Фрейдис Эриксдотир вышла во двор и, увидев, что Карлсефни и его люди отступают, пыталась присоединиться к ним, но не смогла догнать их, так как была беременна. Затем она увидела перед собой убитого воина, рядом с которым лежал обнаженный меч. Фрейдис схватила его в руки и на глазах у приближавшихся скрэлингов сбросила с себя рубашку и ударила клинком по своим грудям. Увидев это, скрэлинги сильно испугались, убежали к своим челнокам и ушли в море. После этого Карлсефни и его люди поняли, что из-за скрэлингов их жизнь в этой привлекательной стране была бы наполнена страхом и волнениями, поэтому они решили уйти оттуда. Они поплыли вдоль побережья на север и, захватив врасплох пятерых одетых в шкуры скрэлингов, предали их смерти.
Этот сокращенный пересказ древнескандинавской саги описывает событие, случившееся около 1000 года, когда скандинавы из Гренландии попытались обосноваться на западном берегу Ньюфаундленда. Попытка потерпела неудачу из-за столкновения с местными жителями, которых скандинавы называли «скрэлингами». Почти целое тысячелетие оставалось загадкой, что это были за люди.
Теперь мы знаем, что это были не индейцы, как можно было бы думать, а эскимосы так называемой «дорсетской» культуры, переселившиеся из полярных областей в зону относительно умеренного климата залива Св. Лаврентия по той же причине, которая побудила переселиться сюда многих других северных обитателей, таких, как гренландский кит, белуха, морж и белый медведь, — потому что это место отвечало их потребностям.
Скрэлинги охотились на тюленей, и привело их к заливу и заставило поселиться на его берегах невообразимое множество этих животных, населявших окрестные воды, особенно вида, известного нам под названием лысун, с которым так неразрывно сплелась их жизнь.
Скрэлинги благополучно жили на всех берегах Северной Америки, прилежащих к морям, в которых в изобилии водились тюлени. Места их обитания все еще можно обнаружить на берегах моря Баффина, Девисова пролива, на восточных островах Канадского Арктического архипелага и далее к югу по берегам Лабрадора и залива Св. Лаврентия, по крайней мере до пролива Кабота. Их легко узнать по характерным микролитовым орудиям[128] каменного века, найденным в кучах из кухонных отбросов первобытного человека, и прежде всего — по составу самих отбросов, содержащих разложившееся органическое вещество и остатки костей тюленей. Отдельные наслоения, например в Англе,
Порт-о-Шуа и на мысе Рей на Ньюфаундленде, столь обширны, а слагающие их черные, жирные слои давно сгнивших отбросов так густо насыщены тюленьими костями, что создают впечатление последствий колоссальной бойни. Однако это не более чем иллюзия: эти образования являются продуктом восьми-девятивековой охоты многих поколений людей, для которых лысун был, что называется, хлебом насущным.
Взрослый лысун — тюлень средней величины, весом около 150 килограммов и длиной 1,7 метра, по своим размерам находится где-то посредине между маленьким дотаром и огромной «лошадиной головой». Этот типичный житель северных широт проводит большую часть своей жизни среди (или около) плавучих льдин или дрейфующего пака. Лысун — превосходный пловец и может нырять на глубину около 200 метров и оставаться под водой или льдом до получаса.
Популяция лысунов состоит из трех обособленных стад. Одно обитает в Белом и Баренцевом морях на севере Европы, второе — в Грен-ландском море восточнее гигантского острова Гренландия, и третье, самое многочисленное, населяет воды Северо-Западной Атлантики. Последнее, которое интересует нас больше других, проводит лето на севере в водах бассейна Холла в 700 километрах от Северного полюса, но рождает детенышей у северо-восточного побережья Ньюфаундленда и в заливе Св. Лаврентия. В процессе ежегодного миграционного цикла тюлени этого стада должны совершать путешествия длиной не менее 9000 километров.
За несколько недель до начала замерзания арктических вод лысуны этого западного стада начинают свою осеннюю миграцию на юг; вдоль пот бережья Лабрадора плывет почти непрерывный поток из тысяч и десятков тысяч тюленей, а когда-то в этой процессии участвовало несколько миллионов особей. К концу ноября передовые отряды достигают пролива Белл-Айл, где поток тюленей раздваивается. Более мощная ветвь проходит через пролив и движется на запад вдоль северного берега залива Св. Лаврентия. Какое-то представление о силе этого потока можно получить из рассказа одного французского торговца, который осенью 1760 года был очевидцем миграции лысунов у северной оконечности Ньюфаундленда. По его словам, тюлени десять дней и ночей подряд заполняли все морское пространство от берега до горизонта. Они, бывало, доходили на запад до самого Иль-о-Кудра в нескольких милях от города Квебек, хотя сегодня те, что от них остались, редко добираются дальше реки Сагеней.
