– Куда ты решил свернуть на этот раз?
– Что?
– Зачем тебе женщины?
– Я никогда больше не встречу такую, как ты! Я думаю об этом каждую ночь, когда держу его в объятиях. Понимаешь?
– Нет, не понимаю! Да как тебе в голову пришло такое предательство?
– Ты особенная. – Захар сделал паузу. – Я предлагаю тебе стать моей женой!
У меня сдавило горло.
Захар по-своему расценил мое замешательство, потому что подбежал ко мне и попытался поцеловать. И ему это удалось бы, если бы не полотенце, которым мама гоняла кошек и которым я успешно смогла привести в чувство Захара.
– Ой! – вырвалось у него. – Больно!
– Теперь послушай меня, – сказала я, усевшись на табуретку. – Я люблю Николя и уважаю его выбор. Его выбор – это ты. Ты являешься смыслом его жизни. Нельзя предавать. Никогда. Никого. Тем более – свою любовь.
На Захара было жалко смотреть. Он закрыл лицо руками.
– Надеюсь, Николя не знает о том, что ты пришел сюда?
– Я не могу без него, не могу без тебя! Я с ума сойду!
– Попьем чай – и отправляйся домой. Не расстраивай Николя своими легкомысленными поступками. Твои чувства ко мне – временное помутнение рассудка. Знаешь, почему вы мои самые-самые лучшие друзья?
Захар поднял голову, и я увидела, как из его синих глаз катятся слезы.
– Потому что, – продолжила я, – мне все равно, что он – стопроцентный гей, а ты – бисексуал. Мне все равно, что вы смотрите порно и меняете партнеров ради сексуальных экспериментов. Для меня прежде всего вы – люди! Те самые, которые шли по замерзшей трассе сквозь метель, погибая от холода, и самым горьким для вас была разлука. Она была страшней смерти!
– Это случилось давно, – грустно сказал Захар. – Много воды утекло с тех пор, уже не вспомнить тех ощущений. Тогда ток шел по венам, а сейчас – пустота и мрак. Я мечтаю о семье и детях.
– Поедете в Голландию и усыновите ребенка.
– Николя не хочет детей.
– Это ему сейчас так кажется. Когда возьмете, он души в ребенке чаять не будет.
Запах свежезаваренного чая разлился по кухне. Часы гулко пробили пять вечера. И если бы жив был мой прапрадед, то распознал бы, что показывает барометр, который чертил своими стрелками нечто таинственное.
Дождь за окном усилился, словно сумрачное небо плакало из-за несчастной любви.
Захар в мокрой ветровке и промокших насквозь джинсах взял горячую чашку с чаем, в котором плавала, как спасательный круг, долька лимона, и задумался. А потом неожиданно произнес:
– Я написал письмо и оставил его на столе.
– Что ты сделал?
– Я написал о том, что земная любовь – это отрезок пути, по которому идут двое, а затем им нужно расстаться, чтобы пробудиться вновь. Я попрощался с Николя.
– Ну разве ты не идиот?! – Я заметалась по кухне. – Где моя куртка?
– Что? – спросил Захар. – Что не так?
– Все не так! – вскричала я. – Ты убил его! Убил! Нельзя, чтобы он нашел письмо.
Я схватила куртку, правда, не свою, а мамину, и, накинув ее на домашнее платье, поспешила к двери.
– Может быть, мы еще успеем!
До их дома ехать было долго, автобус в наших краях ходил нечасто, и это означало: если будем ждать – потеряем драгоценные минуты. Придерживая капюшон, я бежала так быстро, что Захар едва успевал за мной. Он промочил ботинки, а мои легкие туфельки без каблуков то и дело зачерпывали из луж грязную, пенящуюся воду.
Нам повезло поймать у Нижнего рынка маршрутку.
Оказавшись у нужного дома, я остановилась, чтобы отдышаться, а Захар начал искать ключи. Мы поднялись на лифте в квартиру. Комната Фроси была заперта, а комната Захара и Николя – распахнута настежь. Окно – открыто. Письма на столе не было. На всякий случай Захар заглянул за полки, но бумага как испарилась.
– Письмо могло унести ветром или Николя его все-таки нашел, – сказал Захар.
– Что теперь делать?
– Я себя паршиво чувствую.
Где искать Николя, мы не знали. В такой дождь он мог отправиться куда угодно.
Зазвонил мобильный телефон. Я сразу подумала, что это мама, которая не обнаружила меня дома и теперь собиралась требовать отчета.
– Мне пора. Жди его.
– Ладно, – согласился Захар. – Он походит, побродит и придет. Не верь ему, если позвонит и начнет петь о смерти. Он делает так каждый раз: давит на жалость. Все с ним будет в порядке.
Возвращаться по темноте мне пришлось одной, и, дойдя до почтового отделения, я поняла, что телефон подал признаки жизни.
– Да! – сказала я.
Слова в трубке были едва различимы, они смешались с дождем и ветром.
– Кто это?
– Он ушел к тебе… правда? – спросил Николя.
– Иди домой!
– Я не вернусь! С меня хватит! Письмо Захара у меня!
– Немедленно возвращайся! Это письмо – розыгрыш! Шутка!
– Нет! Не шутка!
– Захар никуда не ушел!
– Это обман!
– Где ты?
– На крыше.
– На какой еще крыше?
– В «Хризантеме».
«Хризантема» располагалась в высотном здании. Это был новый супермаркет в центре города.
– Как ты туда попал?
