ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА К «ОРЕСТЕЕ» ЭСХИЛА[В ПРЕДПОЛАГАВШЕМСЯ СОВЕТСКОМ ИЗДАНИИ 1926 г.]
Поэтический перевод, и ныне еще не законченный, всех дошедших до нас творений старейшего из трагиков и поистине создателя Трагедии был предпринят мною для серии «Памятников Мировой Литературы» и приобретен ее издателями, М. и С. Сабашниковыми в Москве. Летом 1913 г. была выслана мною из Рима в Москву первая часть Эсхиловой трилогии («Агамемнон»); в 1916 г. вся «Орестея» была готова к печати. «Персы» и «Семь против Фив» ждали, в свою очередь, типографского станка. Но идя навстречу желанию переводчика, медленно работавшего над усовершенствованием своего труда, Издательство не спешило выпускать его в свет частями. В октябрьские дни 1917 г. пожар здания на Тверском бульваре, у Никитских Ворот, едва не уничтожил материалов, собранных для продолжения уже приобретшей важное просветительное значение серии; в их числе, вместе с другими моими работами, единственного списка «Орестеи»: М. В. Сабашникову, пренебрегшему спасением личного достояния, удалось уберечь от огня вверенные ему рукописи.
В настоящее время Издательство Сабашниковых, не имея возможности приступить к печатанию Эсхила и заботясь в то же время о скорейшем выходе в свет, прежде всего, «Орестеи», бескорыстно уступило первое ее издание Всероссийской Академии Художественных Наук. Переводчик свидетельствует свою признательность как Академии, оказавшей покровительство его труду, так и Издательству, которое самоотверженно выращивало и оберегало последний в течение долгих лет и ныне, поступаясь принадлежащими исключительно ему правами, великодушно содействует его обнародованию.
Каждая строка Эсхила дает так много для познания древности и так много знания предполагает, чтение многочисленных мест столь спорно, их толкования столь разноречивы, что если бы переводчик решился выступить и в роли хотя бы скромнейшего комментатора, изъяснительным и оправдательным примечаниям к предлагаемому тексту не было бы конца. Видя, что огромное большинство знакомится с Гомером, Библией или Шекспиром, не прибегая к посредству комментариев, — он делает смелый, быть может, опыт дать в руки читателя труд без напутственных или сопутствующих пояснений. Он полагается, с одной стороны, на могучий рельеф Эсхилова изложения, достигающего пределов поэтической выразительности. С другой стороны, самый перевод устроен с таким рассчетом, чтобы подразумеваемая в подлиннике связь мыслей и образов была обнаружена, намеки раскрыты или опрозрачены, чтобы передача слов поэта включала в себя, в границах того же числа таких же по размеру строк, в некоторой мере и их существенно-смысловое истолкование.
Так и стиль перевода обусловлен убеждением переводчика, что Эсхил народен по своей проникнутости живою стариной заклинательного языка и обрядового предания, присловий и поверий; что он умеренно-архаичен как по сознательному стремлению художника воскресить в памяти современников, граждан афинского народоправства, дух стародавних былей Троянской войны и Аргивской державы, так и по личной внутренней близости умоначертанию эпохи, отошедшей в прошлое с персидскими войнами, коих сам он был участником и героем[291]; что в своей манере и художественном задании, как «примитив», мало общего имеет он с классическим «академизмом» Софокла, — чем объясняются и могучий реализм, роднящий его с Шекспиром, и на твердых устоях строгой веры основанный мужественный морализм ветхозаветного склада, свободный от примеси того свойственного Софоклу и уже агностического фатализма, благодаря которому вся античная трагедия (что̀ неприменимо именно к Эсхилу) долгое время ошибочно слыла «трагедией рока».
Особливое внимание приложено переводчиком к наивозможно близкой (без нарушения естественного течения и ритма русской речи) стихотворной передаче ритмических движений и метрической структуры подлинника, предназначенного в хоровой и лирической своей части для музыкального исполнения.
Рим, октябрь 1926.
Вячеслав Иванов.
ПРОСИТЕЛЬНИЦЫ(стихи 324—1074 в переводе А. И. Пиотровского)
Я вижу, вы исконные насельницы
Долины этой. Почему же дом отцов
Пришлось покинуть? Что за рок обрушился?
О царь Пеласгов! Счета нет людской беде.
Причудливо несчастий оперение.
