Румыны обстреливали пулеметным огнем всю линию отступления. Больше всего огню подверглась переправа через Днестр, где на льду беженцы группировались вокруг генерала Васильева. Тут, по словам румынского коменданта с[ела] Пуркар, сказанным им врачу Докучаеву, было найдено более 500 трупов. Это подтвердили крестьяне, возившие целый день по наряду из села Раскаяц и плавней Днестра раненых. Они видели на льду и в плавнях массу замерзших и убитых»{149}.
По словам других очевидцев, генерал Васильев стал группировать вокруг себя тех, кто сохранил присутствие духа, чтобы прорываться назад в Одессу. Однако румыны, обнаружив эту группу, и ее тоже рассеяли пулеметным огнем. Генерал Васильев тут же на льду застрелился. Полковник Стессель, собрав небольшую группу офицеров и солдат, взял с ними направление на север. Несколько сот человек, главным образом военные, потом все же в разных местах перешли румынскую границу, но и из них многие были возвращены на русский берег. Кроме того, 127 человек спас юрисконсульт Королевского итальянского консульства в Киеве Г.А. Хойнацкий.
Во время всеобщей паники и бегства из деревни он собрал своих ближайших знакомых, а также небольшую группу иностранцев (поляков, латышей, бессарабцев и др.), решивших, во что бы то ни стало, оставаться на месте и еще раз попробовать договориться с румынами. Ими был наскоро сконструирован итальянский флаг из красного английского носового платка, белой тряпки и кем-то пожертвованной солдатской гимнастерки защитного цвета. С этим флагом Хойнацкий отправился к румынскому коменданту вести переговоры. Последний вначале категорически настаивал на выселении всех с румынской территории, ссылаясь на полученную им инструкцию не пропускать никого через границу, даже румынских подданных. Тогда Хойнацкий объявил ему, что румынские власти обязаны считаться с представителем союзного государства, взявшего под свою защиту небольшую группу иностранцев. Комендант долго настаивал на своем, но, в конце концов, разрешил временно оставаться в Раскаяце иностранцам, однако требовал немедленного ухода всех русских.
Вернувшийся с переговоров Хойнацкий рекомендовал, во-первых, всем офицерам снять погоны и вообще придать себе, по возможности, штатский вид. А во-вторых, придумать всем, имеющим чисто русские фамилии, — иностранные и выдавать себя за иностранцев. Был составлен список присутствующих «иностранцев» и отослан коменданту. Однако через некоторое время прибыла команда румын с сержантом во главе, который заявил, что никакие они не иностранцы и все должны немедленно покинуть деревню. Положение сложилось критическое, которое вдруг благополучно разрешилось, — кто-то сунул сержанту серебряный рубль, после чего тот стал сговорчивее. Хойнацкий опять отправился к коменданту и попросил, чтобы он относительно этой группы беженцев запросил свое начальство, а пока разрешил бы оставаться в деревне. Вечером того же дня приехал румынский майор, который, не без ходатайства немецких колонистов, вошел в положение этой группы. Он узнал истинное положение дел подопечных Хойнацкого и разрешил отправить их в г. Аккерман. После пребывания там в карантине всех по железной дороге отправили в Галац. Оттуда через Тульчу одни перебрались в Варну, другие устроились в специальном санитарном поезде, который для беженцев прислали поляки. Эта группа доехала до Львова, а там уже все разъехались, кто куда захотел.
Однако мытарства этой группы не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось испытать рискнувшим остаться в селе Раскаяц в то время, когда основная масса людей ринулась на русский берег. Это были в основном больные и раненые. Когда стрельба прекратилась, в деревню вошли румынские солдаты, они начали выгонять оставшихся русских, отбирая у них не только деньги и ценные вещи, но и верхнюю одежду. Бывший среди них врач Докучаев протестовал и разъяснял румынам, что Красный Крест пользуется международным покровительством, что среди больных были сыпно-тифозные и тяжело раненные. Тогда румыны привели человек 30 крестьян со старостой во главе. Он был пьян и объявил, что румыны будут обстреливать деревню артиллерийским огнем, если русские сейчас же не оставят село. Староста настаивал на удалении госпиталя и, постепенно входя в азарт, сорвал флаг Красного Креста и начал силой выгонять из хат больных. Кто возражал, того били, а с сестры милосердия, которая пробовала протестовать, староста сорвал косынку и нещадно избил по лицу тяжело раненного в то же утро солдата. Пуля попала ему в затылок и прошла через «небо» в левый глаз. Из носа и рта раненого шла кровь и, тем не менее, его били по этому окровавленному лицу.
Как развивались события дальше, подробно описал полковник Николаенко: «Пришлось уходить. Больные и раненые едва двигались и шли при поддержке других. Тут были тяжело раненные и с высокой температурой, сыпно-тифозные. Несколько человек отстали и, вероятно, были подобраны уже впоследствии румынами. На берегу Днестра возле пограничного румынского поста больные встретили группу воинских чинов, которые так же были изгнаны румынами из села Раскали. Но они сообщили врачу Докучаеву, что румынские пограничники берутся за деньги провести их в другое село Пуркары, где имеется больница. Врач вступил с пограничниками в переговоры, а сестра милосердия Абалкина по его просьбе стала собирать «Романовские деньги» и золотые вещи, чтобы ублажить пограничников.
