хозяевами, не было общим: оно передавалось на определенном жизненном этапе и имело определенные каналы передачи (в случае женщин – от свекрови к невестке).
В приводимом ниже рассказе ритуал «водворения» (представления под покровительство домового новых жильцов – детей или скота) был вызван страхом. Женщина 1932 года рождения рассказывает, как ее бабушка, свекровь ее матери, растолковала матери ее ночные страхи: она объяснила, что они вызваны тем, что она неправильно ведет себя в отношении домового (доброходушки):
– А говорят, надо как-то доброходушку с собой перевести?
– А, да, говорили. Выходили на этот – на двор…
– В старом доме?
– В этом – как сюды перешли, дак в этот, в этом доме, да, ходили, просили доброходушка, чтобы место дал.
– А как это говорится?
– Хм… ...Батюшка-доброходушка, матушка-доброходница, примите нас в ваше место в новый дом. Как скотину во дворе, тоже, приведешь животинку, дак: «Батюшка-доброходушка, матушка-доброходница, примите мою животинку, дайте ей место, чтобы было не тесно, пойте, кормите сыто, гладьте гладко, стелите мягко» – это скотину, не нам, скотине это. А самих-то ведь как – попросишь, чтобы в новом доме жилось добро, да и все.
– А вот когда из старого дома уходишь, не надо с собой его звать?
– Надо, что «пойдем с нами».
– Когда в новый дом идешь, да?
– Да: «Батюшка-доброходушка, пойдем с нами, и ты, матушка-доброходница». Из того дома пойдешь и попросишь, что «пойдемте с нами».
– А в этот дом когда приходишь?
– А в этот дом приходишь, вот и просишь: «Батюшка-доброходушка» – видно, другой в этом доме.
– Другой?
– Да. «Примите нас в новое место». Из старого-то приходишь в новое ведь уж.
– Так вы же своего приводите?
– Так своего, дак все равно, все равно попросишь того, чтобы шел, а здесь попросишь, видно, чтобы принял.
– А вот когда теленок рождается?
– Тоже водворяешь эдак.
– Тоже просишь?
– Да, тоже просишь: «Батюшка-доброходушка, матушка-доброходница, примите новорожденного, дайте ему место».
– Так а доброходушка – он у каждого человека?
– Я не видала, не знаю. Как не у каждого? Конечно у каждого.
– У каждого свой?
– У каждого свой.
– А как, он батюшка всегда, или у женщины матушка, а у мужчины – батюшка?
– Все равно, что у женщины, что у мужчины, все равно просишь: «Батюшка-доброходушка, матушка-доброходница» – видно, два. Кто его знает, чего есть, а пословица такая, кто знает, неизвестно чего…
– А невеста когда шла в другой дом, тоже надо было проситься?
– Да, тоже надо было просить… Мамка у меня – я родилась в Сидорове, она из Сидорова родом, Голузинский сельсовет – вот она… всё рассказывала: вот, говорит, и сплю, я у ее, у груди на постеле-то, вот, говорит, через меня, ко мне, говорит, улёгсё кто-то и через меня, говорит, тебя и тянет. А рука-то, говорит, тяжелая. Я, говорит, испугалась, вскочила, говорит, заревела. Ну вот, а была у отца-то мать, ну, бабушка моя, вот и учуяла, что она ревит… Лампу, говорит, добыла и спрашивает… Я, говорит, и сказала: «Матушка» – ведь звали матушкой раньше – «матушка», говорит. Она и спрашивает: «Чего ревишь-то?» А она говорит: «Матушка, кто-то ко мне, – говорит, – лег, так через меня, – говорит, – руку (тяжелая, тяжелая рука), – говорит, – Раиску-то и тянет». Меня-то. Ну вот. Она и говорит: «А ты, – говорит, – девка, приехала, так водворила ее? Ведь не водворила». Так вот ходила на второй день утром водворять меня.
– То есть вас тоже надо было – ребенка…
– Да, да, да, меня и ходила она водворять. Ведь как водворила, так никто не приходил. Вот, видно, надо было водворить. Родилась я в Сидорове, дак. Оттуда привезли, и не водворила, видно.
– А ему не понравилось, да?
– И ему, видно, не понравилось, что я не водворённая. Вот видишь, видно, есть какая-то сила, чего-то. Ну, зато я вот у мамки-то слыхала не один раз.
– И вы тоже своих водворяли?
– Водворяла, как не водворяла? Как уж раз раньше было эдак дак…
– То есть нужно было с ребенком пойти в хлев или на сарай?
– Нет, пошто? И без ребенка можно ведь.
– Надо было на сарай выйти или в хлев?
– На сарай.
– И сказать: батюшка-доброходушка, прими?
