Инструктор спортивных обществ «Искра», «Медик», «Труд» в 1951–1952 г. г., внештатный инструктор Пятигорской турбазы в 1953 г., сезонная работа инструктором в школах, институте, спортивных обществах — 1954–1956 г. г., турбаза «Теберда» на Западном Кавказе в 1957 г., Алтай-Бийск-Артыбаш — с мая по сентябрь 1958 г. И, наконец, Коуровско-Слободская турбаза Свердловской области.
Справка: Турбаза Чусовая находится на левом берегу реки Чусовой за селом Слобода (до 1987 года именовалась Коуровской по имени близ расположенной ж. д. станции). Турбаза расположена на высокой скале, носящей название Собачьи Рёбра. Это первая турбаза на Урале, переоборудованная из старого корпуса кожевенного завода. Первых туристов она приняла 29 октября 1934 года. В 1941–1945 годах в здании турбазы располагался госпиталь для воинов Великой Отечественной войны. В наши дни турбаза Чусовая — одна из крупнейших на Урале, работает круглогодично.
Отсюда начинается сплав по реке Чусовой, и это, прежде всего, «просто красиво»! Автор вместе с кинооператором прошел на байдарке от Коуровки до города Чусового, это свыше 200 км и подтверждает, что это сумасшедше красивые места. И очень популярные. Так что туристов там в сезон — не протолкнуться.
Вспоминает Евгений Постоногов (интервью Майе Пискаревой):
Инструкторов в те времена не хватало. База была рада и студентам, которые устраивались подрабатывать. Была широкая профсоюзная система отдыха. По всей стране разработано около 360 маршрутов. Инструкторы знали эту систему, базы, ездили по стране, приезжали с разных мест и предлагали свои услуги. Их брали с охотой. Инструкторский состав был дефицитом.
— Семена Золотарева помню, но прошло столько лет… Мы с ним познакомились на турбазе Коуровка. Он говорил, что хотел бы сходить по маршруту высшей категории трудности, посмотреть Северный и Приполярный Урал. Говорил, что хотел получить бы звание Мастера спорта СССР.
Что могу сказать о нем? Скромный — он, Семен, не хвастал тем, что знал и видел. (Е. И. в разговоре это подчеркнул несколько раз).
Семен Золотарев был хорошим мужиком. Открытый. Разговорчивый. Никогда не слышал в его голосе командных, приказных ноток. О нем у меня остались приятные воспоминания.
Усы у него были. Наколок и татуировок у него не помню, прошло столько времени… Нет, не видел у него наколок и татуировок.
Я прочитал в интернете о нем и удивился, что у него столько боевых наград. Никогда Семен ничем не хвалился. Про службу на фронте не рассказывал вообще.
Семен Золотарев в романтических отношениях с женщинами на базе замечен не был. Вообще вел себя скромно.
Старший инструктор должен был знать много песен. Играть на музыкальном инструменте. Я не знаю, играл ли на чем Семен Золотарев, но песен мы пели много.
Устроился он на базу старшим инструктором. Жил рядом, в деревне Слобода. Там жили и туристы, и инструкторы.
В декабре 1958 года я ходил с ним в так называемый у нас «инструкторский поход». Это когда старший инструктор, из новых работников, организовывает и ведет в поход сотрудников базы — других инструкторов, для получения необходимого опыта в руководстве походами…Семен был всех нас старше по возрасту. Пошел в поход для приобретения опыта руководства походами, «для галочки».
А сейчас — обратите внимание на рассказ Постоногова. Он, с одной стороны, многое объясняет, с другой — запутывает нас еще больше:
В этом походе мы попали в сложные климатические условия. Мороз вдруг упал до минус 50. Такое редко бывает. Пришли в село Чусовое, камень Шайтан, утром надо было идти на Талицу, а температура — 5 °C.
Помню, сидели все и решали: идти или не идти. Ведь одежда была плохая, свитера, штормовки… Но решили идти дальше.
…
Семен дал всем участникам похода высказаться, нас было где-то 12 человек, два человека не хотели продолжать поход при такой температуре.
Семен всех спокойно выслушал, мы проголосовали. Сказал, что все пойдем дальше. Никого оставлять не будем. Договорились все без окриков и обид продолжать поход. Пошли. Но зимой в 16.00 уже темно, шли трудно, тропили дорогу. И сбились с пути. Вышли к железной дороге, узкоколейке. Там домик стоял. Лесорубов не было, они не работали в такие морозы. Мы сбили замок. Дров не было, напилили шпалы, взяли их у домика. Многие ребята тогда очень плохо себя чувствовали, устали.
Была ли паника? Что было бы, если бы вы не вышли к избушке? На этот случай имелись ранее разработанные планы?
— Хотя мы попали в тяжелые погодные условия (минус 50), ничего с нами случиться не могло. Паники не было. Так был рассчитан маршрут. Даже когда мы сбились с пути и вышли на железную дорогу, мы знали, где находятся населенные пункты, все равно бы дошли до ближайшего жилья, хоть к ночи, хоть под утро. Когда мы нашли пустую избушку лесорубов (они не работали по причине экстремальных температур), ворвались в нее, растопили печь, согрелись, успокоились. Семен нами занимался как отец родной. Накормил вкусным горячим обедом из тушенки. Я считаю, что благодаря его дружественному спокойному отношению ко всем, мы успокоились, не поссорились и закончили поход. Обошлось без потерь. Что группа не распалась после похода при такой суровой температуре и сильной усталости, в этом была целиком его заслуга.