330 Кто б думал, что нечаянное странствие
Примчит нас в Аргос, в старый дом прадедовский,
Беглянок, ночи брачной испугавшихся?
Так почему ж к престолу городских божеств
Приникли вы, на ветках — ленты белые?
В дому Египта нам не быть служанками!
Вражда? Иль богу ненавистно? В чем беда?
Кто нас купил, кто нас попрал, того любить?
Растят в роду богатство свадьбы родичей.
Труд невелик — прогнать беглянок плачущих.
340 Как вас приветить, чтобы угодить богам?
Сынам Египта не предай, не выдай нас!
Тяжел приказ твой: новую войну начать.
Твоею Правда в бой пойдет союзницей.
Стояла ль Правда у начала дел твоих?
В листве, в повязках города ограда. — Чти!
Дрожу. Святыню вижу в листьях, в зелени.
Ужасен Зевс молящих. Грузен гнев его.
КОММОС
О Палехфона сын! Слушай, послушай нас!
Смилуйся, сжалься, царь! Пеласгов вожак!
350 Видишь, дрожащая, зяблая, беглая
Телочка бежит. Волк
Гонит. К обрыву круч
Спинкой притиснулась.
Сжалась в комок, мыча
Зовет пастуха на помощь.
Я вижу: лозы отемнили свежие
В руках молящих — троны городских богов.
Пусть только зол не принесут пришельцы нам.
Пускай вражда нежданно и негаданно
На нас не рухнет. Войн не надо городу.
Милостиво взгляни, Правда, на беглых нас!
360 Зевса святая дочь! Заступницей будь,
Ты же, хоть сердцем стар, после рожденным верь!
Сирых и нищих чти!
. . . . . . . . .
Бог тебе счастье даст.
Бог принимает дар
С лаской из рук невинных.
Припали вы не к очагу домашнему
Царя. Вина на город весь обрушится.
Пусть весь народ помыслит, как от зла уйти.
А я поруки крепкой вам ни в чем не дам,
Пока всех граждан не услышу мнения.
370 Ты — весь народ. Город и царство ты!
Самовластительный князь!
Народа очаг, храмы земли — твои!
Единодержец, судишь-рядишь сам!
Единодержец, скиптром правишь сам!
Сам все вершишь! Бойся же кощунства!
Пади кощунство на моих завистников!
И все ж: подмогой вам помочь — себе вредить.
А посмеяться над слезой — безжалостно.
В смятеньи — сердце. Разум — в замешательстве.
380 Принять, отвергнуть? Случаю довериться?
Глаз бога видит. В божьи гляди глаза!
Бог несчастливых хранит,
Тех, кто к ногам ближних припал в тоске,
Но слова Правды в горечи не выплакал.
Падет гнев Зевса, Зевса сирот на тех,
Чье не смягчит сердце боль страдальцев.
Когда сыны Египта с вами спать хотят,
И на родство ссылаются, на дедовский
Святой закон, — так кто ж оспорит правду их?
390 По праву и обычаю земли родной
Должны вы опровергнуть притязание.
Нет, никогда, вовек, мне никогда не быть
Горькой рабой мужчин. Пускай шаткий путь
Звезды укажут нам в моря. Брак страшней!
Но ты выбери Правду союзницей,
Помня богов, суди нас!
Суд не рассудит. Не бери судьей меня!
Сказал: решенья не приму — хотя бы смел, —
Не выслушав народа. Никогда пускай
400 Мне в городе не скажут: в горький час беды
Почтил он пришлых, но сгубил родной народ.
Зевсова кровь в тебе. Зевсова кровь во мне.
Вровень стоят весы Зевса. И бог воздаст
Злое — творящим зло, доброму — доброе.
А ты медлишь, царь! Вровень стоят весы —
Правду вершить боишься!
Сейчас раздумье надобно глубокое.
Как водолаз, в пучину мыслей взор нырнет,
410 Чтоб город горя не черпнул — вот главное.
И чтоб для вас счастливо все покончилось.
Пусть битва не расхитит городских богатств,
Но пусть и вас я не предам, доверчиво
К богам припавших, чтобы на постой не встал
В моем дому — Аластор-мститель, черный гость.
Он и в аду меня не кинет — мертвого.
Тут поразмыслить надо о спасении.
Думай, царь! Будь, о царь,
Рода друг, сирых страх!
Слабых щит.
420 Нас, беглянок, не предай!
Нас, изгнанниц, гнали в даль
Божий страх, стыд людской.