– Да, эдак же. (д. Монастырская, Сямженский район, Вологодская область, 11 июля 2006 г., Siam20-151)
Таким образом, старшие женщины обладают особым символическим капиталом: с одной стороны, способностью причинять вред магическими средствами (непроизвольный – посредством «мыслей» – и намеренный, как мы покажем в следующей главе), с другой стороны – способностью с помощью магических практик защищать свою семью. Только готовая к открытому действию женщина, явно признающая себя сильным актором, действующим в мире людей и мире сил, понимающим принципы связи между ними, может производить перформативные речевые акты: проклятья, заговоры или благословения.
То, что именно страх является главным аргументом, мотивирующим женщину к взаимодействию с миром сил, стало мне (СА) понятно, когда в 1984 году в фольклорной экспедиции на Пинегу мои информантки (восьмидесятилетняя мать и ее пятидесятилетняя дочь) поняли в ходе беседы, что я замужем. До момента обсуждения этого факта моей жизни ни слова не было произнесено о магии. Но как только они узнали, что я «молодка», они выдворили моего коллегу-студента и сообщили мне большое количество сведений касательно магической защиты и лечения младенцев. Чтобы ребенка не сглазили, когда ты выходишь из дома, положи ножницы под его подушку; не вешай пеленки сушиться на ветру (как они маются ветром, так и дите будет маяться); брось серебряную монетку в ручей, зачерпни там воды и потри больное место, чтоб не болело, и т.д. Они объяснили свое желание научить меня тем, что мне нужно быть готовой к материнству, и советовали никому не передавать этих знаний. Я не послушалась: в тот же вечер я расшифровала свои записи с пленки и, чувствуя беспокойство от того, что нарушаю обещание, тем не менее положила тексты в общую стопку материалов, которые записала группа. Вечером я себя неважно чувствовала, но на следующий день, как обычно, мы отправились в соседнюю деревню на интервью. Одна из вчерашних моих собеседниц (дочь) появилась, чтобы встретить нас, и вместо приветствия спросила меня: «Ну что, заболела вчера?» Таков был мой опыт включения в женскую иерархию власти: позиция подчинения обеспечивается страхом, вызванным незнанием механизмов магического контроля.
Знание держится в секрете, строго контролируется и не распространяется публично. Наделение таким знанием является привилегией, как рассказывала нам женщина 1940 года рождения:
Ну, например, у меня бабушка заговаривала чирьи. Это приехал мой двоюродный брат с Шубача, он лежал, наверное, всю ночь на холодной земле – трактор ремонтировал. Весь покрылся нарывами. Бабка, ну как-то вот так, она встала под матицу, середняя половица, и под матицу, ну как-то так, чтоб посередине было. Пальцем поводила, нажимала, чего-то шептала, плевала через левое плечо. И все. Наутро он встал, здоровый, как… как будто вообще ничего не было. Чистое тело. А потом я сказала: «Бабушка, скажи, я ж последний ребенок», – а передается последнему ребенку этот секрет. Она и грит: «Ты пустая дура. Я, – грит, – тебе не скажу, ты все равно всем расскажешь, это будет без толку». Вот так. Так это умерло… «А это, – грит, – надо держать в секрете только лишь». Так что она мне не сказала. (д. Мянда, Вашкинский район, Вологодская область, 13 июля 2002 г., ФА, Vash20-123).
Именно обладание символическими ресурсами позволяет старшим оценивать младших с точки зрения морали: они передают знания по своему усмотрению, ограничивая в нем недостойных. Посредством сплетен большухи осуществляют свой контроль над сообществом и задают принципы оценки. Старухи (матери матерей, освобожденные от большины) сидят на завалинках, держат в поле зрения всю деревню и сообщают матерям, а те карают своих детей (обычно ограничением свободы), или требуют, чтобы соседки разобрались со своими младшими. Если дело касается плохого поведения женатого мужчины, то матриархи обращаются к его отцу посредством своих большаков.
Такого рода социально-матриархальный контролирующий механизм сохраняется в деревне до наших дней. Советские поколения сохранили традиционные формы отношений в своей повседневной жизни: старшие женщины имеют право и возможность наставлять и поучать любого ребенка или молодого человека (не только своих внуков). Попытки младших женщин оспаривать их суждение небезопасны из-за сверхъестественной природы авторитета, которым те обладают.
Глава 7Магия, контроль и социальные роли
Практики, связанные с рождением и уходом за ребенком, рассмотренные в предыдущей главе, были женскими по определению. До революции женщины преобладали и в других лечебных практиках: вправляли кости, останавливали кровь, занимались траволечением. Практикуя разные способы лечения, все они использовали заговоры. Эти знахарки, или бабки, были немолодыми женщинами, часто вдовами; oни сознательно изучали и передавали свое ремесло, которым добывали себе средства к существованию. Заработки их были невелики: обычно пациенты расплачивались с ними натурой – молоком, маслом, полотном и т.д. [Glickman 1991: 154 – 155, 157]. В советское время власти пытались отучить население от услуг знахарок, но истребить этот институт не удалось.
Другой тип магии в России исторически ассоциировался не только с женщинами, но и с мужчинами. В русской традиции такая магия называется