Как Семен относился к спиртному?
Читая ваши вопросы, вспомнил один курьезный случай из того похода. Когда мы пришли в пос. Талица, пошли на танцы, взяли с собой бутылку водки. В походе она застыла, впервые такое видел, как водка застыла. Мы отогревали ее на печке. Вот тогда единственный раз видел, как Семен принял немного водки вместе с другими…
Сразу после этого похода, числа 28 декабря, Семен Золотарев уехал в Свердловск, договорился с «упьяновыми», т. е. с кем-то из УПИ. Я не знаю, уволился он или нет, он не говорил нам о своих планах на будущее.
…
Было много разных слухов и недомолвок. Ходили разговоры, что родственников строго предупредили о неразглашении тайны, что испытывалось какое-то оружие, ракета ушла в сторону и оказалась на их маршруте. Тогда ведь все маршруты согласовывались с органами КГБ. Просто так не пускали, надо было утверждать маршрут.
Деньги на похороны Семена Золотарева на базе не собирали, я такого не помню.
Вас тоже поразил этот рассказ? Меня — да. Спокойствие и хладнокровие, с которым Золотарев не только сам вышел из критической ситуации, но и вывел из нее других, успокоил запаниковавших — и мягко, без криков и насилия, заставил выполнять его решение — все это внушает уважение. Такое же хладнокровие он проявил и на войне, наводя переправу под обстрелом противника, за что совершенно заслуженно получил награду.
Но тогда возникает вопрос: почему же он совершенно иначе повел на себя на перевале у высоты 1079 всего через месяц после истории, рассказанной Постоноговым? Что произошло, отчего группа разделилась, каким образом Золотарев оказался вместе с тремя другими туристами отдельно от остальных? Он же даже к таким же инструкторам, как он сам, относился «как отец родной», так уж к студентам-то казалось бы — тем более? Тогда почему о нем в дневниках ни слова (кроме упоминания о его слабых лекторских способностях)?! Много и подробно обо всем, в том числе, и о конфликтах — и старший авторитетный товарищ никак не проявил себя? Не сгладил разлад в группе, понимая, что в жестких условиях лыжного похода капризы и своеволие недопустимы? Буквально за месяц до этого спокойно погасил бунт в своей группе, а тут не смог справиться ни с отказом Дубининой работать, ни с безобразным дежурством Тибо, когда за него пришлось работать другим (помните Дневник Колмогоровой от 30.01)?
Колю сегодня не заставили дежурить и дежурили мы с Рустиком, дежурные повторно Тибо и Колеватов — наказаны).
В группе — разброд и шатание, то они лапшу по шесть часов варят, то вообще ничего не хотят готовить, то Люда экономит деньги на столовой и на железнодорожном билете (как-никак пять метров батиста надо отрабатывать!), то они в этой столовой питаются несколько дней подряд. Полное отсутствие логики и дисциплины. И где в это время Золотарев, отец родной? Нигде. Нету его. Только на фотографиях. С пером в берете.
Ну и второй удар в самое темечко — отсутствие татуировок.
Судмедэксперт Б. Возрожденный подробнейшим образом описывает многочисленные наколки Семена Алексеевича. Тут и свекла, она же сердце, она же — пиковый туз — с буквой С. на тыле правого предплечья. Тут и таинственный Гена — на тыле правой кисти у основания большого пальца. А на тыле левого предплечья чуть ли не целый роман: «татуировка с изображением „Г. С“ „ДАЕРММУАЗУАЯ“, пятиконечная звезда и буквы „С“, букв „Г+С+П = Д“ и цифры „1921 год“ (ЛД 350)».
Все места татуировок таковы, что их явно должно быть видно. Но их никто не видит. Девушки, которым Семен представляется как Саша, даже не спрашивают, почему у него татуировка «Гена». Песни про Цумбу помнят, а с именем — да им все равно, очевидно, он для них старый. А уж проклятая ДАЕРММУАЗУАЯ вообще необъяснима. Вот скажите, кто в здравом уме и твердой памяти нанес бы себе на руку такой набор букв? Навечно? Время от времени появляются сенсационные сообщения, типа, «Тайна татуировок Золотарева разгадана!», но все они не выдерживают никакой критики.
Загадка остается загадкой. Если про имя «Гена» еще можно как-то предположить, что это стершееся «Сеня» (хотя и маловероятно, рисунок букв все же разный), то все эти Г+С и прочее — расшифровке не поддаются. Некоторые исследователи договариваются до того, что видят в этом зашифрованное сообщение. То есть, умирая от чудовищных травм, Золотарев из последних сил… наколол себе набор букв в надежде, что его поймут поисковики. Нет, не перестану удивляться буйству фантазии «дятловедов»! В попытках разгадать это таинственное послание, исследователи даже переводят буквы в цифры — из ДАЕРММУАЗУАЯ получилось 516161212191819131. Вот вы представляете человека, который бы придумал шифрованную надпись, записал бы ее буквами, а потом наколол бы (!) себе на предплечье, а потом спокойно умер. Типа, теперь догадайся, мол, сама? Бред…