Традиция, трансгрессия, компромисс — страница 33 из 91

<Смеется.> Вот. И пошли, в болото упали. Ноги, коленки ободрали. Бежали. Две Саньки да я. А нам куст такой под ноги… Вот и коленки ободрали. А я как пришла, у нас дом был, и прямо сразу как входишь в коридор, и койка, я легла, жарко, разбрякалась. Мать корову (обряжала), смотрит: «Ой, а я слышала, ой, а ты где лазила-то? Что все коленки в крови?» Я слышу, а молчу. Не смотрю. Ммгмм, тут уж надо вставать, встала, давай ноги обрабатывать. <Смеется.> Ноги йодом намазала, все протерла водой чистой; идут эти. «Зина, у тебя как ноги-то? Ой!» – «Обработала». – «Давай и нам обрабатывать». <Смеется.> У всех в крови. Дунька как отлетела в сторону, а у нее ничего. <Смеется.>. А мать говорит: «Где вы лазили-то?» «Мы нигде не лазили. Мы песни вот пели». – «Песни-то я слышала, вы пели. А вот ноги что у вас, коленки в крови?» – «Это мы в болото в ваше упали». (д. Красное, Рязанская область, 27 апреля 2005 г.)

В предыдущее посещение она рассказала о том, как происходило сватовство (мы назвали этот рассказ частью 6).

6. После возвращения Валентина стала работать в своей деревне. Ее приглашали на работу в другие деревни, но начальник не хотел ее отпускать, поэтому он соврал: сказал, что она должна оставаться в своей деревне, потому что в январе выходит замуж. Он сказал ей, что, когда начальство в других местах будет спрашивать, она должна тоже врать, что выходит замуж. Она не спала всю ночь накануне того дня, когда пришлось идти в другую деревню и там врать. Она боялась, что люди из ее деревни узнают, а она хотела еще «немного погулять» – не выходить замуж. Ложные вести распространила местная женщина, оказавшаяся рядом, когда Валентина рассказывала свою ложь, и об этом узнала тетя Ивана. Она сказала ему: «Невесту вот-вот потеряешь. Уведут у тебя из-под носа». И вот одной ночью молодежь была на посиделках, и все улеглись спать по лавкам. Рано утром Иван спросил Валентину, собирается ли она замуж. Она сказала, что не собирается, что хочет еще «погулять». Он сказал: «Вставай и одевайся». Она сказала: «Ваня, у меня дежурство, я бы еще поспала». – «Вставай, вставай, одевайся». Она встала, и они вышли. Иван сказал: «Мы идем к тебе домой». – «Зачем?» – «Будем говорить про свадьбу». – «Ой! Я боюсь!» – «Чего ты боишься? Я не боюсь. Я пойду вперед, а ты иди за мной. Я тебя никому не отдам». Когда они пришли к Валентине, Иван сказал ее матери: «Мы к вам сегодня придем». – «Зачем?» – «Про свадьбу договариваться». Валентина говорила, что она молчала: «Я так боялась… А когда они вошли, мать, отец и Иван [сели за стол], и я села в сторонке. Он сказал: “Она с любым поладит. У нее характер мягкий. Она хорошая. Я никому ее не отдам”». Они поженились. (д. Красное, Рязанская обл., 4 декабря 2004 г.).

В историях Валентины присутствует особое напряжение между новым и традиционным в области чувств. Оно явлено в теме судьбы – сюжетообразующей теме в женском понимании брака. Рассказчица колеблется в своем отношении к этой теме, ее понимание судьбы неоднозначно: когда она просит гадалку помочь ей увидеть свою судьбу и видит сон, то сначала она эту «судьбу» не принимает. Для молодой Валентины работа и карьера важнее; более того, она уже получила назначение на работу и рассматривает его как более важное указание, чем то, которое диктует вещий сон. В этот момент кажется, что ее приверженность советскому этосу берет верх над этосом традиции. Это впечатление усиливается ее явно снисходительным отношением к гаданию: хотя она и ее подруга просят бабку помочь им погадать, иронические комментарии парней заставляют Валентину прекратить гадание.

Нужно отметить, что традиция, о которой здесь говорится, не рассматривает гадание как пассивное приятие толкования опытного предсказателя или однозначное метафорическое толкование различаемых гадающими образов – она дает возможность самому субъекту истолковать свое будущее посредством толкования снов. Таким образом, гадание, как и сны, может трактоваться как экспликация глубоко спрятанных желаний и переживаний. В этом контексте отказ Валентины от своего собственного явленного сном предвидения (словами «я не пойду замуж») есть одновременно и недоверие к традиции, и отрицание собственного желания. Но третья часть истории показывает, что Валентина предана не столько советской власти, сколько самой себе: вместо того чтобы послушно принять направление на работу, Валентина делает свой выбор, основанный на ее собственных представлениях о должном качестве жизни. Поступая таким образом, она бросает вызов возможному осуждению со стороны властей и начальства.