Обнял рой робких дев
Трон богов. Нет, не дай
Нас угнать,
Полновластный князь земли!
Злы и яры женихи.
Защити от злобы!
Нет, не дай, чтоб повлек бесстыдный враг
430 Нас от святых камней,
Правду и честь поправ,
Как коней за узду,
Холст разорвав рубах
Крашеных, вышитых.
Помни, царь! Дома и детей твоих
Жизнь на весах сейчас.
Вровень стоят весы.
Держит судьба весы.
Оберегай же, царь,
Зевса предвечный строй.
Я все обдумал. Буря нас о берег бьет.
Так или этак, но война великая
Неотвратимо грянет. Что ж! Сколочена
Упруго лодка, стянута канатами,
442 Не повернуть нам[292] без трудов и бедствия,
452 Иль в этих вихрях крепко заблуждаюсь я.
Но радостней слепым быть, чем пророком зла.
Пусть будет лучше, чем боюсь, и иначе!
Послушай напоследок слово скромное!
Я слушал. Слушать буду. Говори. Я здесь.
Есть на рубахах пряжки, пояса у нас.
Одежды это девушек обычные.
Для нас они, запомни, средство верное!
460 Скажи, зачем такие говоришь слова?
Когда не дашь беглянкам поручительства...
На что вам пригодятся пояса, скажи!
Богов украсим идолы по-новому.
Играть в загадки хочешь! Говори прямей!
Здесь, на кумирах тотчас мы удавимся.
По сердцу плетью бешеной стегнула речь.
Ты понял? Все воочию увидишь, царь.
Чудовищные ринулись опасности.
Река надулась половодьем горестей.
470 Вокруг — непроходимая, бездонная
Беды пучина. Нет мне верной пристани.
Когда желанья вашего не выполню,
Вы мерзостью грозите: ей и меры нет.
А встречу в битве под стеною города
Сынов Египта — братьев ваших, спор решив
Оружьем, — расточительно и горестно
477 В поля мужскую ради женщин кровь пролить.
443 Когда добро и золото потеряно,
Добыть поможет новое Стяжатель — Зевс.
Когда язык стрелой ужален шалою,
Излечит слово то, что словом ранено,
Но чтобы зря родная не пролилась кровь,
Молиться надо, возлиять и жертвовать,
452 Просить богов умильно; исцеленье в них.
478 Всех выше — Зевс молящих. Гнева Зевсова
Бояться неизбежно. Страшен людям Зевс.
480 А ты, седой родитель этих девушек,
Собрать вели священных веток ворохи
И в город отнеси их, к алтарям богов,
На площади. Пусть видят горожане их,
Свидетелей погони. И меня пускай
Не судят. Любят люди попрекать царей.
Увидят ветки, пожалеют девушек.
К тем, кто слабее, сердцем мы всегда добры.
490 Благодарить и радоваться надо нам.
Заступника нашли мы милосердного.
Дай провожатых мне теперь, оружников,
Из здешних. Пусть в ограду городских богов
К старинным, чтимым алтарям покажут мне
Дорогу. Одному небезопасно тут
Шагать: чужак лицом я и одеждою.
Иное племя Нил растит, иное же —
Инах. Гляди, чтоб смелость не родила страх.
И друга убивают по неведенью.
500 Ступайте, люди! Правду говорит пришлец,
Богов ограду, алтари на площади
Укажете вы гостю. И держать язык!
Вам повстречался мореход незнаемый.
Ему приказ ты отдал. Он послушался.
А нам как быть? Где помощь и покой найти?
Пусть канут наземь ветви, горя спутницы!
Вот на земле! Приказу повинуемся.
Сойдите на зеленый, вольный луг теперь!
Неогражденный разве нам защита луг?
510 Не коршунам на корм мы выставляем вас.
Врагам — добычей. Змей они чудовищней.
На ласковые лаской отвечай слова!
Жжет сердце ужас. Разве удивительно?
У беззащитных страхом велики глаза.
Утешь нас словом, делом успокой нас, царь!
Отец покинул ненадолго девушек.
Я ж ополченцев созову земли моей
И поверну общину всю на дружбу к вам
И научу, что говорить родителю.
520 А вы останьтесь. Все, чем сердце полнится,
В мольбах откройте го́рода святым богам.
А я пойду. Все учиню, как надобно;
Веди, удача! Говори красно, язык!
