ц, включая уток. Морские страховые общества считают неизбежной в водах Северо-Западной Атлантики по крайней мере одну подобную катастрофу каждые четыре-пять лет и разливы поменьше — каждое полугодие. Но даже небольшое загрязнение способно погубить 100 000 особей морских птиц.
Если планируемый объем танкерных перевозок нефти в Арктике станет реальностью, то над оставшимися крупными колониями морских птиц Северо-Западной Атлантики нависнет смертельная опасность. Согласно подсчетам экологов, одна большая утечка нефти у загроможденного плавучими льдами прохода в пролив Ланкастер могла бы уничтожить, и, по всей вероятности, уничтожила бы, самую крупную обособленную гнездовую колонию морских птиц, пока еще существующую в Северной Америке. Кстати, те, кто имеет отношение к таким перевозкам, признают, что статистика кораблекрушений говорит о неизбежности подобных катастроф.
Однако это еще не все.
В последние несколько десятилетий воды океана — особенно в узких проливах — все более интенсивно загрязняются ядовитыми химикалиями, в том числе пестицидами. Многие специалисты убеждены, что главной причиной быстрого уменьшения численности популяций рыбоядных морских птиц в заливе Св. Лаврентия (служащем речным стоком для всех бассейнов Великих озер) является увеличение концентрации ядовитых химикалиев в тканях, в частности органов размножения, которая делает птиц (или их яйца, если они вообще сумеют их отложить) бесплодными{17}. Неопровержимые доказательства такого рода ущерба были представлены в результате исследований в 1960-х годах действия ДДТ, однако подобные свидетельства обычно игнорируются. Причина достаточно очевидна: если публично признать, что рыба отравлена и в свою очередь отравляет ее потребителей — птиц или людей, — то кто из нас будет ее покупать?
И это еще не все.
Как показали обследования крутых, выступающих в море мысов, пляжей, рифов, островов и островков вдоль побережья от центральной части Лабрадора на севере до Флориды на юге, в настоящее время на каждые сто пригодных для заселения птицами мест приходится около трех колоний, включая реликтовые. Число колоний продолжает уменьшаться по мере того, как люди вытесняют птиц с мест обитания или делают их непригодными для гнездования, например размещая на них чисто «человеческие» военные объекты или превращая их в полигоны для учебных стрельб ВМС и ВВС.
Наконец, мы подошли к самой страшной опасности из всех — голодной смерти.
В конце 1960-х годов в одной из самых больших сохранившихся в мире колоний тупика на острове Рёст у северо-западного побережья Норвегии стали явственно ощущаться признаки этого ужасного явления: хотя каждую весну там вылуплялось по полмиллиона птенцов, с каждым годом все меньше и меньше их доживало до подъема на крыло. Загадочная смертность продолжала расти, пока к 1977 году, согласно оценке, стал выживать лишь один птенец из тысячи. Тогда за изучение этой проблемы взялись норвежские орнитологи, которые и раскрыли тайную причину этого явления. Разгадка оказалась удручающе простой: чрезмерный лов сельди и других мелких промысловых рыб в Северо-Восточной Атлантике вызвал резкое сокращение их популяций, и все питающиеся ими животные, включая более крупных рыб и таких морских птиц, как тупики, погибали от голода. В 1980 году почти весь приплод тупиков на острове Рёст погиб голодной смертью. Согласно отчету, написанному в то время, «их место заняли миллионы жуков-могилыциков. Колонии были усеяны десятками тысяч высохших как мумии птенцов тупиков… желудки мертвых птиц забиты гравием и землей — свидетельство острого голодания». Трагедия повторилась летом 1981 года, когда большинство вылупившихся весной птенцы так и не поднялись на крыло и остались на острове, чтобы сгнить или превратиться в высохшие мумии.
Трагедия острова Рёст повторяется в Северо-Западной Атлантике в результате истребления мойвы коммерческим рыбным промыслом[28]. К 1979 году стаи мойвы в открытом море, которые прежде были «хлебом насущным» для бесчисленных других морских животных, обитающих неподалеку от Североамериканского континента, потеряли всякое промысловое значение в результате перелова. Тот же процесс опустошения коснулся и прибрежных стай мойвы, с исчезновением которой голод подкрался к колониям морских птиц, особенно семейства чистиковых. Жестокое испытание голодом постигло последнюю колонию тупиков в Северной Америке — в заливе Уитлесс. В 1981 году менее 45 % вылупившихся птенцов оперились, но и они были настолько истощены, что вряд ли вынесли бы жестокие холода своей первой зимовки на море. Эта массовая гибель от голода, вероятно, берет свое начало в 1978 году, хотя тогда на островах не было тому свидетелей. Нет никакого сомнения в том, что если человек радикально не сократит лов мойвы, то тупики, гагарки, кайры и другие виды морских птиц приблизятся еще на один шаг к полному вымиранию. Многие виды морских животных, менее приметных человеческому глазу, в том числе по крайней мере десятка два видов рыб, понесут также серьезные и трудновосполнимые потери.