Она избегает негативных последствий, семейные и личные связи позволяют ей выстроить карьеру недалеко от дома. Рассказ Валентины о том, как она получила работу благодаря связям – или, выражаясь точнее, по блату, – говорит о том, что она не делает никаких попыток скрыть свой поступок; скорее, Валентина демонстрирует свою социальную компетентность, получая работу с помощью социальных отношений, которые она выстроила. По свидетельству Алены Леденевой, блат был повсеместно распространен в Советском Союзе, не только в городской среде, но и на селе; взаимные услуги «по блату» являлись взаимообменом, и сети, которые они создавали, «служили подтверждением социальной общности» – то есть служили укреплению социальной сплоченности [Ledeneva 1998: 134 – 135]. Рассказ Валентины – об относительной идентичности, однако в нем явлена уверенность в своих силах и даже возможность сопротивления: субъект имеет свою собственную точку зрения и высказывает ее, даже когда ее выбор противоречит требованиям сообщества и властей.

Местные традиции символизации в значительной степени организуют повествование четвертой, пятой и шестой «историй». Сон невесты о том, как она заходит в дом своих будущих сватов и решает остаться в нем, может быть воспринят как вещий (и, вероятно, был рассказан именно потому, что сама Валентина сочла его вещим). Рассказ о посещении дома будущего мужа и пении в нем показывает важность роли, которую играла компания подруг: без них таких приключений не могло случиться, потому что девушки в обществе выступали только группой, это защищало их честь. Замечание героини рассказа, что она хотела бы погулять, дает нам ясное представление о понятии девичьей воли; для Валентины добрачное время ухаживания – приятное занятие, а не трудная задача. Ее многочисленные истории об отвергнутых ухажерах дают понять, что их внимание ей льстило и поднимало самооценку. Тем не менее, когда Валентина поняла, что Иван сделал ей предложение, она легко позволила ему взять ответственность на себя. В этой части своего повествования она меняет свой образ: от образа уверенной, активной молодой женщины, выполняющей важную работу, она переходит к образу испуганного, пассивного ребенка, который нуждается в опеке и руководстве. Возможно, самым значимым традиционным элементом этой истории является убеждение рассказчицы, что жених был ее «суженым» («судьбой»). Смысл первых пяти частей рассказа, которые она последовательно изложила, заключается в том, что, несмотря на ее сопротивление судьбе, с самого начала конец истории был предопределен, порукой тому два сна и то толкование, которое дала снам пожилая женщина. Ничем другим, кроме как счастливым браком с Иваном, эта история закончиться не могла. Таким образом, в итоге история Валентины укладывается в традиционный культурный свадебный сюжет. Личность, которую мы можем наблюдать благодаря этой истории, балансирует между традицией и современностью, между ориентацией на группу и на себя.

История о двух замужествах, рассказанная Евдокией Тимофеевной Х. из Вологодской области, 1932 года рождения, содержит немного традиционных элементов, и, несмотря на то что она описывает себя прочно связанной с ценностями группы, сама манера рассказа подчеркивает ее ориентацию на себя и независимость (ил. 8). В сущности, это история сопротивления, в которой героиня отказывается подчиняться мужу. Первый брак Евдокии, с Васей, закончился через три месяца; она разошлась с ним и затем вышла замуж за мужчину, который был ее младше на восемь лет и который «перешел к ней», то есть пришел жить в дом ее родителей. В своей истории Евдокия дает несколько объяснений причинам, по которым распался ее первый брак: ценности и ожидания Васи не совпадали с ее ценностями (он рассчитывал, что она и ее семья будут стараться угодить ему); ему случалось бить Евдокию «без всякой причины»; Васина ревнивая бывшая подруга, ждавшая от него ребенка, вероятно, навела на Евдокию порчу, вследствие чего та возненавидела мужа. История Евдокии имеет много общего с мелодраматическими сюжетами, знакомыми женщинам по романсам. Казалось бы, в соответствии с типичными для этих песен коллизиями, посредством которых Евдокия организует свой рассказ, она выступает в роли жертвы двух преступников – злодейки («другая женщина») и злодея (муж). Однако Евдокия не только представляет себя жертвой, но и изображает себя сильной личностью, опирающейся на прочные социальные сети (родители, семья сестры и даже мать и тетя мужа), которые ее поддерживают, поэтому у нее нет необходимости терпеть унижение. В этой истории ее способность проявлять себя в противостоянии мужу занимает центральное место:

А я ни хуже, ни лучше, Лора, я гырю: «Ты дурак», – ему. Я гырю: «Ты дурак». Я тоже его ухаживать не стала. «Постой-ко, мне надо с тобой поговорить». Я гырю: «Чё говорить-то?» …Отец сказал: «Она не пойдет. Она не пойдет больше с тобой». Я говорю: «Я более с тобой не пойду». Он: «Как так не пойдешь, чего я дома буду говорить?» А я гырю: «Чё надо – говори».

Евдокия изображает себя женщиной, которая способна справиться с общественным мнением. Она настаивает на том, что ее не заботит ни собственная репутация, ни репутация мужа: в самом начале рассказа она подчеркнула тот факт, что она вышла замуж за Васю вопреки предостережениям женщин, считавших его плохим человеком. Она реализует свою агентивность на протяжении всей истории, сначала выбирая Васю, а потом принимая решение бросить его. Она представляет собой тип «боевой» женщины, который встречается в цитированных выше частушках (кстати, она и была одной из исполнительниц). Тем не менее история, по крайней мере отчасти, формулируется посредством мелодраматического сюжета. Отказ от Васи был предопределен: это объясняется не только тем, что муж критиковал Евдокию и ее семью и бил ее, но и колдовством (то есть вмешательством сверхъестественных сил), и любовной интригой.