СТАСИМ ПЕРВЫЙ
Царь царствующих! Господин господствующих!
Тиран тиранов![293] Сильный, обильный Зевс!
Послушайся! От женщин
Мужскую страсть отведи и ярость!
Выбрось в кипенье пурпурное хлябей
530 Черновесельную гибель-лодку!
Стариннейшую, вековую, кровную
Любовь припомни к нашей прабабке милой!
Взгляни на нас, молящих!
Начальник рода, расхититель Ио!
Зевс, — твои мы! От нильской, любимой
Поймы твоей мы сюда бежали.
На след старинный возвратились.
Матери здесь поля в цветах и травах.
540 Здесь — бычий луг. Отсюда Ио
Овод чудовищный гнал.
Ум помутился. Бежала,
Долго скиталась по селам земным,
Переплыла бродом морским[294] —
Так на роду ей суждено
Материки вод рубежом разрезать.
Страной Азийскою промчалась.
Фригией[295] всей насквозь, ягнят кормящей.
Мисийцев кремль там, Тифранта город.
550 Лидии кряж ледяной,
Дебрь хребтов Киликийских
Пересекла и Памфилии степь.
Перебрела межени рек,
Перебрела топи болот,
К жирным пришла хлебным краям Киприды.
Бежит. А жало ранит и язвит.
Жжет пастух окрыленный.
Вот и Зевсовы пашни[296],
560 Питаемый снегом дол. Дохнул Тифон,
И вздулся Нил.
Смывает Нил едкий яд заразы.
Скачет шалая. Гонит стыд.
Мчится, бичом измучена,
Мчится Менада Геры.
Кто жил в те годы в Нильской стороне,
Бледный ужас связал их.
Страшно видеть и странно
Урода, образ мерзкий и ублюдочный,
Коровы вид
570 И девушки. Чуду люд дивится.
Кто, сострадая, сжалился
Над злополучной, беглою,
Жалом гонимой Ио!
Владыка, временем предвечный,
Стал спасителем Зевс ей.
Блаженной силою пахнул,
Божьим дохнул дыханьем,
Стихли страданья. Грусть и стыд
Тихой слезой истаяли.
580 Груз приняла от Зевса — слово истинно —
Чудный родился мальчик.
Спаситель, временем предвечный.
Славят земли, ликуют.
Жизнеподатель, дивный сын,
Подлинно сын он Зевса.
Кто бы другой попрал, поверг
Мстительной Геры злобу?
То было Зевса делом. Род наш славный горд,
Все мы Эпафа дети.
590 Кому ж молиться из бессмертных?..
Кто благодетель, кто заступник?
Один, отец, зачинщик, рода сеятель.
Старинный предок, великан,
Творец щедрот, благ зиждитель, бог Зевс.
Бог никому не подначальный,
Владыка сильных и великих,
Ни на кого не глядя снизу вверх, царишь.
Промолви — все сотворено!
Помысли лишь в сердце — все свершилось!..
ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
600 Смелее, дети! Радостные приняты
Народом полномочные решения.
Отец, будь счастлив, вестник милой радости!
Скажи мне, что в собранье постановлено,
Рук большинство[297] народных поднялось за что?
Голосовал единодушно Аргос весь.
И дряхлое взыграло сердце весело.
Бесчисленные руки рассекли эфир
И силу дали доброму решению.
Дано нам поселиться в этом городе,
610 Свободными и неприкосновенными.
Ни здешнему, ни гостю не позволено
Нас увести отсюда. А из граждан тот,
Кто на защиту нашу не поднимется,
Народом изгнан, чести будет он лишен.
Принять решенье это убедил народ
Пеласгов князь. От гнева Зевса, мстящего
За оскорбленных, остерег он. Городу
Не быть уж жирным, если оттолкнет гостей
И вместе — кровных родичей. Вдвойне чума
Падет, страна потонет в безысходном зле.
Глашатая не ожидая, весь народ
Аргосский руки поднял за царем. Так быть!
Речей поддались силе, складно сложенных,
Пеласгов люди. Зевс да кончит все добром!
Подымайтесь! Просите о доброй судьбе
Для аргосцев, в отплату за добрую весть!
Зевс скитальческий! Слово скитальцев услышь!
К поспешенью счастливому все приведи!
Дай свершиться желаньям умильным!
630 Ныне внемлите нам,
Зевсовы дети в небе!
Счастье в страну излейте!
