выпивку, он вырубился, и они утащили меня в спальню. – Николя заплакал.
– Нечего верить мужикам!
– Тебе меня жалко?
– Жалко! Хотя, согласись, ситуация пропитана юмором.
– Никакого юмора! И пропитана она точно не им! – Николя бросил в меня деревянную поварешку. – Ты злая! Они воспользовались мной по очереди! Посмотри, что с моей одеждой! Я этого не хотел!
Поймав поварешку в воздухе, я ответила:
– Послушай, Николя. Что бы ты сейчас ни говорил, вероятность того, что тебя опять изнасилуют, была. И, признайся, тебе это нравится. Может, мы зря прогнали Клопа?
– Нет, не нравится. – Николя хотел поспорить, но почему-то не стал. – И даже если так, это все равно насилие.
– Что Захар сказал?
– Они его не тронули. Посадили нас в такси, он еще сонный был, и отправили домой. Я сразу – к тебе, а он со мной не разговаривает. Во всем меня обвинил.
– Будете еще встречаться с этими ребятами?
– Упаси бог! Что ты мелешь?
– Тогда надевай мою пижаму. Твою одежду почистит стиральная машина. А куртку я зашью.
Николя просиял. В моей белой пижаме с золотыми листьями он был похож на юную леди из позапрошлого века. На полу рядом с ним возились кошки. Полосатик играла с клубком шерсти, а Одуванчик громко и протяжно требовала есть. Мы отдали ей немного вчерашнего супа с макаронами, и кошка довольно заурчала.
Вернувшаяся от тетушки Юлии мама не стала поднимать скандал, увидев Николя. Она сдержанно поздоровалась, забрала ужин и прошла к телевизору. А мы с Николя перетащили компьютер на кухню и до утра слушали в наушниках испанские песни Хуанеса.
– С Денисом у тебя ничего не вышло? – спросил Николя.
– Мы решили повременить с отношениями, – слукавила я.
– Найдем тебе другого парня.
– Можно подумать, это легко.
– Хочешь, я тебе кое в чем признаюсь?
– Слушаю.
– Я скопировал все твои пароли. Тебе написал симпатичный мужчина из Германии по имени Алекс, а я переписывался от твоего имени и поссорил тебя с ним.
– Что за глупость?
– Но переписку с Денисом я не тронул!
– Зачем тебе нужно было портить отношения с неизвестным мне Алексом?
– Я не хочу, чтобы ты тратила на людей свое время. Я люблю Захара как любовника, а тебя – как друга.
Николя взял меня за руку.
– Не рви сердце. – Я отняла руку и уставилась в экран монитора. – Давай найдем хоть кого-нибудь, чтобы у меня было свидание.
Сорокадвухлетний сотрудник ставропольской администрации по имени Эдуард прислал мне открытку с сердечком на сайте знакомств.
– Этот подойдет? – спросил Николя.
– Пожалуй.
Николя быстро застучал по клавиатуре, и, пока я заваривала черный чай с бергамотом, он уже обо всем договорился.
– Свидание завтра, в полдень.
– Молодец! – похвалила я друга.
День выдался погожим, зима начала сдавать свои позиции неожиданно рано.
С Эдуардом я встретилась у статуи ангела на центральной площади. Он пришел раньше и ждал меня с пурпурной розой в руке. На нем было длинное черное пальто нараспашку, а под ним – белоснежная рубашка. Признаться, я очень растерялась: о чем говорить с человеком, которого не знаешь?
– Рад вас видеть, – сказал Эдуард, вручая мне розу.
Я отметила, что он обращается на «вы», и это меня порадовало.
Мы пошли через площадь, и сразу выяснилось, что он читает книги по древнеримской истории, занимается йогой и карате. И главное, конечно, – работает в администрации. Той самой, откуда нас с мамой однажды выгнали, когда мы, беженцы, обращались за помощью.
Вместе с Эдуардом я бродила вдоль сохранившейся крепостной стены с бойницами и рассказывала про срезанную осколком снаряда голову. Исполинский памятник солдату-красногвардейцу у смотровой площадки навевал истории о войне. Воспоминания юности казались мне уместными, чтобы поделиться ими на первом свидании. Плавно мы перешли на «ты».
– Зачем ты говоришь об этом? – спросил Эдуард.
– Потому что ничего другого не знаю.
– Ясно.
Наверное, мои рассказы приводят людей в шок, подумала я, глядя на подергивавшееся лицо мужчины.
– Пойдем в кафе, – предложил Эдуард.
Он накупил пирожных и халвы, чему я несказанно обрадовалась.