Лайл перевернул пакет с открыткой и показал мне картинку на лицевой стороне. Одну половину открытки занимала фотография белого песчаного пляжа и воды, другую – старый мост Горри, снесенный в 1988 году. В верхнем правом углу выцветшими буквами, когда-то, вероятно, красными, было написано «Добро пожаловать во Флориду!».
– Откуда это? – спросила я, хотя уже догадывалась.
– Из грузовика твоего дедушки. – Лайл неловко кашлянул. – В кармане пиджака того, кто в нем сидел. Открытка лежала в книге, поэтому так хорошо сохранилась.
Я взяла книгу. Бежевый тканевый переплет с пятнами плесени, мягкий, как вязаный свитер. Я прочитала вслух заголовок: Voyage au bout de la nuit[14].
– Ты заглядывал внутрь?
Лайл кивнул.
– На внутренней стороне обложки от руки написано имя. Надпись выцвела, однако вполне разборчива. Ее не тронула плесень. Первый инициал «Ж», фамилия – Мутон. Возможно, имя похитителя грузовика. А может, и нет. Книга издана в 1939 году. Я спросил о ней у мисс Кати, и она проверила: второе издание, а название переводится как «Путешествие на край ночи». – Лайл побарабанил пальцами по столу. – Как ты, наверное, догадалась, книга на французском. Я в нем не понимаю ни слова.
Мы обменялись тревожными взглядами.
– Дедушка, насколько я знаю, не говорит по-французски. Раз книга найдена в его грузовике, то, скорее всего, она принадлежала тому человеку…
– Я так и подумал. – Он постучал указательным пальцем по открытке. – А вот это совершенно сбивает меня с толку.
Я взяла открытку, вгляделась в почерк. Имя отправителя полностью размылось, как и дата отправления и штамп. Но на фотографии определенно была Апалачикола, до 1988 года, когда построили новый мост.
– Адрес, кажется, можно разобрать, – сказала я. – Кто-нибудь пытался?
– Да, конечно. – Он пошарил в нагрудном кармане. – Я записал… Где-то во Франции. Может, Нед слышал об этом месте… он ведь может кивать или качать головой? Или, возможно, упоминал о нем при вас с Мейси…
Он положил передо мной клочок бумаги.
Я взглянула на слова, написанные знакомым почерком Лайла. Cháteau de Beaulieu, Франция. Между лопаток прошел холодок.
Лайл продолжал:
– Я посмотрел, где находится это Шато: рядом с городком Моньё на юге Франции. Погуглил фотографии. Там сейчас в основном руины, однако ясно – это не то, что мы обычно считаем замком, скорее имение с большим господским домом. Ты о нем когда-нибудь слышала?
Алкоголь в моей крови мгновенно испарился. Я кивнула.
– Слышала и о городе, и о Шато. Только не от дедушки.
Лайл смотрел на меня выжидающе, пока я пыталась собраться с мыслями, не зная, что сказать – все это казалось невозможным.
– Мы сейчас ищем чашку с рисунком, который, как мы думаем, нарисовал художник по имени Эмиль Дюваль. Он учился в Моньё. Поиски привели нас к ближайшему богатому поместью – Шато Болью. Пока это неподтвержденные факты, но мы нашли конторские книги поместья, которые я сейчас изучаю, надеясь найти записи об оплате хэвилендского лиможа или, если повезет, имя самого художника, что будет означать, что кто-то в Шато Болью заплатил ему за сервиз… Какое странное совпадение: увидеть название этого города дважды за две недели, при том, что никогда не слышала его раньше.
– Да, – согласился Лайл, не мигая. – Только это не оно.
– Что не оно?
– Не совпадение. – Он откинулся на спинку стула, вновь забарабанил пальцами по столу. – Дай мне знать, если найдешь что-нибудь в этой конторской книге. Не знаю, зацепка ли это, но надо же с чего-то начинать. Следователем назначен Рики Кук. Он сейчас довольно занят: обе его дочери выходят замуж. Поэтому я предложил ему помощь. Неофициальную, разумеется. Он собирается заехать завтра, попробует поговорить с Недом.
Лайл выдвинул стул, чтобы подняться, я тоже встала.
– Флоренс Лав говорила – она помнит, как ее отец разговаривал с незнакомцем в городе за неделю до того, как был похищен грузовик, – сообщила я. – Определенно иностранец, потому что говорил с акцентом. Что за акцент, мы не знаем, потому что отец Флоренс давно умер. Но незнакомец сказал, что он пчеловод, и привез свой мед.
– Мед?
– Да. Тот человек дал банку меда ее отцу, и Флоренс говорит, мед пах лавандой. Поскольку она упомянула, что в грузовике нашли рюкзак с несколькими банками меда, я думаю, тебя заинтересует.
Лайл достал из кармана блокнот и что-то записал.
– Я передам это Рики. – Его ручка на секунду зависла над страницей. – Странно путешествовать с банками меда. Книга – имеет смысл. И даже открытка, если он использовал ее как закладку.
Но мед?
– Когда дедушка уезжал навестить друзей, он всегда брал с собой банку меда в подарок. Если тот человек – пчеловод, мед в его рюкзаке не так уж удивителен.
Лайл записал еще что-то и сунул блокнот в карман. Затем собрал со стола пакеты.
