В то время как ряды «Железной гвардии» росли, партийную систему парламентской демократии (яростным противником которой Кодряну был, всё более очевидно разоблачая её недостатки и коррупцию) сотрясали всё более сильные кризисы. Правая мировая печать ликовала, когда в начале 1938 года Гоге[85] пришлось призвать короля Кароля на трон. Верилось, что в Румынии настала новая эпоха, что новый режим освободит страну от тёмных внутренних и внешних сил, и вследствие этого в международной сфере она встанет в единый фронт антидемократических, антиеврейских и антимарксистских держав.
Тем не менее, при высказывании таких предположений и при подпитывании таких надежд были проигнорированы низкие интриги за кулисами королевского дворца. Впрочем, некоторые конструктивные варианты, которые должны были исключить следующие перевороты, оставались в то время ещё неопределёнными.
Тем не менее, был оставлен без внимания тот факт, что вследствие чего–то вроде тактического преобразования большая часть сил, первоначально находившихся на стороне оппозиции, перебежали теперь на сторону государственного порядка, чтобы им было легче продолжать свою игру; а также то, что для этих новых «стражей Румынии» и государственной власти была характерна очевидная и яростная антипатия к движению Кодряну — хотя согласно логике, при условии их откровенности, они должны были бы видеть в мощном движении Кодряну самого ценного союзника.
Они тщательно уклонялись от всего, что касалось еврейского вопроса. Относительно этого мы позволим говорить самому Кодряну — вот его слова из книги «Железная гвардия»: [86]«В 1919, 1920 и 1921 годах вся еврейская пресса нападала на румынское государство, провоцировала повсюду беспорядки и призывала к насильственным действиям против правительства, режима, церкви, общественного порядка и всякой национальной идеи и патриотизма. А что теперь? О чудо из чудес! Теперь эта пресса, руководимая до сегодняшнего дня всё теми же евреями, внезапно превратилась в защитницу государственного порядка и законов! Теперь она убеждённая противница всякого насилия. А мы стали врагами Румынии‚ «правыми экстремистами», мы находимся «на службе и содержании врагов Румынии». На наше лицо, на нашу румынскую душу обрушиваются удар за ударом, нам достаётся унижение за унижением, и в итоге мы увидим чудовищное утверждение: евреи —это защитники Румынии! Они защищены от неприятностей и живут в мире и достатке. Мы же, напротив‚ являемся «врагами Румынии». Наши жизнь и свобода находятся под угрозой. Все румынские органы власти преследуют нас, как бешеных собак!».
Настоящей целью кабинета Гоги была попытка провести в жизнь уловку, направленную против «Железной гвардии». После того, стал известен истинный масштаб успеха националистического движения, была предпринята эта попытка, чтобы ликвидировать опасность, предложив нации эрзац–национализм: что–то, что формально имитировало бы идеализм и цели легионерства «Железной гвардии», но по существу всегда должно был принадлежать к «другому миру» и быть под контролем. Таким образом выбрали Гогу, так как он был антисемитом, но одновременно и противником Кодряну. Выбрали патриарха Христеа, чтобы продемонстрировать, что религиозные силы, игравшие существенную роль в пропаганде и в национализме Кодряну, были бы максимально представлены на другой стороне. Как известно, в генерале Антонеску, также включённого в правительство в качестве военного министра, националиста и сторонника авторитарного строя, видели союзника и «запасного игрока». Но игра оказалась такой же опасной; вместо того, чтобы привести к ожидавшимся результатам, она привела к противоположным.
В действительности, кабинет Гоги должен был быть временным: в силу необходимости развитие пошло бы дальше и, наконец, привело бы к победе истинного национализма, что признавали позже в движении Кодряну. Как признавалось, была подготовлена бомба, которая взорвалась бы в собственных руках. Кабинет Гоги был распущен на следующий день без мало–мальски убедительного оправдания. Обещанные выборы, на которых уверенно победила бы национальная идея Кодряну, были отменены. Вместо этого партии были распущены, была составлена новая конституция и pro forma[87] было объявлено о проведении референдума.
Мы говорим pro forma, так как Кодряну отчётливо видел, куда ведёт подобное изменение правил игры, и немедленно отступил. Прежде чем его партия («Всё для отечества») была распущена декретом, он предпочёл сделать это добровольно, и приказвал своим приверженцам воздержаться от голосования на референдуме. Он не хотел участвовать в борьбе, условия которой устанавливали враги народа; прежде всего, он не хотел, чтобы его вынудили сказать «да» или «нет» уже решённому делу, которым была новая конституция. Кроме того, она стала непосредственным произведением монархии и имела своей основной чертой исключительную централизацию власти в руках монарха. В конце концов, Кодряну сам был монархистом, и хотя его противники не отказались ни от одного обвинения против него, тем не менее, никто не ставил ему в вину намерение создать новую династию.