Пусть никогда огонь
В старый Пеласгов кремль
Злой не метнет Арес,
Грозный и славный бог!
Жатву людей
Жнет пускай на других запашках!
Нас они пожалели,
640 Добрый кинули жребий,
Чтили к Зевсу припавших,
Наше зяблое стадо.
Не за мужскую власть
Отдали голос веский,
Девушек плач отринув.
Нет, им в глаза глядел
Зевсов недремлющий
650 Мститель. Тяжел с ним бой.
Дому тому беда,
Где над коньком
Он угнездится, пришлец ужасный.
Нас, родных, полюбили,
Зевса приняли сирот.
Пусть на чистых престолах
Богу жертвы приносят.
Набожен девушек
Рот, хоть в руках ветвей
Нет. Так летите ж, песни!
Пусть этот город милый
660 Язва-чума не тронет.
Трупами граждан распря
Не окровавит полей и пашен.
Пусть цветет и не вянет
Юность. Пусть Афродиты
Муж, губитель людей, Арес
Пуха жизни не режет.
А на скамьях старшин
Пусть старики сидят,
Седы, да сердцем юны.
670 Город пасут разумно.
Будет им свято имя
Зевса скорбящих сторожа.
Мир он ведет по седым законам.
Пусть блюстителей царства
Род державный рождает!
Артемида развяжет пусть
В час болезни — рожениц!
Пусть истребительный,
Мор погубительный,
680 Добрых людей не косит!
Песен и плясок палач,
Слезы родящий Арес[298]
Пусть воплем домов не полнит.
Строй черных болезней,
Роись дальше отсюда!
Верным другом Ликийский бог[299]
Будет пусть молодежи!
Всякая овощь пусть
Во благовременьи,
690 Зреет по воле Зевса!
Козьи отары пусть
Мечут богатый приплод!
Дай, бог, изобилье дому!
Напев звонких аэдов[300],
Летай в праздничных хорах!
Слава, вторь из девичьих уст
Струн роптанью кифарных!
Права и вольности сограждан
Пусть блюдут городские власти,
700 На счастье всем, прозорливо правя.
С соседями честный мир,
Пока не взял меч Арес,
Пускай хранят без обид и кривды.
Богам, владеющим страною,
Молятся пусть, как велели деды,
Жертвы творя, в венке лавровом.
Отца и мать в страхе чтить —
Нам закон третий дан.
В скрижалях он предначертан Правды.
710 Хвалю молитвы мудрые, о дочери!
Но выслушайте от отца без трепета
Слова необычайные и новые.
С высокого забрала четко вижу я
Корабль. Он ясно различим. Узнал мой взор
И парусов оснастку, и опалубку,
И волнорез. Глядит глазами круглыми[301]
Корабль, послушный черезмерно голосу
Правильщика. Тот голос нам бедой грозит.
Вот и гребцов я вижу. Тело смуглое
720 Из белизны рубашек выделяется,
Уж много лодок видно и злодей на них.
Вот к берегу подходит головной корабль,
Спустил он парус. К отмели на веслах мчит.
Мужайтесь, дети! Ждите осмотрительно
Того, что будет, к идолам припав богов.
Охрану приведу я[302] и ходатаев.
Придти глашатай может иль гонец сюда.
Добычу пожелает уволочь с собой —
Тому не быть! Не трепещите, дочери!
730 Все ж лучше, если помощь позамешкает,
Не покидать надежного убежища.
Скрепите сердце. В грозный день, в расплаты час
Воздаст тому, кто бога оскорбляет, бог.
КОММОС
Отец, мне страшно! Корабли крылатые
Летят, и время мчится кораблей быстрей.
Страх леденит меня. Сердце объяла скорбь!
Польза была ли нам в бегстве томительном?
Пропадаю, отец, от страха.
Сказал народ аргосский слово твердое.
740 Смелее! Будет бой за вас. Уверен в том.
Сыны Египта беззаконны, бешены
И ненасытны в драке. Знаешь все и сам.
Дуба рубленного, суриком крашены,
Лодки плывут стремглав, гнутые, буйные,
Черным войском полны скамейки.
Найдут и здесь отважных, плечи сильные
В полдневном зное опаливших досмугла.
Одних не покидай нас! ни за что, отец!
Мы — девушки. Ничто — мы! В нас Ареса нет.
750 Ринутся вороны, хитрые, хищные,
В сердце — предательство, в мыслях — обман и плен.
Им алтари — не святы.
