Спасибо вам за все,
Да мне пора да восвояси,
Да в темну могилку,
Да далека да моя да дороженька:
По темному лесу, по болоту,
Да прощайте, милые,
Да оставайтесь с Богом.
Другие интервью подтверждают, что, по местным убеждениям, конфликт между родственниками вызывает крайнее недовольство родителей. Подобные истории подчеркивают облигаторную силу связи живых и мертвых рода и императив, согласно которому живые должным образом ведут себя по отношению ко всем, входящим в семейный круг.
Во-вторых, похоронный ритуал – ритуал перехода для умершего. Как писал ван Геннеп о ритуалах жизненного цикла, посвящаемые сначала проходят фазу отделения от сообщества, затем следует лиминальный бесстатусный период, и наконец они вступают в период, названный им фазой присоединения: посвящаемый вновь включается в сообщество уже в новом статусе [Gennep 1909]. В похоронном ритуале, как и в свадебном, посвящаемый (покойный) принимает участие в том, что происходит, впервые и нуждается в руководстве и поддержке, когда проходит фазу отделения и лиминальности. Эта поддержка осуществляется старшими женщинами, которые выступают в качестве проводников и посредников. Поскольку в случае похорон покойный физически покидает сообщество, третий период – присоединение – становится целью множества поминальных ритуалов. Несмотря на то что телесно умершие находятся на новом месте (под землей на кладбище) и духовно в ином мире, они остаются частью мира живых. Чтобы поддерживать эту связь, живые должны заботиться об устройстве покойных: перевести их в новое пространство (пространство кладбища), поминать их во время застолий, говорить с ними и о них. Обряд, который дает возможность покойным помыться в бане в поминальные дни, может быть связан с необходимостью вновь и вновь включать предков в мир живых. Мытье в бане является ритуалом люстрации и присоединения, принятым для гостя в русских деревнях. Герои сказок обычно требуют себе бани после долгой дороги; много раз нас приглашали в баню помыться «с дороги», когда мы приезжали в деревню. Мытье предков, таким образом, – ритуал включения их в мир дома и рода.
Забота о роде и мертвых – дело старших женщин, большух, но далеко не каждая большуха может исполнять в этом деле ведущую роль. После рождения первого ребенка женщина начинает участвовать в похоронных и поминальных церемониях; младшие женщины могут помогать готовить поминальный стол, но они, как правило, не отвечают за проведение поминок, пока сами не переживут смерть кого-нибудь из близких. Похоронный ритуал в деревне являлся ритуалом посвящения не только для умершего: члены его семьи также приобретают новый статус. Когда женщина теряет мужа, она становится вдовой; когда она теряет хотя бы одного из родителей, она именует себя сиротой. Женщина может исполнять роль проводника и посредника в похоронном ритуале, если она овдовела и осиротела. После этого она принимает активное участие в похоронах, причитая, читая молитвы, духовные стихи или Псалтырь, и со временем достигает того положения, которое позволяет ей занять ведущую роль в поминальных практиках: она может руководить чтением, причитанием и пением во время похорон. Другие жители деревни зависят от нее и зовут ее, когда приходит время. Некоторые женщины на этом этапе уже становятся старухами, и традиционно только старухи обмывали и одевали покойников [Прокопьева 2005: 638]. В конце XX века и в начале XXI многие женщины из тех, кто вел похоронный ритуал, в повседневной жизни были большухами. Эти большухи-старухи, не сложившие с себя большину и оставшиеся хозяйками в своем доме, достигли того жизненного этапа, статус которого определялся терминами сирота и/или вдова.
Причетница как посредник
Павел Флоренский в тексте о «восхищении» души в древнегреческой традиции описывает смерть как ситуацию, которая требует от почившего особых умений: «Человек умирает только раз в жизни и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его приходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо обрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших» [Флоренский 1996: 167 – 168]. Русская похоронная традиция обеспечивает и умершему, и скорбящим руководство на время их вступления в новый жизненный мир. Одной из ответственностей старшей женщины в ситуации похоронного ритуала было посвящение тех, кто умер, и тех, кто входит в статус вдовы или сироты; она уже пережила опыт утраты, овдовев и осиротев, она уже «заглянула» в мир мертвых – «хоть издали». Когда она переживала свою первую потерю, она получала помощь и поддержку от старших женщин, однако большая часть работы, которую она проделала, была внутренней. Теперь ее очередь помогать другим – новым посвящаемым в жизненный мир, где есть место смерти и мертвым (ил. 13).