Другая ветвь от пролива Белл-Айл, похоже, уходит на юго-восток и… исчезает. По мнению некоторых биологов, она достигает Большой Ньюфаундлендской банки, где тюлени остаются на зиму, однако убедительных доказательств этому нет. Наиболее вероятно, что тюлени, которые известны как хорошие пловцы, огибают Ньюфаундленд с востока и входят в залив Св. Лаврентия через пролив Кабота. После чего они предположительно направляются на север вдоль западного берега Ньюфаундленда, где их появление было когда-то чудесным даром для поджидавших их скрэлингов.
Но это, в общем, из области предположений. Подумать только: в наш век электронных глаз и ушей, когда моря полны промысловыми судами, местообитание огромных стад лысунов с января до второй половины февраля все еще остается, по существу, неизвестным!
В зимние месяцы гигантский язык полярного пака шириной более полутораста километров выносится к югу Лабрадорским течением, пока в середине февраля одни его «отроги» не покроют северо-восточное побережье Ньюфаундленда, а другие не прорвутся через пролив Белл-Айл в залив Св. Лаврентия, чтобы встретиться и смешаться с зимним льдом, родившимся в заливе.
Для глаз неискушенного человека этот мир плоских и торосистых льдин, трескающихся и громоздящихся друг на друга под напором тяжелых океанских волн, терзаемый вьюгами и штормами и окутываемый туманами, представляется белой, отрезанной от жизни пустыней. И все же именно в этом царстве ледяного хаоса в конце февраля — начале марта снова появляются огромные полчища лысунов.
Пролетая низко над паковым льдом в редкий для середины февраля солнечный день, не видишь ничего, кроме сверкающей белизной безжизненной пустыни, разве что то в одной, то в другой, не затянутой льдом, полынье промелькнет что-то живое, и бледный солнечный свет вдруг замерцает на мокрых спинах нескольких резвящихся на воде тюленей. Но через несколько дней здесь происходит настоящее чудо.
Однажды в конце февраля 1968 года я с борта легкого самолета смотрел вниз на бесконечную ледяную панораму, испещренную таким количеством лежавших в одиночку и кучками тюленей, что на мой вопрос, сколько их здесь, по его мнению, летевший со мной биолог только пожал плечами.
Даже с помощью аэрофотосъемки ученые могут дать лишь приблизительную оценку числа тюленей на крупной залежке, где они рождают детенышей. Рабочей оценкой считается плотность залегания около 3000–4000 производителей на квадратную милю (2,59 км2), в основном маток, и почти стольких же детенышей, в зависимости от темпа деторождения. Количество половозрелых самцов подсчитать невозможно, поскольку в большинстве своем они находятся в воде или под водой. Ядро лежки, над которой мы пролетали в тот день, казалось, имело километров двадцать в длину и не менее десяти в ширину; от него во все стороны тянулись, словно ложноножки какой-то гигантской амебы, цепочки тюленей. По нашим подсчетам, скорее похожим на догадку, на этой лежке находилось полмиллиона животных.
Тем не менее их численность была ничтожной по сравнению с той, которой когда-то отличались тюленьи лежки.
Весной 1844 года более ста зверобойных шхун добывали тюленей на щенной залежке{111}, имевшей не меньше 90 километров в длину и 35 в ширину, на северо-восточном побережье Лабрадора. По самым скромным подсчетам, эта залежка включала более пяти миллионов тюленей. Доподлинно известно, что зверобои добыли тогда 740 000 шкур, причем большая их часть была содрана с новорожденных тюленят.
Лысуны западного стада размножаются в двух частях региона: на обширных ледяных полях, дрейфующих у северо-восточного побережья Ньюфаундленда — этот район известен под названием «Ледового Фронта», — и в заливе Св. Лаврентия. В первом из них находятся обычно две хорошо изолированные щенные залежки, во втором — еще не меньше двух. На-каждой залежке самцы либо резвятся группами в полыньях, либо компанейски отдыхают на кромке бли-жаших льдин, в то время как самки рассредоточиваются по ледяному полю, каждая претендуя на собственную территорию, где она рождает и выкармливает своего единственного детеныша[129].
Описывать, как выглядит новорожденный щенок, или, как его называют, белёк, пожалуй, излишне, ибо его изображение появлялось столь часто, что мало кто из людей не знаком с ним. Это большеглазое, ластящееся к матери создание стало символом надежды для людей, проникшихся убеждением, что человек должен обуздать свое стремление к уничтожению животного мира, и в этом смысле выбор символа никак нельзя считать неудачным.
Бельком тюлень остается примерно две недели. Затем ему приходится самому заботиться о себе, когда его мамаша (которая так щедро снабжала его жирным молоком, что щенок не только утроил свой вес, но и накопил пятисантиметровый слой сала) покидает его и уходит на спаривание к поджидающим ее самцам.
Теперь его роскошная мягкая белая шубка начинает линять. На этой стадии щенка называют хохлушей. Через несколько дней линька заканчивается и тюлененок одевается в пепельно-серую шубку с темными пятнами. Пяти-шестинедельный серка — так называют вылинявшего тюленя — решается впервые окунуться в воду и очень скоро начинает плавать и, расходуя накопленные жир и белки, начинает понемногу учиться добывать пищу из моря.