Она наблюдала, как Лайл присел на корточки возле шезлонга деда. Она не видела его лица, но представила его полицейское выражение – серьезный прищур и сжатые губы. Выражение, которое всегда вызывало у нее улыбку.
– М-мама?
В дверях возникла Бекки. Каникулы начались еще несколько недель назад, однако настроение дочери оставалось мрачным. Она не поехала с отцом на Фестиваль меда, сказав, что не хочет, если не поедут все трое. Мейси не сдавала позиций, но не потому, что хотела обидеть Бекки, а потому, что боялась вселить в нее ложные надежды по поводу их с Лайлом отношений. Самый трудный выбор матери тот, когда она знает, что он не будет понят и принят ее ребенком.
– Входи. Я причесываю Берди. Твой папа на улице, если хочешь с ним поболтать.
– Знаю, – сказала Бекки. – Видела его машину.
Берди встала, показывая, что пора заканчивать с волосами, затем вышла из комнаты, остановившись на миг у двери, чтобы заправить прядь Бекки за ухо. Мейси и Бекки стояли, слушая, как Берди шагает вниз по лестнице, затем – как открылась задняя дверь. Спустя пару секунд Мейси заметила, что мать идет через задний двор к пасеке, ее белая ночная рубашка развевается на ветру.
Лайл выпрямился, чтобы ее поприветствовать, однако Берди его будто и не заметила. Она подошла к своему отцу, села на траву рядом, подняла к нему лицо, словно хотела задать ему вопрос. Или ждала, что он что-то скажет. Лайл шевелил губами, делал руками оживленные жесты, как бы что-то доказывая, но ни Берди, ни дедушка ни выказали ни малейшей реакции.
– Иди сюда, Бекки, садись. – Мейси указала на стул. – Я причешу тебя.
Их давний ритуал. Когда Бекки огорчалась так, что не могла говорить, Мейси расчесывала ее волосы, дочь успокаивалась и могла поведать ей свои тревоги.
Бекки нахмурилась, однако прошла в комнату и села на стул. Мейси сняла резинку с хвостика и расправила ей волосы по плечам.
– Ты о чем-то хотела поговорить? – спросила она, медленно ведя щеткой по волосам Бекки.
Бекки пожала плечами, что обычно означало «да», только она думает, с чего начать. Мейси знала по опыту, что лучше выждать, чем приставать с расспросами.
Она снова взглянула в окно. Лайл ушел, а Берди положила голову отцу на колени, как маленькая девочка. Мейси подумала, что с момента отъезда Джорджии мать ведет себя почти как ребенок. Словно вся ее взрослость растаяла и испарилась в летней жаре. Берди стягивала волосы в простой хвост, как у Бекки, и даже двигалась с неуклюжестью ребенка, не осознающего потенциальной опасности окружающих предметов. Вот и сейчас – сидела у пасеки, куда никто из них не отважился бы пойти. Берди словно решила играть нового персонажа. Мейси, хмурясь, глядела в окно, чувствуя изменение в атмосфере, не имеющее никакого отношения к погоде.
Телефон Бекки зазвонил. Мейси удивилась, когда услышала ее новый рингтон. Популярная песня группы «Экосмит». Совсем недавно в ее телефоне звучало «Отпусти и забудь» из мультика «Холодное сердце». Вроде бы пустяк, но Мейси приняла это как знак отдаления. Ее маленькая девочка превращалась в подростка, а Мейси к этому еще не готова.
Бекки нажала «отбой» и перевернула телефон экраном вниз.
– Хочешь, я заплету тебе французскую косичку?
Бекки опять пожала плечами.
Мейси принялась разделять ее волосы на три части и спросила как бы невзначай:
– Кто звонил?
Бекки быстро поднесла ко рту обкусанный ноготь большого пальца. Мейси сдержалась и не напомнила ей, что это плохая привычка. Она ждала, когда дочь заговорит, медленно сплетая пряди в плотную косу.
– Тетя Джорджия, – наконец ответила Бекки.
Мейси продолжала плести.
– Да? Не знала, что у нее есть твой номер.
– Я ей дала. Чтобы она могла звонить мне по своему мобильному телефону.
Вот тут Мейси плести косу перестала.
– У нее есть мобильный?
Бекки так энергично кивнула, что пряди выскользнули из рук Мейси.
– Мне хочется говорить с ней иногда. – Бекки поднесла к губам указательный палец и тоже стала его покусывать. – Я и твой номер дала ей, на случай, если она захочет с тобой поговорить.
– Хорошо, – проговорила Мейси, хотя испытывала смешанные чувства. У Джорджии всегда была возможность позвонить ей на домашний, но звонок по мобильному – нечто более личное. Может, именно поэтому Джорджия ей пока не звонила? Некоторые вещи легче оставить невысказанными.
– Вы уже созванивались? – спросила Мейси.
– Угу.
Мейси закусила губу, чтобы ничего не сказать, и продолжала плести, притворяясь, что полностью поглощена своим занятием.
– Мы говорили о Берди.
– О Берди? – Мейси сдержалась, не сказав: Почему ты со мной не говорила о Берди?
– Угу. – Правой рукой Бекки почесала ярко-красный след от комариного укуса. – Берди со мной разговаривает.
Мейси вспомнила подслушанный у двери дедушкиной комнаты шепот и поняла, что в глубине души она верила, что Берди снова разговаривает. Но, видимо, не была готова услышать то, что Берди может сказать.