Причитание представляет собой одну из традиционных ритуальных практик, которые, как считается, помогают и умершему, и скорбящим. Горе должно быть пережито публично, а причитания позволяют сделать это в социально приемлемой форме, «на миру» и посредством особым образом организованной речи. Слишком глубокая скорбь, тем более переживаемая в одиночестве, в русском деревенском сообществе воспринимается негативно, о чем свидетельствуют многочисленные рассказы о вдовах, которые слишком горевали, и тогда их мужья приходили к ним либо в своем собственном виде, либо в виде огненного змея – в любом случае это считалось бесовским наваждением.
По нашим интервью мы можем наблюдать, как от поколения к поколению изменяется отношение к публичным причитаниям. Деревенские женщины второго из описываемых нами поколений еще умели причитать. Из двадцати пяти причитаний, записанных в Белозерском районе Вологодской области в 1980-х и 1990-х годах, двенадцать были записаны от женщин первого поколения (1899 – 1916 годов рождения), тринадцать – от женщин 1917 – 1929 годов рождения и только одно – от более молодой женщины. Женщины третьего поколения были свидетельницами причитаний, описывали их, но, как правило, сами причитать не умели. Место причитаний для поколений, родившихся в 1930 году и позже, заняли другие вербальные формы. Например, в Ульяновской области была развита традиция исполнения духовных стихов во время похорон и поминок. Женщины собирали эти тексты, обменивались ими с другими женщинами, передавая друг другу рукописные песенники. Как и причитания, некоторые из этих текстов подходили для конкретных случаев – на смерть родителей, на смерть матери или ребенка [Гладкова].
В приводимом ниже интервью говорится о разрушении причетной традиции, но при этом рассказчица признает особую социальную власть причетниц.
– А вы не знаете, причёты не исполняли вот, не плакали?
– Теперь уже не причитают, раньше причитали, причёты были, тетка Маня Исаева много причётов знала, так она одна причитала только. Пока она, царство небесное, умерла, да причитала она. Тогда и слова́ она может даже, ну, может, свои, там, слова говорят. У нее голос такой громкий был, она причитала.
– Как она за кого-то причитала?
– Ну по ком <нрзб.> Кто умер, по нему и там причитала.
– От себя?
– От себя да, от себя. Слова свои, которые знала, ну может, какие-то там у нее были записаны. Вставляла покойника там. Ты, Петров, там, Иванов, Саша, Ваня этот. У каждого свои причёты были дак. Причитали, причитали.
– А вы не помните слова?
– Ой, тут только у каждого свои слова. Тут они. От себя пели, причитали, дак конечно, очень трудно запомнить.
– Ну хоть фразу какую-нибудь…
– Не, даже ни одной, были маленькие, мобыть, тогда были, а потом она уже не стала это причитать, а когда мы повзрослели, тогда уже никто не причитал. Раньше же специально брали причитать, человека нанимали вот это вот. Знаешь что, маленькая была, отец умер, дак уже не причитали. И сестра умерла – не причитали.
– А было, например, что плакальщица представила себя кем-то из семьи и за него говорила, было такое?
– Да, плакальщицы были тоже, это я была маленька, помню, что плакальщицы были. Вот они начинают, и все начинают плакать. Действительно, это как гипноз какой-то на них действовал, сначала вот одна, когда двое это плакальщиц нанимали, чтобы больше плакали, ну а потом и все начинают уже плакать. Они как бы загипнотизёры были. (Женщина, 1941 г.р., д. Кирсаново, Кирилловский район, Вологодская область, 7 июля 2006 г., Kir17a-2)
Причетницами были женщины, обладавшие особым даром, способные оказывать большое воздействие на участников ритуала. В их компетенцию входили знания о том, как выглядит жизнь после смерти, а также способность посредством поэтической речи взаимодействовать с мистическим миром мертвых. С помощью повторяющегося ритма речитатива они входили в особое состояние, из которого могли «видеть» сокрытое: землю мертвых. В причитаниях они рассказывают посвящаемым (новопреставленным покойникам) о том мире, в который те вот-вот должны войти. Например, в нижеприведенном интервью Наталья Николаевна Т., 1904 года рождения, рассказывает, как она причитала по сыну и молодому племяннику. Она, опытная «горюшица», сопровождает умершего в иной мир и рассказывает ему о том, что с ним будет происходить:
– Вот я причитала по своему дак сыну…
Ай, завейте-ка, ветерочики… ой, не могу, я не могу никак.
Завейте, ветерочики,
С полудённой со сторонушки.
Да прилетите-ка два ангела,
Ангелочики крылатые,
Да принесите… принесите… не могу… душу, ангелы. Вот.
Расколись-ка, ты мать земля…
Причитать-то хорошо можно, а рассказывать-то плохо, да я и не могу. Ой.