7. НОВОРОССИЙСКАЯ КАТАСТРОФА
Последним прибежищем белых армий Юга России, их учреждений и огромного количества беженцев почти со всей европейской части страны суждено было стать г. Новороссийску Причем пристанище это было временным, так как город, в силу сложившихся обстоятельств, не мог служить оплотом мощи белых сил и защитить всех нуждающихся от стремительно надвигавшейся красной опасности.
В военной истории Новороссийска уже были времена столь же трагические, но и героические тоже. Когда-то на его месте стояла генуэзская крепость, которая потом была взята и разрушена татарскими полчищами Бенгли-Гирея. В 1722 г. турки построили в этой бухте крепость Суджук Тепе, которая явилась центром их воздействия на горцев. Россия, строя планы продвижения на юг, в 1812 г. начала борьбу за ликвидацию крепости. Турки стойко защищали ее. Казалось, сама природа позаботилась о неприступности цитадели. С трех сторон ее защищали горы, а с моря потребовались лишь небольшие фортификационные работы, чтобы она могла противостоять нападению и оттуда. Русским войскам пришлось проявить чудеса храбрости и воинского мастерства при ее штурме. Крепость все же была взята ими, а затем взорвана.
Русские, как в свое время греки, а потом турки, вскоре по достоинству оценили выгодное во всех отношениях географическое положение находящейся здесь бухты. Она была надежно защищена от штормов, достаточно вместительна и пригодна для захода туда больших кораблей. У входа ширина ее составляла 9 километров, а глубины имела 21—27 метров. Кроме того, здесь без особых затрат можно было организовать сообщение с остальной территорией страны. Однако потребовалось еще 25 лет, чтобы только в 1832 г. здесь стараниями русских военных инженеров и строителей возникло военное укрепление, а вскоре возле него образовалось русское поселение.
Работы по совершенствованию укрепления было решено продолжить и в 1838 г. Император Николай I повелел расширить Цемесское укрепление и превратить его в более прочный опорный пункт. Предполагалось возвести 2 отдельных форта и 3 блокгауза, связанных между собою земляным валом. Поначалу гарнизон укрепления должен был насчитывать 1 батальон, но казармы строились с учетом возможного наращивания сил. Намечено было также строительство пристани и Адмиралтейства. В том же 1838 г. план был утвержден царем. С этого времени опорный пункт получил свое официальное название — Новороссийск.
Однако реализация этого плана сильно затянулась. Военное руководство смогло доказать, что проект плохо учитывает особенности местности и направления вероятного нападения противника. До середины 40-х годов 19 века оборона Новороссийска держалась исключительно на полевых укреплениях. Протяженность линии обороны по наружному ее начертанию составляла 100 сажень, по которой было рассредоточено до 40 мелкокалиберных орудий.
Накануне войны 1853—1856 гг. российское Военное министерство приняло решение о срочном усилении Новороссийского укрепления орудиями большого калибра, чтобы держать корабли потенциального противника на большом расстоянии от берега. Однако выполнить эту задачу не успели. В результате, в период Крымской войны Новороссийское укрепление было разрушено огнем англо-французской эскадры{184}.
В последующие годы, когда к Новороссийску была проложена железная дорога, он превратился в центр российского экспорта на Северном Кавказе и областную столицу Черноморской губернии. В мае 1918 г. на ее территории была образована Кубано-Чер- номорская Советская Республика. Месяц спустя Цемесская бухта Новороссийска приобрела печальную славу места, где были затоплены боевые корабли Черноморского флота{185}.
26 августа 1918 г. Новороссийск заняли войска Добровольческой армии. Через его порт союзники стали снабжать Вооруженные Силы Юга России оружием, боеприпасами, военной техникой, включая и танки, продовольствием, обмундированием и др. Город стал местом размещения множества тыловых служб и учреждений, в основном госпиталей. Однако в этот период повторилось то, что уже не раз бывало, — для организации обороны города ввиду его значимости особых мер никто особо не принимал, хотя формально все было конечно соблюдено. Имелись генерал-губернатор, командующий Черноморской армией и районом обороны города в ранге помощника Деникина, гарнизон войск. Но, по мере приближения фронта, все они стали думать прежде всего о том, как бы поскорее эвакуироваться.
Пока фронт был далеко, жизнь в Новороссийске протекала более-менее размеренно и благополучно. Однако постепенно с отступлением белых войск и приближением красных, жизнь в нем становилась все напряженнее и хуже, а потом превратилась в настоящий кошмар. Бичем обитателей города стал тиф. Он свирепствовал везде, но особенно в местах наибольшего скопления беженцев и в казармах. Вшей, разносивших эту страшную болезнь, вскоре начали называть не иначе как «тифозными танками». Самым гиблым местом стал новороссийский железнодорожный вокзал. Здесь больные буквально валились из кресел зала ожидания. Специально отведенные для тифозно-больных бараки были переполнены брошенными на произвол судьбы, погибающими людьми. Покойники в лазарете № 7, например, валялись в туалетах, под лестничными маршами и даже на чердаке. От страшного трупного запаха прохожие, подойдя к зданию лазарета, тут же перебегали на противоположную строну улицы.