– Я имею в виду, она по-настоящему разговаривает. Это началось с той ночи, когда папа привез ее домой в своей патрульной машине. Она пришла ко мне в комнату, села на край кровати и заговорила. Я испугалась, поэтому позвонила тете Джорджии.
Мейси перестала притворяться незаинтересованным наблюдателем. Она прошла к окну и села на подоконник лицом к дочери.
– Почему ты испугалась?
– Берди хочет что-то в-вспомнить. Что-то в-важное, но она не п-помнит, что именно. Сказала, что дедушка знает, но не хочет ей говорить.
– В этом ничего нет пугающего. Что-то еще?
Бекки в нерешительности покусала нижнюю губу.
– Она с-сказала, что человек в грузовике тоже это знал.
Мейси застыла.
– Она знает, кто он – тот человек в грузовике?
Бекки пожала плечами:
– Она не г-говорит, секрет. И она д-должна сохранить его. И она хочет снова г-говорить. Со всеми.
– Это все?
Бекки помотала головой:
– Нет. – Она настойчиво посмотрела в глаза Мейси – просто копия Джорджии, Мейси с трудом не отвела взгляд. – В ее чемодане б-было что-то, чего там б-больше нет, но она хочет найти. – По лицу Бекки потекли слезы. – Я думаю, она сошла с ума.
Мейси чуть не рассмеялась вслух. Этот поезд давно ушел. Так всегда говорила Джорджия, когда они обсуждали душевное состояние их матери.
– И я д-думаю, она хочет, чтобы я ей п-помогла.
Вся веселость Мейси немедленно испарилась.
– Почему – ты?
– П-потому что я единственная, с кем она может г-говорить.
Мейси встала, обняла Бекки и, как будто той было все еще четыре года, подняла ее и усадила себе на колени, удивившись, что Бекки не протестует. Наоборот, она прижалась головой к ее груди.
– Я с тобой, дорогая. Ты ведь знаешь, что всегда можешь со мной поговорить.
– И с тетей Джорджией?
– Да. И с тетей Джорджией. Мы обе очень любим тебя, мы хотим для тебя только самого лучшего. Только в следующий раз приходи ко мне к первой, хорошо?
– Потому что ты моя мама?
Что-то сдавило горло Мейси, и ей пришлось дважды сглотнуть, прежде чем она смогла говорить.
– Да. Потому что я твоя мама.
Бекки некоторое время молчала.
– Я нашла суповую чашку. Она была в комоде Берди, и я не говорила, потому что боялась, что ты будешь меня ругать за то, что я рылась в ее вещах.
Мейси положила подбородок на макушку Бекки, вдыхая аромат шампуня, который очень скоро, вероятно, сменится чем-то более утонченным, она заранее начинала скучала по этому запаху.
– Почему ты мне не сказала? – спросила она наконец, отбрасывая свое решение быть только слушателем и не мешать Бекки говорить.
– Потому что ты была занята школой и дедушкой. И ты не поверила мне, когда я сказала, что Берди со мной говорит.
– Бекки? Ты там? – прозвучал из прихожей голос Лайла.
– Мы в комнате Берди, – откликнулась Мейси.
Бекки быстро соскользнула с колен Мейси, словно застеснявшись показаться отцу маленькой девочкой. Мейси тоже встала, и на миг у нее возникла смешная мысль воспользоваться помадой Берди, прежде чем Лайл появится в дверях.
– Папа! – Бекки побежала к отцу, распахнув руки, как делала с тех пор, как начала ходить.
Он поднял ее, обнял и, сразу поставив на пол, притворился, что потирает спину.
– Кажется, от тенниса у тебя здорово выросли мускулы. Я как будто поднял огромного аллигатора!
Бекки улыбнулась, показав ямочки на щеках.
– Правда?
Лайл кивнул с серьезным лицом.
– Правда. – Он взглянул поверх головы Бекки. – Привет, Мейси.
Мейси чувствовала, как предательски розовеет ее лицо, несмотря на все усилия оставаться спокойной. Они не разговаривали с тех пор, как она сказала ему, что не поедет на Фестиваль меда. Лайл не спорил, из-за чего она почувствовала себя еще хуже.
– Тебе что-то нужно? – спросила Мейси, пытаясь держать ситуацию под контролем.
Он прошел в комнату.
– Разве мне нужен особый повод навестить жену и дочь? – проговорил он игривым тоном.
Прежде чем она возразила, что давно ему не жена, он остановил ее жестом.
– Не трудись, Мейси. Вообще-то у меня новости. Насчет мужчины в грузовике.
Мейси увидела, что Бекки навострила уши.
– Пора тебе навести порядок в своем шкафу, – сказала ей Мейси, скрещивая руки на груди, чтобы показать – она не шутит. – Для начала сложи в отдельную кучу всю зимнюю одежду, которая там не помещается. Я потом приду и помогу тебе.
– Но…
Суровый взгляд Лайла остановил ее протест. Словно узник, которого ведут на казнь, Бекки направилась к выходу, так старательно волоча по полу босые ноги, что Мейси испугалась, что она занозит их о деревянные доски.
Мейси выглянула в коридор и, убедившись, что Бекки ушла в свою комнату, осталась стоять в дверях. Для того чтобы приглядывать за Бекки, но в глубине души она прекрасно понимала, что надеется сбежать, если понадобится.
– Что за новости? – спросила она, стараясь говорить спокойно. Как бы Мейси ни старалась, но каждый раз, когда она видела Лайла, вспоминала, как он ей сказал: «Я все еще люблю тебя, Мейси».