При осмотре была найдена часть записки на листке ученической тетради со следующим содержанием: «Игорь, давай поговорим!!!». Предположительно написанная Колмогоровой З., а также две обертки от иностранных конфет предположительно производства ГДР.
Следов оружейного масла, возникающих при чистке оружия, не обнаружено. Дом на наличие тайников и схронов проверен.
Странно, не правда ли? А знаете, что мне показалось самым странным? Не записка Зины Игорю. Мало ли какой конфликт мог произойти, который нужно было обсудить конфиденциально, не при всех — потому и записка. Мы же помним, что отношения в группе начали рушиться практически с самого начала. Помним, что пришли они на 2-й Северный уже в полной темноте и напротыкали руки гвоздями, пока огонь разводили, развели, да вьюшку не закрыли. Помним, что дневники девушек заполнены многословными панегириками симпатичным парням 41 участка, особенно рыжебородому Огневу. А тут еще Дорошенко и его отношения с Колмогоровой, да скверный характер Дубининой, о чем она сама откровенно пишет, отмечая, что еще дня два с ней будут проблемы.
Возможно (вот и автор скатился к привычному дятловедению: «а что, если»…), руководителю группы это не понравилось и он выговорил девушкам за кокетство, неуместное в лыжном походе III категории сложности, пытаясь вернуть свой пошатнувшийся авторитет. Или все же ревность? Тогда стремление Зины поговорить и объяснить ему, что в этом флирте не было ничего крамольного, вполне понятно. Не при всех же! — вот и записка.
Тем более, что в дневнике Колмогоровой появились записи про то, что «мальчишки глупо острили», а Игорь вообще хамил. Может быть о его хамстве и хотела поговорить Зина, опять же не при всех, чтобы не ронять авторитет руководителя? Неизвестно. Но именно эта версия кажется мне наиболее вероятной. А «хамство» Дятлова вполне могло быть следствием недовольства (по тем или иным причинам) заигрываний девушек с рабочими. И мальчишки «глупо острили» от ревности, от того, что «их» девочки увлеклись не ими. Ведь в очередной раз обсуждались дела сердечные, возможно, в связи с поведением девушек на 41 участке.
Но меня больше всего заинтересовали обертки от конфет «предположительно производства ГДР». Как ребенок выросший в 60-е годы в Свердловске, когда выбор конфет состоял из карамелек, ирисок и липких сахарных «подушечек», я плохо себе представляю, откуда в группе могли появиться конфеты производства ГДР. Не то, что плохо, просто я в своем детстве вообще не видел никаких иностранных конфет. Непредставимо. Кривонищенко привез из закрытых распределителей «Челябинска-40»? Но и там, думаю, из дефицитных деликатесов были, скорее, «Мишка на севере» да «Каракум». При этом, как мы помним, Криво шутливо собирал на вокзале деньги «на конфеты». Опять конфеты. Если они у ребят были, то это шутка, правда, не очень понятная. А если не было, то откуда фантики-то? И если Кривонищенко привез конфеты из своего закрытого распределителя, то почему никто в дневниках не отметил этот любопытный факт? Про лапшу, которую шесть часов варили, написали, а про конфеты — нет. Или фантики обронил в избе кто-то другой, уже после ухода группы. Тогда кому еще понадобилось отправляться на богом забытый Второй Северный, да еще и с гэдээровскими конфетами?
Естественно, требует ответа и вопрос: кто и с какой целью следил за дятловцами? Об этом Варсеговым рассказал тогдашний заместитель следственного отдела прокуратуры Свердловской области Евгений Окишев:
В числе иных проверялась версия в отношении причастности лиц к гибели студентов из числа местных жителей. Нам было известно, что в тех краях содержались осужденные трибуналом за различные враждебные действия, за службу в частях СС, карательных немецких органах. Они вполне могли оказаться в числе подозреваемых. Еще мы проверяли, а не было ли конфликтных ситуаций с кем-то из лиц, кого туристы встретили по пути следования. В связи с этим мы поручили оперативным органам МВД выяснить все эти вещи. И, насколько мне известно, это было исполнено. Причем исполнено путем допроса всех лиц, которые эти сведения могли дать. И вот эти документы, с которыми вы меня познакомили, свидетельствуют, что наше задание было выполнено. В них — результат той работы.
Но вернемся к туристам.
Опять же, тяжело столько времени провести в тепле, в приятном ничегонеделании, а потом встать на лыжи с огромными рюкзаками, ночевать в палатке, в которой никак не смогли отрегулировать печку и которую надо бесконечно зашивать (зашивать будет Зина, естественно, кто ж еще). Первая ночевка в палатке — и уже зашивать? Что ж это за рухлядь такая? И, конечно, именно сейчас самое время шить полог — раньше никак нельзя было это сделать? Да, нам легко говорить, но с другой стороны, нам рассказывают про суперопытных туристов, которые вышли в супертяжелый поход и ведь не в первый! Казалось, что подготовка должна быть у них соответствующей. В том числе, и психологическая. А судя по дневникам, взаимное раздражение лишь нарастало. Даже записной весельчак Кривонищенко ругается и обвиняет друзей в предательстве.