Заболевшие беженцы умирали десятками на садовых скамейках скверов, в порту на заброшенных баржах и в вагонах, в вырытых на пустырях норах и в примитивном жилье, сооруженном из обломков досок, картона и парусины. Один из очевидцев описал случай, который он наблюдал в районе железнодорожного вокзала. Из эшелона, прибывшего с фронта, на пустыре расположилась какая-то воинская часть. Когда прозвучала команда: «Встать! Строиться!», поднялась только половина людей, вторая половина осталась лежать. Это были тифозные{186}.
Тиф не щадил никого. От него умерли генералы: Мамонтов, Семилетов, Тимановский, известные политические деятели: князь Трубецкой, Пуришкевич, Раевский и многие другие.
Дурную славу в Новороссийске приобрела контрразведка. В городе это название присваивали себе любые учреждения, так или иначе причастные к наведению порядка: уголовный розыск, контора по выдаче пропусков отъезжающим за рубеж и др. Главное же заведение контрразведки, предназначенное для разоблачения большевистских шпионов, размещалось на краю города, рядом с тюрьмой. Крики и стоны, доносившиеся по ночам оттуда, свидетельствовали, что там усердно отрабатывали свой хлеб специалисты заплечных дел. Агентам контрразведки полагалось 80% от сумм денег, найденных у разоблаченных «комиссаров». Поэтому не удивительно, что «комиссаром» мог стать любой, у кого при обыске находили деньги. Осужденных на смерть до тюрьмы, как правило, не доводили — расстреливали по дороге за «попытку к побегу».
Не лестную оценку белой контрразведке дал сам Председатель Особого совещания генерал А.С. Лукомский.
«...На службу в контрразведку, — писал он, — нормально шел худший элемент, а соблазнов было много: при арестах большевистских деятелей обыкновенно находили много награбленных драгоценностей и крупные суммы денег; так как ответственным большевистским деятелям грозила смертная казнь, то за свое освобождение многие из них предлагали крупные суммы. Наконец, вообще характер деятельности органов контрразведки открывал широкое поприще для всевозможных злоупотреблений и преступных действий.
Многие из членов контрразведки были отданы под суд, но общее мнение было, что это дело не изменило, и грабежи, и взяточничество среди чинов контрразведки процветали.
Особое Совещание несколько раз обсуждало этот вопрос и возбуждало перед Главнокомандующим ходатайство о передаче функций контрразведки в уголовно-розыскную часть, состав членов которой (преимущественно чины судебного ведомства), в значительной степени, гарантировал честное отношение к делу.
Но штаб Главнокомандующего доказывал, что без органов контрразведки он обойтись не может, и дело оставалось без изменений до конца. Суровые же меры, которые генерал Деникин требовал применять по отношению к преступным элементам контрразведки, ни к каким положительным результатам не привели»{187}.
Была еще одна силовая структура — государственная стража, которая в основном состояла из бывших полицейских, а также профессиональных убийц ингушской, лезгинской и осетинской национальности. Эти стражи порядка устраивали бесконечные обыски, проверки документов. Тех, кто их не имел, жестоко избивали шомполами и прикладами. Тех же, кто мог заплатить выкуп, тут же отпускали, а у кого денег не было, отправляли в контрразведку, откуда вырваться живым шансов ни у кого не было. За короткое время в Новороссийске были смещены несколько начальников государственной стражи и все за мздоимство, бездействие и преступления по службе.
Прибывающие в Новороссийск по служебным делам, истощенные боевой походной жизнью офицеры, потерявшие семьи фронтовики с острой ненавистью взирали на тех, кто заполнял главную улицу города — Серебряковскую. Как писал журналист Г. Виллиам:
— «Здесь спекулировали все: телефонные барышни и инженеры, дамы-благотворительницы и портовые рабочие, гимназисты и полицейские, дети и инвалиды, полковники и генералы»{188}.
Площадь в конце города, где обычно сельские жители торговали своими нехитрыми продуктами, теперь была наводнена залежалыми, негодными товарами, привезенными через Батум из Италии, Франции и Англии. «Штаб-квартирой» спекулянтов было расположенное на Серебряковской кафе «Махно». Его завсегдатаями были спекулянты — константинопольские греки и евреи, хватало и своих, русских. К ним прочно прилепилось название «черная орда», и по духу они очень соответствовали этому ярлыку. Здесь устанавливались цены на валюту, товары и драгоценности, а эти «герои тыла» наносили Белому движению урон не меньший, чем красные войска на фронте. Скупалось и продавалось все: золото и драгоценности, хлебопродукты и медицинские препараты, мануфактура и дома, имения и акции. Здесь можно было купить место в воинском эшелоне, каюту на пароходе, отдельный вагон и даже целый поезд.