Размножались хохлачи и на плавучих льдах в заливе Св. Лаврентия, где более благоприятная ледовая обстановка делала их еще более беззащитными перед зверобоями. Весной 1862 года зверобойные шхуны с Магдален за пять дней уничтожили 15 000 —20 000 этих тюленей. Несколько лет спустя одна ньюфаундлендская баркентина[136] привезла из рейса в залив Св. Лаврентия полные трюмы хохлачей.
Именно для хохлачей массовый промысел оказался особенно губительным. Когда зверобои опустошали щенные залежки лысунов, большинство самцов и немалая часть самок успевали спастись и могли по крайней мере восполнить потерю щенков. Но при нападении зверобоев на щенную залежку хохлачей, как правило, ни один из ее обитателей не уходил от них. Залежка уничтожалась раз и навсегда.
В современной научной литературе хохлачи упоминаются как «сравнительно редко встречающийся вид», «малочисленный и разбросанный», «значительно уступающий и всегда уступавший по численности лысунам», однако тщательное изучение истории тюленьего промысла подтверждает их прежнее изобилие, а также то, что их нынешняя редкая встречаемость объясняется почти исключительно нашим хищническим к ним отношением.
Период между 1830 и 1860 годами все еще ностальгически вспоминают на Ньюфаундленде как «славное время тюленьего промысла». За те тридцать лет было добыто 13 миллионов тюленей из возможно вдвое большего количества убитых. То было действительно славное время для промышленных магнатов. Безобразное побоище помогло нажить целые состояния многим торговым династиям, существующим и по сей день.
В характере охоты в то время произошли многие перемены, разумеется не в пользу тюленей. Прежде всего ранее игнорируемые, а может быть, и неизвестные щенные залежки лысунов и хохлачей в заливе Св. Лаврентия стали местами постоянных набегов неуклонно растущего промыслового флота Ньюфаундленда.
С другой стороны, шкуры взрослых тюленей, особенно хохлачей, приобрели исключительную ценность в качестве сырья для выделки кожи, использовавшейся в основном для изготовления ременных передач. Шкурки молодых хохлачей раньше всегда давали хорошую выручку в торговле дорогостоящими предметами одежды, а в наше время стало возможным реализовывать на рынке и шкурки бельков, но не в силу какой-то новой технологии дубления, а благодаря зловещему открытию, что мех новорожденных или еще не рожденных бельков, которых зверобои называют «котятами», устойчив сам по себе., В начале 1850-х годов какой-то ньюфаундлендский предприниматель отправил в Англию партию шкурок таких «котят», и, когда там из них изготовили муфты, палантины и прочие роскошные предметы верхнего дамского туалета, богатые покупательницы не смогли устоять перед соблазном приобрести готовые изделия из мягкого белого меха. Это положило начало спросу на шкурки бельков, торговля которыми на рынке модных меховых товаров превратилась в мультимиллионный бизнес. Однако до конца второй мировой войны, пока одной норвежской фирме не удалось найти способ укрепления волоса всех подросших бельков, рынок должен был довольствоваться в основном мехом бельков, извлекаемых из утробы матери. Что, разумеется, резко увеличивало убой беременных самок лысунов.
Всем хорошо известно, что современный экономический прогресс зависит от непрерывного совершенствования путей и способов извлечения прибылей из имеющихся сырьевых ресурсов. К 1860-м годам в «разработку изделий» из тюленьего сырья было вложено столько выдумки, что спрос на них опережал предложение. Меха и шкуры продавались в виде таких совершенно различных по своему назначению товаров, как дамские жакетки и кузнечные мехй. Тюлений жир также находил множество применений, начиная от машинной смазки и кончая заменителем оливкового масла. Торговля этими товарами поистине делала деньги, и хотя большая часть их прилипала к рукам торговых магнатов, что-то перепадало и простым промысловикам: некоторые из них становились, хотя бы на время, весьма состоятельными людьми. Д-р Гренфель рассказал нам об одном таком случае с бывшим траппером, занявшимся сетным промыслом тюленей в уединенном заливе Лабрадора:
«В небольшом поселке траппер по имени Джоунс так разбогател за счет постоянно обильной добычи тюленей, что даже выписал из Квебека карету с лошадьми и проложил дорогу для выездов; еще он нанял в Канаде на всю зиму личного музыканта, чтобы тот играл на его непрерывных пиршествах… Недавно меня попросили помочь прикрыть одежонкой наготу его внуков».
Опустошение коснулось не только тюленей, обитавших в арктических районах Северной Америки. В начале 1700-х годов шотландские и английские китобои, плывшие на запад в арктических водах Европы, обнаружили гигантскую популяцию щенных лысунов и хохлачей на так называемых плавучих льдах восточного побережья Гренландии в окрестностях необитаемого острова Ян-Майен. Пока люди в этих водах занимались промыслом многочисленных гренландских китов, они не обращали особого внимания на тюленей, но ближе к середине XVIII века популяция китов к востоку от Гренландии была уже настолько опустошена, что редкому китобойцу удавалось оправдать затраты на промысловый рейс. Именно в это время внимание китобоев привлекли полчища лысунов и хохлачей на плавучих льдах у восточного побережья Гренландии и в Девисовом проливе.
