Трагедии моря — страница 29 из 109

Глава 8Носители мускуса

Почти все виды ценных пушных зверей северо-восточной Америки переживают падение численности, но, пожалуй, лучше всего будет рассказать об этом на примере так называемых мускусоносов (большинство из них — обладатели ароматических желез, выделяющих мускус): куницы, рыболова, горностая, выдры, росомахи и норки{64}. Едва ли не все они высоко ценились за густой короткий мех, изделия из которого пользовались большим спросом у европейской буржуазии. Именно эти зверьки издавна обеспечивали постоянный приток пушнины из Нового Света.

Из всего этого семейства сначала наибольший интерес вызывала у покупателей куница. Величиной с небольшую кошку, она блистала роскошным одеянием из мягкого густого меха различных оттенков — от темно-желтого до красновато-коричневого, порой почти черного. Шкурки всех куниц всегда были в хорошей цене, особенно редкой американской куницы, мех которой стоил так дорого, что был доступен разве что членам королевской семьи.

Куница встречалась повсюду, где южнее границы тундры росли хвойные леса, в том числе в большинстве штатов Новой Англии. Для хищника она отличалась необычайно высокой численностью, разумеется, пока ее добыча — в основном это были белки, кролики и другие мелкие млекопитающие — водилась в лесах в достаточном количестве.

В середине XVIII века Джосселин сообщал о «бессчетном» числе куниц в Новой Англии; в 1749 году два канадца с двумя индейцами добыли за одну зиму в районе реки Норт-Уэст-Ривер на Лабрадоре 400 куниц. Даже в 1902 году траппер-одиночка добыл 300 куниц в той части острова Антикости, которую еще не посещали охотники.

К середине 1700-х годов французы ежегодно экспортировали от 30 000 до 40 000 шкурок куниц, в большинстве своем попавшихся в капканы индейцев в Новой Шотландии и Нью-Брансуике. В то же время большие партии куньих шкурок шли на экспорт из Ньюфаундленда и из колоний Новой Англии. В 1768 году капитан Картрайт писал о куницах Ньюфаундленда: «Эти создания заполонили весь остров, они чаще других зверей становятся добычей охотников на пушного зверя… они следуют за людьми по каждой протоптанной ими тропинке; запах провизии привлекает их в людские жилища, [и таким образом] они становятся легкой добычей человека».

К началу XIX века куница, казавшаяся ранее неисчислимой, стала исчезать в результате хищнического промысла, и к концу 1800-х годов она была уже редким зверьком в восточной части Северной Америки, даже во внутренних районах Лабрадора. Джон Роуан рисует нам печальную картину истребления в 1870-х годах оставшихся экземпляров этих проворных маленьких хищников:

«В последние годы трапперы добывают куниц с помощью яда, закатанного для предохранения от непогоды в катышки жира. Случается, что какая-нибудь ворона взлетает с одним из таких катышков… и падает замертво на землю, где ее подбирает лисица. Таким образом, помимо животных, найденных трапперами, погибает много и других». В тот же период Токе сообщал с Ньюфаундленда: «Хотя раньше индейцы [из племени микмак] добывали их в огромном количестве, сейчас они встречаются редко».

В первые десятилетия XX века куница. уже считалась исчезнувшей на острове Антикости и совершенно исчезнувшей с острова Принца Эдуарда. В 1950-х годах она пропала на острове Кейп-Бретон, почти со всей остальной территории Новой Шотландии и большинства районов Новой Англии и стала редкостью в восточном Квебеке и на Лабрадоре.

После этого были приняты некоторые меры по спасению куницы от полного ее истребления. Животное было взято под защиту на Ньюфаундленде и в Новой Шотландии, где, возможно, еще сохраняются остаточные популяции численностью в несколько десятков или сотен особей. Кроме того, пробовали вновь завезти этот вид в некоторые другие районы, включая Нью-Брансуик, где он ранее был полностью уничтожен. Однако, лишившись привычных мест обитания, куницы уже в силу одной этой причины вряд ли смогут когда-нибудь восстановить свою численность или хотя бы приблизиться к ее первоначальному уровню.


Гибкая грациозная выдра — одна из самых привлекательных представительниц млекопитающих нашего края. Сейчас ее встретишь не часто, не то что во времена первых контактов с людьми, когда этот многочисленный доверчивый зверек служил одним из главных источников пищи как рыбакам, промышлявшим летом треску, так и первым поселенцам. На восточном побережье нашего приморского региона обитают, по-видимому, две разновидности выдры хотя официальная наука этого не признает. Та, что поменьше — обычно с коричневым мехом, — редко достигает более 1,2 метра в длину и водится в пресных водоемах. Другая — длиной 1,5 метра живет в морской воде и имеет такую темную окраску, что кажется порой совсем черной. Мои соотечественники с Ньюфаундленда и Лабрадора четко различают их не только по внешнему виду, но и по повадкам и качеству меха{65}.