К сожалению, людей, занимающих руководящие посты в промышленности и правительственных органах, кажется, вполне устраивает исчезновение морских птиц. Они рассуждают просто: если и когда мойва сумеет оправиться от страшного опустошения 1970-х и 1980-х годов, то к тому времени очень мало морских птиц останется в живых. Следовательно, опять будет больше мойвы для увеличения прибылей рыболовных корпораций.
В течение последних десятилетий Канадская служба охраны диких животных и Министерство рыболовства и морской среды вели междоусобную войну за судьбу всех тех животных, которые могут считаться в каком-то смысле конкурентами человека в дележе «морского урожая».
Это — битва Давида с Голиафом, только в нашем случае Давид не располагает ни смертоносной пращей, ни поддержкой бога коммерции нашего времени. Канадская служба охраны диких животных делает все, что может, а Министерство рыболовства уничтожает сделанное. Если оно возьмет верх, то некогда многочисленные популяции морских колониальных птиа северо-восточного побережья имеют очень мало шансов уцелеть.
Глава 3Быстрокрылые
Индейцы племени наскопитов из Унгавы[29] звали их «быстрокрылыми» в знак признания их высочайшего летного мастерства. Прочие местные жители величали эту птицу по-разному, но ни одно название не подходило ей лучше того, которым нарекли ее коренные жители Патагонии. Они именовали ее словом, переводимым лучше всего как «чудо-облако»: прилетавшие осенью стаи огромным облаком затемняли патагонские небеса.
На диаметрально противоположном краю Земли она была также известна инуитам арктической тундры, граничащей с Северным Ледовитым океаном от залива Батерст-Инлета на востоке до пролива Коцебу на западе Аляски. Они звали ее «пи-пи-пьюк», имитируя ее нежный резонирующий посвист, который служил им верным предвестником весны. Сравнительно недавно, в 1966 году, один старый инук с побережья залива Франклин рассказывал мне, на что это было похоже, когда «пи-пи-пьюк» возвращалась из далекого неведомого края, предъявлявшего на нее свои права в течение долгих зимних месяцев.
«Они нагрянули внезапно, навалившись на нас, как густой снегопад. Когда был жив мой отец, говорили, что в тундре их было так много, что они тучами, как комары, поднимались впереди идущего человека. Их гнезда и яйца были в каждом пучке травы.
В конце лунного месяца появлялся выводок, и, казалось, сам мох оживал от множества суетящихся птенцов. Как же их было много! Но я был еще ребенком, а их уже осталось совсем мало. А однажды весной они вообще не прилетели».
Старик объяснил мне, что это случилось в том же году, когда люди его племени впервые услышали о непонятной бойне, в которую мы, белые, сами себя втянули, — первой мировой войне. «Пи-пи-пьюк» не вернулась и в последующие годы, и инуиты подумали, уж не мы ли уничтожили ее в одной из необъяснимых вспышек кровавой бойни.
«Не нужно далеко искать причину уничтожения эскимосского кроншнепа{18}. На Дальнем Севере его гнездовья остались непотревоженными, и я не могу поверить, что во время: миграции над морем его постигло какое-то большое несчастье, которое могло бы послужить причиной его гибели… несколько других видов птиц благополучно совершали подобные длительные перелеты над океаном.
Нет признаков и болезни или нехватки корма. Нет, тут существует только одна причина, это — бойня, учиненная людьми в конце лета и осенью на Лабрадоре и в Новой Англии, зимой — в Южной Америке, и наихудшая из всех — весной от Техаса до Канады».
Так писал в 1920-х годах патриарх американских орнитологов, д-р Артур Бент. Чтобы высказать подобное суждение, ему, вероятно, потребовалось определенное мужество, ибо сам добрый доктор в свое время застрелил десятки тысяч птиц, включая эскимосских кроншнепов, как на охоте, так и во имя науки.
Кроншнепы, как и чибисы, относятся к куликам — птицам, известным под общим названием болотных или прибрежных, поскольку большинство из них обитают на берегах и мелководье. Тем не менее стройные, длинноногие и длинношеие кроншнепы с изящно загнутым книзу клювом одинаково хорошо себя чувствуют как у моря, так и на заболоченных равнинах, в пампасах, прериях и просторах тундры.
Эскимосский кроншнеп, которого я в дальнейшем буду называть по имени, данному ему наскопитами, был самым маленьким из трех представителей кроншнепов Северной Америки. Длиной около 30 см и весом меньше полкилограмма, он, несомненно, был самым преуспевающим из этой троицы. Объединяясь в пары один раз и, по-видимому, на всю жизнь, эскимосский кроншнеп был в то же время крайне общительным, сосуществуя с миллионами себе подобных, объединенных, по сути дела, в единую сплоченную «нацию».