Какое–то время в течение следующих месяцев после опубликования новой конституции казалось, что не все надежды потеряны. Высказывались мнения, что ещё возможно было найти формулу сотрудничества между возглавлявшимся Кодряну национально–тоталитарным движением и новой, сконцентрированной в монархии, авторитарной антипартийной системой.
Вместо этого суждено было произойти противоположным событиям, что однозначно доказывает, что так или иначе в игре вокруг идеи и единства румынской нации более или менее сознательными инструментами были не честность и любовь, а совсем иные силы. Напряжение увеличивалось, и в то мгновение, в которое дело не двигалось с мёртвой точки, с одной стороны, легионерское движение интенсифицировало свою пропагандистскую активность, а с другой стороны, элементы, которые, оставаясь при правительстве, надеялись на лучшее, переходили на сторону Кодряну: даже генерал Антонеску, который в итоге был смещён с должности и арестован.
Таким образом, дело шло к объявлению войны. Правительство проявило инициативу сразу же после аншлюса, боясь, что реакция выльется в бунты и беспорядки. В этом состоит причина того, почему Кодряну был арестован как раз в этот период. Внезапно вспомнили, что он оскорбил министра; таким образом, его обвинили в государственной измене. Доказательства были настолько слабыми, что требования смертной казни или пожизненного заключения были отвергнуты, и Кодряну осудили на десять лет тюрьмы. Но и здесь просчитались: не было достигнуто ничего иного, кроме ещё большего волнения умов. Начался террористический период, как бы ответная мера или непосредственная акция против тех, кого считали несущими основную ответственность за беды румынской нации. Созданный Кодряну «батальон смерти», условием для членства в котором был целибат, чтобы быть готовыми к смерти в любое время, носивший имена Марина и Моты — павших в Испании руководителей «Железной гвардии», по команде таинственных «национальных судов» вступил в дело. Это брожение усилилось после капитуляции Праги. Однако вследствие этого реакция стала ещё сильнее и безжалостнее, дойдя до убийства Кодряну и его основных помощников и ареста Антонеску.
И вместе с тем произошло непоправимое, и никакое соглашение или урегулирование более невозможно. Из–за этого чудовищного убийства формально законной государственной властью можно констатировать, что с данной точки зрения до тех пор, пока это поколение живо, ненависть и жажда мести останутся неуспокоенными. Что произойдёт завтра с Румынией, остаётся под вопросом. Какова бы ни была развязка, нет сомнений, что благородный и великодушный вождь пал жертвой тёмных сил. Человек, в верности которого и честности все, которые приближались к нему, могли убедиться. Он сказал нам при последнем прощании: «В Риме, в Берлине — везде, куда бы Вы не отправились, передавайте мой привет всем сражающимся за наши общие идеи, и скажите им, что в непреклонной борьбе против демократии, коммунизма и иудаизма ‘Железная гвардия’, безусловно, на Вашей стороне».
Corriere Padano,Ferrara, 6 декабря1938 г.
О ДУХОВНЫХ ПРЕДПОСЫЛКАХ ЕВРОПЕЙСКОГО ЕДИНСТВА
Только немногие могут всерьёз оспаривать тот факт, что сегодня в общем всё европейское общество посреди пугающего чувства кризиса и неприятного ощущения, охватившего лучшие умы, взывает к идеалу высшей мировой культуры — культуры, в которой новый принцип должен вновь привести силы и носителей рассеянных европейских традиций к единству.
Точно так же является фактом, что определённые отрицательные силы, которые встречались раньше только в отдельных появлениях и, так сказать, в бесформенном состоянии, сегодня начинают организовываться. Они становятся властью в особенном смысле этого выражения. Тем не менее, в своём требовании господства и противоположности всему тому, что мы ценим в европейских традициях, такие силы образуют определённую угрозу, призывающую нас к созданию необходимой альтернативы. Также с этой точки зрения утверждается требование европейского единства по крайней мере в качестве оборонительного союза.
В этом отношении граф Р. Н. Куденхове–Калерги[88] ясно указал в своей брошюре «Сталин и Ко» на опасность, которую означает новая, советская Россия для будущей Европы. Эта варварская власть стремится в настоящее время к абсолютной организации всякой силы, рационализации и планомерной эксплуатации своих громадных естественных возможностей. В качестве первого проявления этой воли перед нами стоит пятилетний план; кроме того, она сознательно вооружается с намерениями вмешательства в международные дела. Если Россия будет придерживаться этого направления и этой воли к власти, мы увидим такого монстра, которому не сможет оказать сопротивление никакой отдельный европейский народ, а только лишь объединённая Европа.