Получивши большой куш, румыны приняли под свое покровительство обе группы, в которых насчитывалось до 300 человек, и пообещали доставить их в пуркарскую больницу. Пока же пограничники порекомендовали им для ночлега две полуразвалившиеся хаты на русском берегу и обещали помочь, если их будут грабить местные жители или большевики. В холоде голодные больные и раненые расположились в этих хатах и провели ночь. Утром с рассветом возле хат появились русские крестьяне, которые сначала нерешительно, а затем открыто бросились грабить всех находившихся в этих хатах. Находившийся среди раненых полковник Гегелло с двумя офицерами своевременно успел предупредить румынских солдат, которые, перебежав Днестр, застали врасплох грабителей и отогнали их. Затем румыны пригласили всю группу перейти вместе с ними на румынский берег. Но это было еще не все. К вечеру того же дня румынский сержант, взявшийся сопровождать больных в пуркарскую больницу, предложил всем идти вместе с ним. Как только эта партия тронулась в путь, румыны открыли с горы пулеметный огонь. Все залегли, а сержант побежал в город, чтобы предупредить пулеметчиков. Более 4 часов больные и раненые лежали на снегу при сильном морозе, пока инцидент был улажен и им было разрешено следовать дальше. По заявлению врача Докучаева, именно здесь в этом месте, многие поотмораживали себе конечности и застудили болезни. Ночью больные были доставлены в Пуркары и размещены в нетопленном помещении школы. Здесь в этом холоде нашли себе, наконец, отдых эти исстрадавшиеся люди»{150}.
Испытав эти страдания, больные и раненые, тем не менее, нашли себе покой в пуркарской больнице быстрее, чем те, которым удалось перейти румынскую границу. Еще долго скитаясь, сначала в плавнях реки Днестра, а затем на румынской стороне в Бессарабии, отдельные группы военных и гражданских лиц, в иных случаях с семьями, подвергались большим испытаниям. Сначала их грабили бандиты из местных крестьян и большевики отряда Котовского. У них было отобрано все, а некоторых выпускали в одном нижнем белье. Сам переход через границу был риском для жизни. В лучшем случае это грозило обстрелом с противоположного берега, а в худшем насильственным возвращением на русскую сторону, на явное растерзание бандитам. Начальник укрепленного района города Одессы полковник Стессель три раза пытался перейти Днестр, и только на четвертый, когда его жена провалилась во льду и с трудом была извлечена вся обмерзшая, румыны приняли ее уже полузамерзшую вместе с мужем на румынский берег.
Кто перешел границу и удачно проник в Бессарабию, тот, в конце концов, был арестован, причем румыны отбирали у всех последнее, что было при них. Задержанных вели потом как арестантов по этапу с ночевками в холодных арестантских помещениях без подстилки, без воды и горячей пищи. Многие шли этапом до Аккермана более 14 суток измученные, изголодавшиеся и сплошь покрытые вшами. Это тяжелое испытание не закончилось и в Аккермане. Румыны держали этих измученных людей как преступников под стражей в арестантской при местном гарнизоне, разместив в одной небольшой комнате более 65 человек. Интеллигентные люди: штабс- и обер-офицеры, заслуженные гражданские чины валялись в грязи на полу, без матрацев, подстилки и подушек, сплошь покрытые вшами. Грубое и дерзкое обращение румынского караула, жизнь в арестантской отягощались еще тем, что русских содержали вместе с пьяными местными жителями и босяками. Бывали случаи, когда освирепевшие румыны толкали прикладами ружей не только мужчин, но и женщин, а однажды румынский солдат ударил со всей силы офицера по лицу.
С февраля месяца румыны начали сосредоточивать всех русских, перешедших границу, в городе Тульче. Первая партия прибыла туда 8 марта, ровно через месяц после исхода из Одессы. Здесь эти люди, наконец, обрели возможность поверить в то, что остались живы, и могли теперь рассчитывать на переезд в другие страны. По самым приблизительным подсчетам, из Одессы их ушло и прибыло к румынской границе более 12 000 человек, а на сопредельную территорию перешли не более 1 800, то есть окало 15%{151}.
Как же сложилась судьба других соединений и частей, оказавшихся в Одесском тупике? Прежде всего речь идет о Киевской группе войск под командованием генерала Ф.Э Бредова и корпусе генерала М.В Промтова. Длительное время после Гражданской войны об этом практически никто не писал, и редакция журнала «Часовой» в 1933 г. обратилась к ветеранам Белого движения с просьбой — восполнить этот пробел и прислать свои воспоминания. Первым откликнулся генерал Промтов, и вскоре в этом журнале была опубликована его статья, «К истории Бредовского похода». Три месяца спустя свои воспоминания опубликовал и бывший начальник штаба у Бредова генерал Б.А. Штейфон. Правда, он высказал несогласие с рядом утверждений Промтова и последний в очередном номере журнала по этому поводу вынужден был давать дополнительные разъяснения. Все эти материалы, дополняя один другой, дают возможность сегодня достаточно объективно судить о тех далеких событиях.