Во всяком случае, одна большая «морская» выдра вот уже несколько лет живет в моем владении на мысе острова Кейп-Бретон или рядом с ним. Она редко попадается мне на глаза, но зимой, по-видимому охотясь за кроликами, она пользуется тропами, проложенными в снегу моими снегоступами; следы, оставленные ею, почти вдвое крупнее следов «обыкновенной» выдры. Однажды летом 1977 года она вышла из леса на открытый берег и очутилась в сотне метров передо мной, когда я вышел на прогулку с моими тремя собаками. Они тут же рванулись за ней, но выдра не двинулась с места и, привстав на задние лапы, ожидала их приближения. Собаки в замешательстве остановились в нескольких метрах от нее, после чего выдра — сама величиной с собаку — с равнодушным видом спустилась к берегу и, войдя в воду, неторопливо уплыла в море. Этот индивидуум, как и другие ему подобные, удаляясь от берега, ныряет на глубину в несколько саженей[44] за мидиями и гребешками. Чтобы разгрызть раковину и съесть моллюска, выдра располагается в уединенном местечке на продуваемой ветрами галечной отмели, где она и, конечно, ее предки оставили целую кучу пустых раковин. Подобного поведения я никогда не наблюдал у обыкновенных выдр.

Похоже, что первой от рук европейских пришельцев пострадала «морская» выдра. Приблизительно в 1578 году Антони Паркхёрст сообщал: «Выдру мы [рыбаки] можем добывать повсюду, ее здесь [так же много, как и медведей],— убивайте, сколько вашей душе угодно». В начале следующего столетия Дени писал: «Внешне она очень смахивает [на французскую выдру], но отличается от нее тем, что она… длиннее и темнее». Почти все ранние толкователи, говоря о выдре, употребляли слова «весьма обычна», «широко распространена» или «имеется в изобилии», причем, судя по контексту, речь идет о «морской» выдре. В 1768 году Картрайт писал о том, что выдра населяет острова, расположенные севернее Ньюфаундленда; в конце столетия охотники на пушного зверя, живущие на берегу залива Иксплойтс-Бей, усиленно ставили на нее капканы.

Пресноводная, или обыкновенная выдра привлекла внимание французов с самого начала их проникновения в глубь континента через систему реки Св. Лаврентия. По всей вероятности, своей численностью она не уступала морской. При мерно в 1680 году Лахонтан рассказал о месяце, проведенном им с отрядом индейцев в местности, где течет река Сагеней. За это время «дикари добыли 250 штук канадской выдры, лучшие шкурки которой… продаются во Франции по четыре-пять [крон]».

Данные о доходах торговцев мехом за XIX век свидетельствуют о том, что добыча речной выдры велась довольно интенсивно. В то же время промысел «морской» выдры настолько сократился, что несколько ее шкурок, появившихся на европейских пушных аукционах, посчитали за особо крупные и темные экземпляры канадской выдры. А к началу XX века оба вида выдр стали редкостью.

Трудно надеяться, что эта ситуация изменится в лучшую сторону. Дело не только в том, что продолжается преднамеренное уничтожение выдр ради добычи ценного меха. А в том, что их вытесняли и продолжают вытеснять с изначальных мест обитания и в настоящее время осталось мало таких уголков, где они могли бы чувствовать себя в безопасности. Как подметил в 1975 году один канадский маммолог, «каждый год много выдр уничтожают охотники на пернатую дичь или лосей, рыскающие на лодках по озерам и вдоль морского побережья или поджидающие свою добычу на берегу. Эта бессмысленная пальба по выдрам, а также ставящиеся на них многочисленные капканы могут привести к сильному сокращению вида, вплоть до его полного истребления в отдельных районах».

Однако это явная недооценка сложившейся ситуации. К 1975 году выдра полностью исчезла на острове Принца Эдуарда и стала столь редко попадаться в Новой Шотландии и Нью-Брансуике, что годовая добыча в этих двух провинциях сократилась с нескольких тысяч в начале века до 560 шкурок. В 1976 году в Канаде в общей сложности было добыто 16 000 выдр, и федеральная Служба охраны диких животных пришла к выводу, что промысел этого вида животных достиг «потенциального уровня» — понимайте это, как хотите.

Всякий, кто сегодня встретит выдру в дикой местности, может считать, что ему повезло. Что же касается наших потомков, то им, возможно, вообще не придется увидеть живую выдру, разве что рядом с другими, когда-то многочисленными в природных условиях, скучающими обитателями городских зоопарков.


Размером примерно с лису так называемый рыболов представляет собой более крупную разновидность куницы. Подобно своей меньшой кузине, этот быстрый и проворный зверек также привычно чувствует себя в кронах лесных деревьев, но еще более неуловим, чем она; рыболов редко показывается на глаза человеку. В то же время он очень любопытен и по этой причине так же, как и куница, легко попадает в капкан. Питаясь в основном древесными дикобразами и зайцами, рыболов, как ни странно, не ловит рыбу, больше того, он испытывает прямо-таки кошачье отвращение к воде.