В январе в этом районе предрассветные сумерки начинаются приблизительно в 8:40, восход солнца — в 09:30, заход — в 16:45, «окончание сумерек», то есть, темнота — 17:30. Светлое время суток, таким образом — примерно 7 часов, а с рассветными и закатными сумерками (без облачности) — около 9 часов. Отнимаем время на отдых, установку и сбор палатки и печки, завтрак и ужин — сколько там остается на чистый переход с тяжелейшими рюкзаками? Если смотреть реально — часов пять максимум. Но это для нас с вами, сидящих у компьютера и рассуждающих о пределах возможного. У тех ребят были совершенно другие силы, судя по всему.
И амбиции были другие. Особенно у Дятлова. Вот как он планировал этот поход:
Маршрут похода по дням (ЛД 200):
Итого — 21 день, 300 км на лыжах, переходы длинные, местность безлюдная, сроки суровые. Контрольные сроки (Масленников, ЛД 63–64) были установлены такие: группа выходит в поход 23.01.59, телеграмма в горком физкультуры и спорта и в спортклуб института из Вижая — 28.01.59 (сообщение о начале похода, так как дальше связи не будет), вторая телеграмма по возвращении — 12.02.1959. Жестко, сложно, но, по заверению руководителя похода — вполне реально.
Уже на месте стало понятно, что сроки выдержать не удастся, так что… Помните, Дятлов просил уходящего Юдина сообщить в спортклуб о задержке возвращения? Понимая, что к 12.02 группе не удастся вернуться в Вижай, просил передать, что подаст телеграмму 15.02. Юдин на допросе отрицал факт просьбы, но сказал странную фразу:
На вопросы жителей посёлка Вижая мы отвечали, что обратно в Вижай вернемся к 15 февраля (ЛД 294).
Это как, простите? Дятлов в Вижае Юдина про 15 февраля еще ничего передать не просил, в спортклубе и в группе по-прежнему были уверены, что к Вижаю группа выйдет к 12.02, но жителям поселка они говорили, что вернутся к 15-му? Странно, что младший советник юстиции Романов не обратил на это внимание. Впрочем, в Уголовном деле много такого, на что «не обратили внимания». А ведь допрос свидетеля Юдина проходил 15 апреля, всего через два месяца после пресловутого контрольного срока.
Так или иначе, началась бурная подготовка к походу, денег профком выделил, как обычно, недостаточно, ребята скидывались — продукты, оборудование, медикаменты — сами, Юдин бегал по Свердловску в поисках спирта, которого было запланировано взять аж целых пол литра на 21 день похода (Владимир Аскинадзи утверждал, что в поход брал не менее 10 л. спирта), и, по его словам, не нашел. Тоже, кстати, довольно беспечный план: спирт это не только отметить и закусить, спирт — это антисептик, материал для компрессов и многое другое. Какие пол литра?! Так вновь возникает очередной вопрос без ответа: откуда взялась армейская фляга со спиртом, которую 26.02.59 Шаравин и Слобцов нашли в брошенной палатке и выпили за здоровье своих товарищей, которых надеялись найти живыми?
Между прочим, армейская фляга — это 800 мл. Интересно, сколько же спирта было в ней к моменту находки, если М. Шаравин в интервью говорил, что ему досталось около 60 мл? Не сходится, как-то все не сходится. Тем более, что на вскрытии ни у кого из членов группы в желудке алкоголь обнаружен не был.
Список медикаментов (ЛД 206) тоже впечатляет: бинты, вата, ножницы, спирт нашатырный — 5 ампул, йод — 10 ампул, 30 таблеток аспирина, по 20 пирамидона и стрептоцида, 10 пургена, вазелин, ихтиол, лейкопластырь, витамины. Все!
Культмассовый сектор в лице вездесущей Зины Колмогоровой приобрел для всех участников похода небольшие тетрадки в твердой обложке (очень разумно в походных условиях!) за 1р.10 коп. («старыми»). У Зины для каждого нашлось ласковое посвящение, вписанное ей на первой странице, каждый должен был вести свою хронику похода, а один дневник вели сообща. После гибели группы эти тетрадки с записями были найдены, одна из них была ошибочно приписана Колмогоровой, но впоследствии выяснилось, что это не соответствует действительности, вел этот дневник кто-то другой, а кто — точно не установлено.
Так что все, что происходило до определенного момента, мы знаем достаточно достоверно, если учесть, что находящиеся в Уголовном деле машинописные копии дневников ребят верны и точны. Давайте же пройдем с ними день за днем, следуя за тем, что записано дятловцами и доверяясь воспоминаниям их товарищей.
ОБЩИЙ ДНЕВНИК ГРУППЫ[11] (ЛД 21 машинописная копия).
23 января 1959 года.
Так, снова в поход! Сейчас сидим в 531 комнате, вернее, конечно, не сидим, а все лихорадочно суют в рюкзаки всякие овсянки, банки, тушенки. Завхоз стоит и смотрит, чтобы все у всех вошло.
— Где мои пимы? Ю. К. В трамвае в мандолину играть будем?
— Конечно! Соль забыли! — 3 кг.
