ого как сила, более могущественная, чем человеческая или материальная.
Такова фундаментальная идея истинно традиционного мировоззрения, не позволяющая нам обходить вниманием вопрос материальных завоеваний. Напротив, материальное завоевание —это признак если не духовной победы завоевателей, то, по крайней мере, духовной слабости или своего рода духовного «отступления» побеждённой и теряющей независимость культуры. Там, где действительно присутствовал дух, почитаемый как высшая сила, никогда не было недостатка в средствах, видимых или нет, противостояния техническому и материальному превосходству противника. Но этого не случилось. Отсюда следует вывод о том, что за фасадом каждого народа, порабощённого «современным» миром, скрывался упадок. Если же говорить о европейской цивилизации, то здесь всеобщий кризис принял наиболее острый характер. Здесь деградация, если можно так выразиться, нанесла решающий удар, увлекая за собой другие народы — пусть их инволюция ещё не зашла так далеко, но их традиция уже утратила изначальную силу и, как следствие, они потеряли способность к сопротивлению.
Учитывая эти соображения, второй аспект нашей проблемы возвращает нас к первому — о смысле и возможности деградации, без ссылок на те или иные обстоятельства.
Для его рассмотрения необходимо чёткое понимание ошибочности тезиса о том, что иерархия традиционного мира основывается на тирании правящих классов. Это просто «современная» концепция, абсолютно чуждая традиционному пониманию. На самом деле традиционная доктрина имеет своё начало в духовной практике, описываемой как «действие без действия», она говорит о том, кто «движется, оставаясь на месте»; повсюду мы видим символику «полюса», устойчивой оси, вокруг которой свершается упорядоченное движение (как мы уже писали, в этом и заключается значение свастики, «арктического креста»). Традиционная доктрина всегда подчеркивала олимпийский характер духовности и подлинной власти, действующей не насильственно, а в силу своего «наличия»; наконец, она использовала символику «магнита», и здесь, как мы увидим, лежит ключ к ответу на наш вопрос.
Только в наши дни стало возможным предполагать, что аутентичные носители духа, или традиции, навязывают себя людям, расставляют их по местам и направляют их, — короче, что они «действуют» и имеют какой–то личный интерес в установлении и поддерживании иерархических отношений, в силу которых они выступают в качестве правителей. Это было бы просто смешно и нелепо. Настоящий базис традиционной социальной иерархии — ясное осознание низшими слоями сути иерархических отношений. Не низшие нужны высшим, а совсем наоборот. В основе иерархических отношений лежит идея о том, что в некоторых людях реально существует то, что у всех остальных присутствует лишь в качестве идеала, предчувствия, неясного стремления. Поэтому последних фатально влечет к первым, и подчиняются они, по сути, не чему–то внешнему, а своему истинному «Я». Здесь в традиционном мире лежит тайна готовности к жертве, героизма, верности; и, с другой стороны, престижа, авторитета и спокойной силы, неведомой самому тяжеловооруженному тирану.
Размышляя так, мы приближаемся к решению не только проблемы упадка, но и вопроса самой возможности такого падения. Мы часто слышим, что успех того или иного переворота говорит о слабости предыдущего правителя. Но это лишь одна сторона вопроса. Действительно, сорвавшаяся с привязи собака свидетельствует о слабости цепи, но духовная иерархия, чьё истинное основание мы выяснили, подчиняется совсем иным законам. Эта иерархия приходит в упадок и может разрушиться только при одном условии: когда личность деградирует, используя свою свободу для отрицания духа, теряя связь с любой высшей точкой опоры и существуя «только для себя». Тогда разрываются любые связи, метафизическое напряжение, поддерживающее единство традиционного организма, спадает, а любые усилия теряют своё направление ив итоге выходят из–под контроля. Конечно, вершины сохраняют неприкосновенность и чистоту, однако остальные, словно лавина и масса, теряют своё равновесие и поначалу незаметно, но по мере нарастания темпа неуклонно увлекаются в пропасть. В этом тайна упадка и разрушения любого общества. Европеец сначала уничтожил иерархию в самом себе, искоренив свои внутренние духовные способности, находящиеся в тесной связи с основными принципами традиционного порядка, который затем и был разрушен.
В христианской мифологии есть схожие моменты — падение человека и «восстание ангелов» связаны с обладанием свободной волей. В человеке таится страшная способность использовать свободу для духовного разрушения и отчуждения от всего гарантирующего ему надприродную ценность. Это метафизическое решение: на всём протяжении истории мы встречаем это течение в разнообразных формах враждебного к традиции, индивидуалистического, революционного и гуманистического духа — короче говоря, «современного» духа. Такое решение и является единственной решающей причиной упадка, разрушения традиции.