Неудивительно, что следующая запись в общем дневнике выглядит короткой.
ОБЩИЙ ДНЕВНИК ГРУППЫ ДЯТЛОВА.
29. I.59 г. День второй, когда мы идем на лыжах. Шли от ночевки на Лозьве к ночевке на р. Ауспии. Шли по тропе манси. Погода хорошая. — 13°. Ветер слабый. Часто на Лозьве встречаем наледи. Все.
ДНЕВНИК КОЛМОГОРОВОЙ.
29.1.59
Сегодня Юрка именинник. Идем сначала по Лозьве потом на Ауспию свернули. Места красивые. Вдоль Ауспии проехали манси. Виден след, зарубки, видна тропа. На тропах часто знаки встречаются. Интересно о чем они пишут? Сейчас мансийская тропка сворачивает на юг.
Сейчас мы сидим трое: Рустик, Юрка и я. Ждем остальных. На ночлег остановились недалеко от лыжни. Мы пилим дрова с Юркой. Поговорили о прошлом. «Повеса» так «повеса».
Вот и все, что мы знаем о седьмом дне смертельного похода девяти туристов. Но и это не мало.
Во-первых, как мы отмечали, общее раздражение выразилось и в краткости общего дневника. Я бы сказал, чрезмерной краткости. Зина, например, нашла, что написать, а Тибо — именно он в этот день вел общий дневник — ограничился несколькими предложениями. Плюс нервное «все» в конце записи. Видимо, вчерашние споры сильно повлияли на настроение группы.
Если раньше Коля Тибо-Бриньоль был весельчаком и заводилой и группировал вокруг себя ребят… Вон как прижался к нему Рустем Слободин! Вон как Кривонищенко с Людой обнимаются и всем своим видом показывают, как им классно… То теперь настроение меняется.
На привалах никто больше друг друга снегом не осыпает, и, в общем, как-то не сильно бодро выглядит группа Дятлова.
И все больше места на фотографиях группы начинает занимать Семен Алексеевич «Саша» Золотарев. На фото — да. А в дневниках его по-прежнему нет. Вот они перекусывают с Зиной — на берете Золотарева перо, как у Тибо на шляпе в летнем походе. Вот они с Тибо поменялись головными уборами.
Честно говоря, даже просто смотреть на человека в берете холодно. Но они улыбаются в камеру. А руководителю похода, судя по снимкам, становится все грустнее.
Возможно, это только фантазии автора, но что-то мешает мне верить в натужное веселье, в показные улыбки, зато сразу верится в напряженность Дятлова, символически стоящего с экспонометром (кто-то еще помнит, что это такое?)
Но самое важное событие в этот день — примирение Зины и Дорошенко. Тем более, что у Юрия сегодня день рождения — 21 год. Судя по всему, у них, наконец, состоялось выяснение отношений, и что особенно важно — при совместной пилке дров. Двуручная пила она сближает.
Обратили внимание, что они втроем ждут остальных, очевидно безнадежно отставших. Кто ждет? Зина, Рустик и — конечно же, Юрка. То ли они самые сильные ребята в группе, то ли остальные ослабли, расслабились (сколько раз мы говорим это слово — «расслабились»). Это уже не группа друзей-единомышленников, похоже, что там уже каждый сам по себе.
Зато Дорошенко снова «Юрка», снова свой, снова его можно так называть в личном дневнике. И конечно странное на первый взгляд выражение «повеса» так «повеса». Именно так. В кавычках. Почему повеса-то? Из-за того, что ушел к другой девушке? Возможно. А еще и из-за песни:
В стране далёкой юга,
Где не бушует вьюга,
Жил-был красавец,
Джон Грэй, ковбоец,
Джон Грэй — силач-повеса,
Ростом был с Геркулеса,
Храбрый, как Дон-Кихот.
Рита и крошка Нэлли
Пленить его сумели,
Часто он клялся
В любви обеим,
Часто порой вечерней
Он танцевал в таверне
Танго или фокстрот.
Справка: «Джон Грей» — первый советский фокстрот, в 1924 году издан М. Блантером с текстом Владимира Масса, а позже — с идеологически выдержанным текстом Константина Подревского. На пластинку записан в Москве в 1926 году. Послужил основой дворовой песни о Джоне Грее из страны далекой юга. Вот эту дворовую песню мы тут и имеем.
Конечно Юра Дорошенко в глазах Зины Колмогоровой казался эдаким «ковбойцем», храбрым как Дон-Кихот. «Повеса так повеса» — ну правда же, звучит ласково, так же как «дурачок» вместо «дурак». Так что тут явно выяснялись отношения, явно! И хождение за ручку «с другой девчонкой» было прощено. Повеса же, что с него взять! Зато дрова он пилит не с ней, а со мной — так, мне кажется, думала Зина.
А вот Юрий Юдин резкое отрицал подобную постановку вопроса, он и слышать не хотел о камбэке Дорошенко и Колмогоровой:
31. Правда ли, что у Зины и Юры Дорошенко в походе опять «вспыхнули чувства», что они уединялись в том походе вдвоем, т. е. старались находиться вместе и дежурить вместе?