Отлично было б, дочери, когда б враги
Не вас одних, но и богов обидели.
Трезубцы, ленты эти не страшны ничуть
Ворам, отец! Протянут нагло руки к нам.
Силой мужской кичась, ярые, шалые,
Псы без стыда, козлы, кобели жадные,
Боги для них — не боги.
760 Есть поговорка: волки посильней собак.
Сытней ржаная каша нильской зелени.
Чудовищ взбеленившихся, взбесившихся
Стыд потерявших — остеречься надо их.
Не так-то скоро войску корабельному
Приплыть, причалить, накрепко канатами
Пришвартоваться. Якорную, верную
Найдут не в раз стоянку лодок кормчие.
Вдобавок нет на побережье пристани,
И солнце к ночи клонится. Тревог полна
770 И страхов ночь для опытного кормчего.
Неладно войско на берег высаживать,
Пока надежно флот на якоре не стал.
Богам молитесь, если одолеет страх.
А я подмогу приведу. Гонца народ
Не попрекнет: я сед, да молод разумом.
СТАСИМ ВТОРОЙ
Ой край холмистый! Ой святынь земля!
Что будет с нами? Где спастись? Где спрятаться
В стране Апийской? Где нора, лазейка, щель?
Как черный дым пусть взлетим,
780 Где Зевса ходят облака,
Незримо, неслышно.
Легкой, летучей
Бескрылой пылью ветер нас развеет!
Нет ни пути, ни тропки, ни дорожки!
Стучится сердце птицей чернокрылою.
Отца дозор сковал, как цепью. Гложет страх.
В удавке пусть примем смерть.
В петле повиснуть нам милей,
790 Пока не стиснул
Грудь нежеланный муж.
Пусть Ад владеет девушкою мертвой.
Пускай на горных высях нам приют дадут,
Где влажные туманы остывают в снег.
Пускай обрух, упрямый кряж,
Пропасть козья, яр крутой,
Коршунье гнездо глядят:
Камнем рухнем мы на дно,
Прежде чем бесстыдной, злой
Свадьбы ночь сломает сердце.
800 Пускай собаки сгложут тело девичье
И птицы клювом раскромсают. Стерпим все!
Освободительница-смерть
Нам в неволе даст покой.
Смерть, спеши, пока в постель
Муж невесту не повлек.
Как иначе убежать?
Свадьбы ночь нас как минует?
Вопите, войте! К небу крик!
К богам — мольба! К богам — слеза!
810 Поможет ли плач? Спасет ли мольба?
Придет ли покой? Ты видишь, отец,
Разбой, раззор! И светел все ж
Ясный взор божьих глаз?
К твоей руке припавших чти,
Всевластнейший мира царь, Зевс!
Сыны Египта, псы, козлы,
За страшной ласкою гонясь,
Помчались за мной. По следу бегут,
820 Беглянок вспугнул гомон и гик.
Рвутся силком робких схватить.
Бог, но в твоих руках
Весы. Что может человек
Без воли твоей? Что смеет?
Ой-ой-ой-ой[303], ай-ай!
Ловчий пес! Вот в море! На суше вот!
Пес проклятый, сдохни!
Ио! Вот перед глазами! Ой, лестницы! Лестницы!
830 На берег брошены! Спасите!
Вот горя начало! Подходит, спешит
Невзгода моя! Ио, Ио!
Быстро сюда, к алтарям!
Жадная похоть грозит!
На берег с лодок ползет!
Царь, приди! Заступник!
ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
В барку! В барку, живей!
Шевелитесь, эй!
Не зевать, не зевать!
Толчок, толчок, пинок, щипок!
840 По затылку, в кость и в кровь,
Топором пополам!
Живо, живо, живее, твари, в лодку!
В пенное море пади!
В хлябях бешеных сгинь!
Ты, тиранов надменных
Сбитая крепко гвоздями лодка!
Велю тебе: силой не трогай!
Сбесился ты, мерзкий!
В кровоподтеках на корабль втащу! Бегом!
850 Эй, шевелитесь, эй!
Ги-ги! Го-го! Алтарь оставьте! В лодку, эй!
Богам молитесь нашим. Их вы бросили!
Пусть не видать нам тебя,
Пашни питающий Нил!
Хотя теплит влага твоя
Кровь в человеке и хлещет пеной.
Эй, на корабль! На корабль! Живей!
Волей-неволей, эй!