Игорь! Где ты? — Где Дорошенко, почему не забирает 20 пачек? Дайте 15 коп. позвонить! Безмен, безмен где? Не влазит, у черт! Ножик у кого?
Влезет это, влезет и это тоже.
— Юра, довези это до вокзала.
Пришел Славка Хамзов.[12]
— Привет, привет! Дайте 15 коп.!
Люда считает деньги, крупные деньги. В комнате художественный беспорядок.
А вот мы и в поезде. Перепето много, много песен, выучены новые, и все расходятся по местам уже в 3-м часу ночи. Интересно, что ждет нас в этом походе? Что будет нового? Да, мальчишки сегодня торжественно дали клятву не курить весь поход. Интересно, сколько же у них силы воли, смогут ли они без папирос обойтись? Все укладываются спать, а за окнами встает Уральская тайга.
ДНЕВНИК ДУБИНИНОЙ.[14]
Милому завхозу Л.
Дубининой для дневника.
(подарочная надпись Колмогоровой)
23 января. Сегодня последний день сбора Весь день прошел в ужасной суматохе. С одиннадцати бегала по магазинам, покупала всякую мелочь. Сдуру купила 5 м батиста, на что ушло (зачеркнуто: все ден) 200 руб. Собиралась сама в страшной поспешке и конечно, забыла дома свитр.
Каждый занят был своим порученным делом, а дел было по-горло. Незадолго перед выходом начали собираться провожающие Времени было в обрез, но мы, конечно, во время прибыли на станцию. И вот настали последние минуты прощанья. Перед отходом «спели» несколько песен, но
В вагоне к нам присоединились блиновцы вместе пели песни. Среди всех особенно выделяется кротовский бас. На сей раз было много очень новых песен, которые мы тянули с помощью инструктора Золотарева А, идущим вместе с нами в поход. Этого Золотарева никто не хотел сначала брать, ибо человек он новый, но потом плюнули и взяли, ибо отказать — не откажешь. Таким образом, нас как было десять, так и осталось, ибо Славку не отпустило фак бюро.
При всей симпатии к этим ребятам, бардак у них стоит страшный. Начнем с того, что завхоз Дубинина потратила общественные деньги на личные нужды. Понятно, пять метров батиста не каждый день «выбрасывают», но почему на чужие деньги-то? Нет, это очень женственно, мило и все такое, но, как мы увидим в дальнейшем, с деньгами будут большие проблемы. Пять метров батиста… 200 рублей старыми — это 20 новыми (с 1961 г.), но покупательная способность тех, «старых», денег была гораздо выше. Средняя зарплата в то время (средняя, не минимальная!) — 777 рублей (данные ЦСУ СССР). Вот и смотрите, сколько потратила Люда Дубинина на этот самый батист.
Кстати, общий бюджет похода — 5700 рублей на 11 участников. Чуть больше 500 рублей на человека на 21 день. А тут — целых 200, понятно, что Люда сначала написала «потратила все деньги», а потом зачеркнула. И теперь «считает деньги, крупные деньги». Ну да, деньги-то нужно теперь считать и считать.
В спешке забыт свитер (кстати, они все пишут именно так: «свитр», и в уголовном деле так же). Батист-то куплен, но забыт свитер для зимнего похода. Очень ответственно. Забыта соль — три килограмма. Кстати, а зачем столько? По 15 гр в день на человека из расчета 21 день похода? С одной стороны, это почти в два раза больше суточной нормы, с другой — взято с запасом? В общем, нужное забыто, не нужное — куплено. Главное — не забыть мандолину, чтобы петь песни в трамвае. Ах, молодость, молодость!
Но что интересно — в дневнике Дубининой впервые упоминается С. Золотарев (с инициалом А — он уже представился как «Саша», то, что он Семен, туристы, похоже, вообще не знали), который попал в группу, заменив «Славку» (В. Биенко, которого в поход не отпустили):
«Когда были закончены последние приготовления и оставалось три дня до выхода, студента Биенко вызвали в комитет комсомола, где строго спросили, что делал он в прошлые летние и зимние каникулы, когда его товарищи и сокурсники помогали народному хозяйству на трудовых фронтах — в совхозах, леспромхозах и на стройках страны. Тут-то и выяснилось, что Владислав все свои каникулы проводил в горных походах! Ну а раз так, то комсомольцу Биенко была тут же вручена путевка в леспромхоз „Ударник“, и никакое вузовское начальство уже не смогло изменить что-либо в его судьбе»
Так что «Славка» только и смог, что помочь дятловцам забросить рюкзаки в вагон. Правда, любопытно, что снят он был с похода всего за три дня до выхода? Разве до этого комитет комсомола не знал, что Биенко не «помогал народному хозяйству»? Вопрос, с какой стати будущий инженер должен «помогать народному хозяйству на трудовых фронтах», пока отложим в сторону. Но и этот факт срочной замены Биенко на Золотарева заставляет конспирологов понимающе подмигивать: знаем, знаем, зачем это было сделано!
Зина же вообще не отмечает в общем дневнике присутствие Золотарева, просто «выучены новые» песни. Люда сдержанно сообщает, что этого Золотарева никто не хотел брать, но при этом — много песен знает этот инструктор.