– Я должен идти. Дай мне знать, если найдешь что-нибудь. Я тоже буду держать тебя в курсе.
Он повернул ручку двери, однако не открыл.
– Сколько ты тут еще пробудешь?
– Думаю, недолго. Мейси, наверное, ждет не дождется, чтобы помахать мне ручкой на прощанье.
– Будь это правдой, она бы уже упаковала твой чемодан и поставила его в машину. – И он добавил чуть тише – Знаешь, она боится.
Я прерывисто вдохнула.
– Ей ничего не угрожает с моей стороны, ты и я прекрасно знаем.
– Ну а она-то не знает. Ей нужно напоминать.
– В том-то все и дело, Лайл. Она должна это знать без напоминаний.
Он невесело усмехнулся.
– Значит, ты собираешься снова сбежать? И твоя совесть будет чиста, потому что ты сделала все, что могла?
– Не вешай всю вину на меня, Лайл. Я же приехала, так?
– У тебя клиент, Джорджия. И еще одна, другая причина для приезда. Ты ведешь себя так, словно забросила удочку в воду без крючка и разочарована, что не поймала рыбу. – Он покачал головой. – Ладно, лезу не в свое дело… Забудь, что я наговорил. Рад, что ты вернулась. Только… – Он открыл дверь и шагнул на крыльцо. – Только не уезжай слишком быстро. Через десять лет Бекки уже будет в колледже.
– Спокойной ночи, Лайл, – сказала я ледяным голосом.
– Спокойной ночи, Джорджия. – Он остановился на верхней ступеньке, затем коротко обернулся и окинул меня оценивающим взглядом. – Хороший наряд, между прочим. Могу поспорить, Джеймс был бы рад тебя в нем увидеть.
Он сбежал по ступенькам и уже садился в свой джип, когда я, наконец, придумала резкий ответ. Слишком поздно. Лайл завел мотор, помахал мне рукой и отъехал, шурша колесами по молотым ракушкам.
Я вернулась в дом, выключила свет на крыльце и прошла в свою комнату. Мысли занимали мед, французские книги и маленький городок на юге Франции. Когда я уже засыпала, мне привиделись пчелы, испуганно метавшиеся над лавандовым полем, как будто они вдруг забыли дорогу домой. А затем, одна за другой, они медленно начали падать на землю.
Глава 26
«Если пускаешь стрелу правды, намажь острие медом».
Мейси
Мейси испуганно замерла на пороге дедушкиной комнаты. Ставни распахнуты, постель прибрана, ходунки – приобретение, которое они оба ненавидели и делали вид, что считают их временным явлением – отсутствовали.
Запах кофе и выпечки пробудил аппетит – и досаду, когда она догадалась, кто хозяйничает в кухне. Мейси решительно направилась туда и резко остановилась в дверях.
Джорджия как раз доставала из духовки очередную партию пшеничных лепешек. Бекки, уже одетая для школы в синюю трикотажную рубашку-поло и брюки цвета хаки, потянулась через стол, чтобы полить медом лепешку на тарелке перед дедушкой. Его ветчина была нарезана мелкими кусочками, и нож, лежавший на краю тарелки Бекки, указывал на того, кто это сделал. Рядом с тарелкой стоял любимый стакан Бекки, с Эльзой из «Холодного сердца», наполненный апельсиновым соком.
Мейси, позабыв о досаде, вгляделась в лицо дочери. Та, закусив нижнюю губку, вылила на лепешку немного меда из пластиковой бутылки, после чего тщательно обтерла узкое горлышко салфеткой. Когда ее малышка научилась заботиться о других? Когда успела запомнить, что мед, застывая, забивает отверстие, и его нужно сразу вытереть? Мейси растрогалась почти до слез, наблюдая за дочерью: Бекки села, окинула взглядом дедушкину тарелку, убедившись, что у него есть все необходимое, только потом положила салфетку себе на колени и стала есть.
Мейси прошла в кухню.
– Доброе утро, мама. – Блестящие светлые волосы Бекки были стянуты в высокий хвостик, подчеркивающий изящные черты лица.
– Прекрасное воспитание, – прошептала Джорджия на ухо Мейси, вручая ей кофейную кружку с большой буквой «М». – Сначала выпей кофе. Потом говори.
Сестра подошла к столу, выдвинула стул и жестом пригласила Мейси сесть.
Мейси поцеловала дедушку в щеку и села на предложенный стул. Джорджия молча поставила перед ней тарелку с двумя лепешками и ломтиком ветчины.
– Хочешь подливку или мед? Можешь не отвечать – вот тебе и то и другое.
Мейси сделала два больших глотка кофе, даже не заметив, что обожгла язык.
– Почему ты здесь так рано? – спросила она, отщипывая кусочек от лепешки.
– Хочу провести как можно больше времени с дедушкой. Скоро мне придется вернуться в Новый Орлеан, и я поняла, как мало мы общались.
Мейси не спешила со следующим глотком: она уставилась на темно-коричневую жидкость, чтобы спрятать глаза. Она ведь сама хотела, чтобы Джорджия уехала. Они почти десять лет прожили вдали друг от друга и, конечно же, проживут так еще хоть сто лет. Это было их взаимное соглашение, обе верили, что так будет лучше для всех. Почему же тогда она почувствовала себя брошенной, едва представив, как сестра уезжает?