Здесь род наш исконен и древен,
860 Старик! Здесь мы святы.
Силой стащу со ступеней
Битыми будете, битыми!
Ай, ай! Ай, ай!
Лучше б ты по хлябям морским,
Бурей гонимый, скитался!
К Сарпедоновой брошен[304]
870 Зыбкой, песчаной отмели,
Лучше б в тумане сгинул!
Вопи, стони и голоси! Богов зови!
Ладьи не перепрыгнуть вам египетской,
Хотя б визжали во сто крат пронзительней.
Ой, ой! Ой, ой!
Лаешь нагло, за всех один.
Чванишься, спесью раздутый!
880 Помни, видит великий Нил.
Руку твою бесстыдную
Он остановит, подлый.
Велю грузиться в барку остроносую,
Да поживее! Мешкать не советую!
Не то схвачу вас за волосы. Плачьте же!
Ой-ой! Отец!
Богов кумиры — обман!
Паук длинноногий тянет!
Призрак, призрак черный!
О-то-то-той!
Земля! Земля! Спаси!
890 Гибельный страх отврати!
Земли сын, ой! К нам, Зевс!
Мне здешние не страшны боги. Не они
Мое растили детство, юность холили.
Ай-ай! Змея,
Двуногая ты змея!
Ехидна вцепилась в нас!
В ногу вгрызлась жадно!
О-то-то-то-той!
900 Земля! Земля! Спаси!
Гибельный страх отврати!
Земли сын, ой! К нам, Зевс!
Идти велю вам на корабль без ропота!
Не то в лоскутья изорву рубашек лен.
Ио, город, ой!
Начальники! Гонят нас!
Господ немало, сыновей Египтовых,
Дадим. Не плачьте! Без господ не будете!
Ио! Гибнем совсем!
Наконец нежданный! Царь!
Поволоку вас, ухвативши за косы.
910 А ваши уши глухи для речей моих.
Эй-эй! Что ты затеял? Как взбрело на ум
Бесчестить край Пеласгов — смелых воинов?
Пришел ты в бабье государство, думаешь?
Над эллинами, варвар, вздумал чваниться!
Все безобразно делаешь и без толку.
Что ж не по праву и неверно сделано?
Чужак и гость, не знаешь, как вести себя.
А что? Свою потерю возвратить хочу.
Гостеприимца назовешь[305] какого здесь?
920 Гермес-Находчик — вот гостеприимец мой!
На божество сослался, а богов не чтишь!
Своих я почитаю, нильских демонов.
А здешние — тебе ничто? Сказал ты так?
Возьму вот этих, если не отнимете.
Попробуй, будешь плакать, и не мешкая.
Услышал слово негостеприимное.
Не гость мне святотатец и кощунственник!
Пойду. Сынам Египта расскажу про все.
Иди! Быков я не пасу забот твоих.
930 Но чтобы, зная, ясно рассказать я мог,
(Все сообщить подробно — долг глашатая) —
Как доложить, скажи мне, кто украл у нас
Всю стаю этих девушек — нам свойственниц?
Решится тяжба не в суде, решит Арес.
И выкуп нам не серебром, не золотом
Дадите. Будут битвы, будет злая кровь
И злые раны, и бойцов отважных смерть.
Зачем знать имя? Час придет, услышите
О нем и ты, и те, кого привел с собой.
940 А этих можешь увезти — не силою, —
Охотой, словом убедивши ласковым.
Единодушно принято решение
Народом силой стаю этих девушек
Не выдавать! Гвоздем прибито кованым
Решенье, не в дощечки слово вписано,
Не в складках запечатано папируса, —
Из уст моих свободно, недвусмысленно
Его ты слышишь. А теперь — подальше с глаз!
Раздуть ты хочешь новую войну?[306] Пускай!
950 Мужам да будет власть и одоление!
Мужами вы найдете края здешнего
Людей, не пивопийцами[307] набрякшими.
Вы, девушки, с наперсницами милыми[308],
Ступайте, с тихим сердцем, в крепкий город наш,
Броней высоких башен опоясанный.
Общинных зданий в городе достаточно,
И я настроил много не скупой рукой.
Там жить просторно и привольно будете,
960 Средь домочадцев многих. Если ж хочется, —
В домах отдельных, малых вы поселитесь.
Все лучшее, все самое желанное
Открыто вам. Цвет рвите! Ваш заступник — я
И город весь. Постановленье города
Незыблемо. Каких защит еще вам ждать?