Как и ньюфаундлендцы, они не сразу освоили ледовую охоту на тюленей, но тем не менее к весне 1768 года дюжина английских китобойцев добыла на «западных» плавучих льдах около 2000 лысунов и хохлачей. Вскоре к разработке этих живых залежей жира подключились немцы, датчане, голландцы и вездесущие норвежцы, которые все вместе добывали там четверть миллиона «скальпов» в год еще задолго до начала XIX века.
Массовое опустошение популяций лысунов и хохлачей, развернувшееся во второй половине XIX века у Ньюфаундленда, сопровождалось аналогичной вакханалией убийств на плавучих льдах у восточного побережья Гренландии. В 1850 году оттуда было отгружено около 400 000 тюленей, а в следующем, 1851 году общая добыча тюленей у Ньюфаундленда и на «западных» плавучих льдах перевалила за миллион особей.
Людская алчность собирала на этих плавучих льдах свою дань как тюленями, так и зверобоями. Весной 1854 года шкипер британского зверобойного судна «Орион» послал своих зверобоев в труднодоступные торосы на добычу тюленей в месте, показавшемся ему залежкой лысунов. «Залежка» обернулась замерзшими трупами семидесяти потерпевших кораблекрушение датских зверобоев, разделивших компанию с сотнями трупов молодых хохлачей, из которых обреченные на смерть датчане пытались соорудить баррикаду, чтобы защититься от жестокого полярного шторма.
Как и на ньюфаундлендском Ледовом Фронте, растущая конкуренция между добытчиками шкур и жира вынуждала постоянно уменьшающихся в числе тюленей плавучих льдов уходить все дальше и дальше под защиту арктического пака до тех пор, пока они не стали почти недосягаемыми даже для самых отчаянных шкиперов. С ростом потерь судов и людей началось падение уровня добычи. На время показалось, что золотой век тюленьего промысла подходит к концу.
Найти выход из этой тупиковой ситуации суждено было именно англичанам. В 1857 году гулльский китобоец «Диана», незадолго до этого оборудованный вспомогательными паровыми двигателями, бесстрашно направился к плавучим льдам, чтобы вернуться оттуда с полными трюмами жира. Попутно ему удалось спасти восемьдесят зверобоев с двух парусных судов, затертых в безветрии льдами и затонувших. Итак, проблема была решена. Каким бы несовершенным и малоэффективным ни был двигатель «Дианы» мощностью в сорок лошадиных сил, вращавший громоздкий чугунный винт, именно он послужил технологическим решением проблемы господства над ледяными полями, куда по следам «Дианы» устремился поток парусных судов, оснащенных вспомогательными паровыми двигателями.
В водах Ньюфаундленда первыми попытали счастья «Кампердаун» и «Полынья» — зверобойно-китобойные суда такого типа, совершившие в 1862 году пробный рейс к Ледовому Фронту. Тогда они добыли всего несколько тюленей в исключительно неблагоприятной ледовой обстановке, когда было раздавлено и затонуло около пятидесяти парусных судов. Паровые суда по крайней мере сумели выбраться из ледового плена, и этот урок не прошел мимо внимания магнатов тюленьего промысла из Сент-Джонса. Окончательно этот урок был усвоен ими после того, как в такой же неблагоприятный сезон в 1864 году были раздавлены льдами еще двадцать шесть ньюфаундлендских зверобойных парусников.
После этого суда с вспомогательным паровым двигателем быстро возглавили промысел и столь же быстро доказали свою высокую эффективность. В течение весны 1871 года восемнадцать из них выгрузили на засаленные причалы Сент-Джонса четверть миллиона «скальпов», доведя общий объем выгруженных в том году «скальпов» за полумиллионную отметку на сумму двенадцать миллионов долларов в нынешней валюте.
К тому времени тюлений промысел уступал только тресковому, занимавшему первое место в экономике Ньюфаундленда. Нередко какое-нибудь паровое судно, обладавшее высокой скоростью хода и способностью плавания во льдах, делало в течение одного весеннего сезона несколько рейсов к Ледовому Фронту: в первый рейс Оно загружалось бельками и взрослыми лысунами; во второй — «синеспинками» и взрослыми лысунами и хохлачами; в третий, а то и четвертый рейсы — линными лысунами. Однажды из трех таких рейсов «Эрик» привез 40 000 тюленей.
Применение паровых двигателей значительно повысило эффективность судового промысла, но его существо оставалось неизменным, что подтверждают следующие строки, написанные преподобным Филипом Токэ в 1877 году: «Тюлений промысел — это сплошная кровопролитная бойня. Тут вы видите множество тюленей, корчащихся от ран, нанесенных колющими орудиями, и перекатывающихся с боку на бок в предсмертной агонии, окрашивая лед своей кровью. А вон там — другая куча тюленей: в них еще теплится последняя искра жизни, а с них уже сдирают шкуру с салом, и неопытная рука с ужа