Понимание этого открывает нам смысл легенд, говорящих о таинственных бессмертных правителях (идея об императоре, спящего под горой Киффхаусер!). Найти их сможет только человек, достигший духовного совершенства. В таком человеке пробуждаются чувства металла, внезапно почувствовавшего неудержимо влекущий «магнит». Ограничимся данной аллегорией, ибо всестороннее рассмотрение древних арийских легенд такого рода увело бы нас далеко за пределы тематики этой статьи. Возможно, в следующий раз мы вернемся к тайне восстановления, к «магии», способной вернуть падшие массы на незримо присутствующие вершины.
Über das Gehemnis des Verfalls //Deutsches Folkstum, № 11, 1938
ДВА ЛИКА НАЦИОНАЛИЗМА
Является фактом то, что мировая война вовсе не истощила процесс формирования национализма как в Европе, так и вне её, а скорее заставила его войти в острую фазу. Поэтому потребность понять смысл этого события полностью оправдана.
В чём состоит смысл современного национализма в контексте философии культуры? На данный вопрос мы хотим ответить следующим образом: в современном национализме существуют два идейно различных и даже противоположных варианта, хотя на практике они часто сочетаются. Один из них следует оценить как форму вырождения и упадка, а другой ведёт к высшим ценностям и представляет собой прелюдию возрождения.
Далее мы попытаемся разъяснить это указание и все вытекающие из него выводы.
Феномен, подобный национализму, можно понять только в широких рамках критической оценки, основанной на общей картине истории.
В этой картине очевидным является следующее: постепенное скатывание политической власти вниз по ступеням иерархии ценностей, в древних культурах отмечавших качественную дифференциацию человеческих возможностей, завершилось. Этот процесс происходил с начала «исторического» времени до наших дней. Для политической истории Европы он имеет особое значение[71] .
Как известно, уже в древнейших традициях проводилась аналогия между политическим и человеческим организмами. В любой высшей органической форме проявления существует иерархическое соединение четырёх различных функций: на низшем уровне присутствуют ещё недифференцированные, неопределённые жизненные силы; ими управляют уже органические функции обмена; они, в свою очередь, вливаются в волю, которая приводит в движение всё тело и руководит им. Надо всем этим находится власть интеллекта и свободы как центр и источник света для всего организма.
Традиции, видевшие в государствах вместо порождённой нуждой случайности высшие и одухотворённые живые организмы, стремились к сходному разделению и иерархической дифференциации сословий и каст. Бесформенная жизненная сила, органическая функция обмена, воля и дух отражались в четырёх традиционных кастах слуг (рабочих), торговцев и земледельцев, воинов и носителей одновременно царской и жреческой власти. Каждая каста по своему положению стояла над другой: массы находились под контролем и управлением тех, кто знал, как использовать хозяйственные и экономические ресурсы. Эти последние подчинялись власти военной аристократии, объединённой вокруг тех, чьё спокойное совершенство свидетельствовало о возможностях, выходящих за пределы человека.
Общественная организация этого типа была знакома древнему миру Востока (Иран и Индия) и Дальнего Востока; к ней отчасти приближались Египет, Греция и Рим. Родственный дух проявлялся в политических доктринах Платона и Аристотеля, и в последний раз мы видели его вспышку в католическом феодальном мире Средних веков.
Важно указать, что такая организация соответствовала качественному критерию и свидетельствовала о формировании высших форм интереса и личности. На Древнем Востоке две высшие касты назывались «дваждырожденными», dwija, и составляли духовную элиту. Воины и знать составляли не столько «политическое», сколько «сакральное» сословие, как и в случае со средневековым рыцарством. Всякая иерархия, основанная только на экономической деятельности, на работе, промышленности и коллективном управлении, ограничивалась двумя низшими кастами, соответствовавшим телесным и жизненным функциям человеческого организма.
Так в иерархии четырёх каст отражались ступени восхождения личности через преданность высшим формам, превосходящим «просто жизнь». В противоположность безличному коллективу, «ничто», к которому стремится «жизнь», третья каста —каста организаторов работы и богатства — представляла начало высшего типа, «личность». В героизме касты воинов и этосе аристократии — второго сословия — появляется предчувствие чего–то «большего–чем–жизни» — сущности, дающей закон самой себе, превосходя природные, инстинктивные, коллективистские и утилитарные силы. Когда в изначальном понятии вождя аскет, царь и жрец сливаются воедино, то в нём проявляется универсальная и почти сверхъестественная личность, совершенное выражение того, что в обычных людях не находит в себе силы уничтожить мир случайного и проявиться как «самость». В тех рамках, в которых властелин, совершенный индивид, составляет ось всего общественного организма, этот организм был как бы управляемым духом телом; мирская власть и духовный авторитет были единым целым; иерархия была легитимной в абсолютном смысле этого слова.