Пусть за щедрость щедроты осыплют тебя,
Величавый Пеласг!
А теперь к нам радушно Даная пошли.
Он — родитель наш, добрый советчик, вожак.
970 И забота его — пораздумать о том,
Как и где поселиться нам, где отыскать
Дом, чтоб сплетня не выросла. Каждый готов
Чужаков клеветой
Обесславить. Но счастье да будет!
С благодарственной песней, с хвалой на устах
Многославный приветствуйте город!
Вы, служанки любезные, встаньте вокруг.
Подарил вас по жребию каждой из нас
Царь Данай как приданый подарок.
980 Должны аргосцам вы молиться, дочери,
Как олимпийским божествам, и жертвовать.
Они спасли вас. Слово недвусмысленно.
Что с вами было, кровными и присными,
Как мучили вас братья, рассказал я все.
Оруженосцев и телохранителей
Они мне дали, голову седую чтя,
Чтобы нежданной смерти час удар копья
Вмиг не приблизил, кровью запятнав страну.
За всю заботу благодарность верная
990 Пусть у кормила встанет ваших помыслов.
Впишите в память, рядом с тем, что вписано
Из прежних, многих добрых слов родительских.
Испытывает время дружбу новую.
На поселенца всякий рад точить язык.
Молва дурная быстро разлетается.
Прошу, не обесславьте седины моей.
Мужские взоры распаляет возраст ваш.
Плод спелый сада уберечь не так легко.
Богам и людям лакомиться хочется,
Киприда разглашает: «Виноград созрел»;
Эрот нам шепчет: «Рвите гроздья сочные».
На девушку красивую и статную
Прохожий рад очей обворожающих
Стрелу метнуть, желаньем очарованный.
То, от чего бежали, горький труд приняв,
Вспахав просторы моря, — пусть не ранит здесь.
Пускай не осрамимся, на беду — себе,
Врагам в утеху. Дом готов двоякий нам:
1010 И царь Пеласг и город предлагают кров,
Почетный и бесплатный. Превосходно все.
Совета не забудьте же отцовского:
Дороже жизни цвет храните девичий!
В другом пусть боги милостивы будут к нам.
За грозди сада нашего спокоен будь!
Пока судьба не присудила иначе,
Тропу топтать мы станем прежних помыслов.
ЭКСОД
В город путь наш. Величайте
Всех богов круг, градодержавцев,
Кремль хранящих,
Над старинным
Поселенных Эрасином[309]!
Вы, служанки, песнь примите!
Кремль Пеласгов, кремль хвалите,
Город милый!
Нила медленные устья
Больше славить мы не будем.
Мы потоки славить будем,
Что струятся по равнине, растекаясь
Серебристыми ручьями,
Луг поя медовым соком.
Артемида, помоги нам!
Дева, девушек подруга! Пусть желаньем
Нас не взманит Киферея —
Страшны битвы страсти темной.
Не презренен нам Киприды строй приглядный,
Рядом с Герой правит властно Афродита.
Многокозненна богиня,
Но дела ее чудесны.
Рядом с матерью улыбчатой приходят
1040 Страсть и Нежность, нимфа Ласка, Лепет сладкий
И Гармония[310] — служанка
Афродиты, и Эротов
Шёпот вкрадчивый и робкий.
Нам, беглянкам, храп зловещий бедствий страшен
И сражений дым кровавый, гомон зычный.
Почему плыла так быстро
Зорких ловчих злая лодка?
Что от века суждено нам, то случится.
Зевса промысел высокий не объехать.
Тот же жребий прежде выпал
1050 Стольким девушкам на долю.
Все оканчивает свадьба.
Пусть спасет нас Зевс от свадьбы[311]
С родом мерзостным Египта.
Это было б счастьем лучшим,
Но судьбы не опрокинешь!
Ты не знаешь дней грядущих.
Как изведать, как измерить
Зевса мысль, бездонный омут!
Не кичись, не надмевайся!
1060 Дай совет в словах разумных!
Не роптать на волю божью!
Зевс-владыка! Отврати
Злую свадьбу, злых мужей
Ярость. Бедной Ио
Сердца боль утишил ты,
Прикоснулся целящей рукой,
Облик возвратил людской.
Девушкам победу дай!
Горе отгони! Отмерь
1070 Счастье мерой скромной!
Правду правдой награди!
Вот молитва моя. Божества
Пусть вершится промысел!