– По лестнице. Я не вернусь. Не буду жить. Adios! Николя выключил телефон.
От почты до «Хризантемы» было примерно четыре минуты. Бегом.
На крыше стоял Николя и смотрел вниз. Не раздумывая, я взлетела на чердак. Свет квадратом мелькнул в темноте, и на крыше нас оказалось двое.
Он прокричал сквозь пелену дождя:
– Не подходи! Не вздумай меня отговаривать! Как же я ненавижу этот мир! Пусть он провалится в преисподнюю! Здесь все равно живут черти! Да-да! Не в каком-то мифическом аду, а именно здесь… Больше я не выдержу! Нет!
Ноги скользили, и я боялась, что от высоты закружится голова.
– Николя! Ты нам нужен!
– Живите сами! – ответил Николя. – Пошло оно все… Единственный человек, которого я люблю, оставил меня.
– Послушай, – я старалась приближаться к нему мелкими шажками, – все наладится. Однажды ты купишь себе дом. Не будешь больше ночевать в подъездах. Не будешь зависеть от родственников.
– Я больше так не выдержу…
– Не играй со смертью!
– И пусть!
– Нет! Ты нам нужен! Забудь про письмо.
– Ты сказала, что это шутка?
– Да, я так и сказала.
Дождь внезапно перестал, но я озябла и стучала зубами.
Николя, в мокрой одежде, с растрепанными волосами, сел на самый край крыши.
– Ты передумал прыгать? Иди сюда!
– Сама иди сюда!
Я подошла, обняла его и поцеловала в щеку.
– Ты не можешь оставить меня одну в этом мире. Мне нужен брат!
– Ты бы прыгнула вместе со мной?
– Я не могу отпустить тебя.
Он обернулся и заглянул мне в глаза.
– Ты знаешь, что я гей, что я вор и что я не могу жить без таблеток. Ты считаешь меня хорошим человеком?
– Самым лучшим, Николя. Есть поверье, что в день Страшного суда ни святому, ни грешному не представится возможности заступиться перед Всевышним за своего ребенка и за родителей. Только сестра и брат смогут попросить друг за друга.
– Не могу жить без таблеток. Судороги сводят руки и ноги. Мне прописали их от панических атак, но рецепт закончился.
– Мы достанем тебе любые таблетки.
Я вывела его в подъезд. Там было гораздо теплей, и, присев на ступеньки, мы попытались согреться.
– Со смертью нельзя шутить, – сказала я. – Она помнит всех, кто ее позвал.
– Я знаю, – ответил Николя.
– Несостоявшиеся самоубийцы часто попадают под машины. Никогда не играй в эти игры.
– Я несколько раз пытался уйти и не смог. Мой отец выстрелил в себя и не умер. Потом ему поставили диагноз: рак крови. Он сгорел на наших глазах, а умирая, завещал нам жить.
– И ты изволил меня пугать, что бросишься с крыши?
– Я и Захару так сказал. Пусть знает, что мне не нужна жизнь без него.
– Он знает. – Опасную тему я решила обходить стороной. – Нам пора возвращаться, иначе меня мать изобьет. Представляю, что она думает. Не могу ей позвонить: закончились деньги.
– У меня тоже ноль на счету.
– Пора выбираться отсюда!
Мы спустились по ступенькам, которые так жалобно скрипели под ногами, что казалось, это плачут щенки, замурованные в камни.
На улице проносились машины, окатывая незадачливых пешеходов из глубоких луж.
Николя пообещал помириться с Захаром, и я отправилась домой.
Несмотря на то что Николя был старше меня на несколько лет, ему требовались защита и помощь. Он был слишком ранимым и деликатным для нашего мира. Рядом с ним я в двадцать один год чувствовала себя мудрой и старой.
Жизнь на войне сделала меня взрослой, способной принимать непростые решения. Если бы меня спросили, какое самое важное качество в человеке, я назвала бы доброту. Доброта – это все, что нам нужно. Ее так трудно найти и так легко потерять. Храните доброту как зеницу ока. Те, кто творил добро, первыми увидят Христа.
Захар, несмотря на свою харизматичность, был от меня дальше, чем Николя. Он олицетворял собой человека ищущего, сомневающегося и предполагающего.
Если бы общество, которое до сих пор мыслит так же, как в каменном веке, принимало людей с их чувствами и желаниями, в мире было бы меньше зла. Общество, в большинстве своем, осуждает однополые браки. В некоторых странах осуждают не только словами. Пулями. Веревками. Камнями. Общество не принимает семью, не основанную на заветах из священных книг.
Чувство, что нужно защитить Николя и Захара, не покидало меня. Помимо воли я стала человеком, попавшим в любовный треугольник, и мне следовало немедленно исчезнуть, чтобы сохранить их пару.
Пусть они будут счастливы.
Любовь преодолеет все.
Я смогу.
Я смогу.
Я смогу.
Ярослава Пулинович
Ярослава Пулинович родилась в 1987 году в Омске. Жила в Салехарде, Заводоуковске, Пыть-Яхе, Ханты-Мансийске. В 2009 году окончила Екатеринбургский государственный театральный институт (отделение драматургии Николая Коляды).
Лауреат премий «Дебют», фестиваля драматургии «Евразия», «Новая пьеса» (в рамках «Золотой маски»), «Арлекин», «Текстура», «Долг. Честь. Достоинство» и других. Автор двух книг пьес и киносценариев «Победила я» и «За линией». Живёт в Екатеринбурге.