— У меня нюх на людей, Уильям. Когда я вас впервые увидел в столице русских, я сразу понял, что мне именно такого человека, как вы, и не хватает. Еще немного — и вы с пистолетом в руках пойдете в чужой дом.
На лице Джилларда отразились испуг и негодование. Дайльтон раскатисто рассмеялся:
— Не бойтесь. Вы для теплых дел не годитесь, хотя и отправили довольно ловко на вечный покой Карлсена.
Президент компании был в хорошем настроении и развивал перед своим советником планы.
— Итак, наши планы осуществляются. Скоро мы, и только мы, будем бить китов в Тихом океане. И под каким бы флагом здесь ни плавали китобойцы, — при этих словах Дайльтон подошел к карте на стене и положил руку с длинными, утолщенными в суставах пальцами на голубой простор океана, — они будут бить китов для нас. Без гарпунеров китобоев нет, а гарпунеров будем назначать мы! Так, Уильям?
— Да, — кивнул Джиллард. — Так обещал Рюд с Герстом и Хальверсеном.
Лицо Дайльтона, обычно серое, порозовело от удовольствия.
Он смотрел на карту и говорил:
— Вы долго жили в России, Уильям. Вам приходилось когда-нибудь слышать о Шантарских островах?
— Шантарских? — напрягая память, переспросил Джиллард. — Они где-то на востоке России.
— Идите сюда. — Дайльтон внимательно рассматривал карту. Вот они. Целый архипелаг в Охотском море.
Джиллард молча ожидал, что еще скажет президент. — Здесь, — Дайльтон постучал пальцем по обозначенным на карте островам. — Здесь побывали два моих китобойных судна. Они вернулись с трюмами, полными жира и уса. Капитаны говорят, что там море кишит китами, а острова покрыты лесом и совершенно пустынны. Русские не могут хозяйничать. Я хочу послать туда на будущий год полсотни китобойных судов. Ваше мнение?
Дайльтон вернулся к столу. Его слова о русских напомнили Джилларду о сообщении Пуэйля и обещании Рюда наказать гарпунера Рогова. Уильям рассказал Дайльтону об этом.
Тот слушал с напряженным вниманием. Лицо его опять стало серым, губы крепко сжаты. Он так пристально смотрел на. Джилларда, точно не доверял тому, что он говорил. Едва советник умолк, как Дайльтон быстро спросил: — Куда капитан Лигов повел шхуну, к каким берегам?
— Установить не удалось.
— Черт возьми! — сердился Дайльтон. — Этот капитан, неожиданно появился в Ново-Архангельске с десятью тысячами фунтов китового уса, и мои люди не удосужились узнать, откуда он их привез, где добыл, и не смогли взять тот ус себе. А теперь Лигов имеет свою шхуну! Это плохо!
Дайльтон опять вернулся к карте и долго на нее смотрел, потом решительно сказал:
— Наверняка он промышляет в Тихом океане. Но это мы узнаем, и капитан Удача станет бить китов для меня или его совсем не будет. Иного быть не может!
— В случае, если Лигов снова появится на Гавайях, — сказал Джиллард, — Пуэйль нам сообщит.
— Я знаю, что такое ненависть Пуэйля, — усмехнулся Дайльтон. — Этот испанец способен на все. Хорошо, что вы его взяли на службу.
— Кисуке Хоаси наш второй трофей, — похвалился Джиллард, но Дайльтон не поддержал его.
— С этими японцами надо быть осторожнее. Слишком быстро они поползли со своих островов во все стороны. Как бы мы потом не каялись, что наш Перри так доблестно заставил японцев начать с нами, а затем и со всем миром торговлю. Плохое это соседство.
Да, Дайльтон был прав. В этом скоро убедился Джиллард. Однажды, вернувшись домой, он не был, как обычно, встречен Хоаси, так умело снимавшим с него пальто.
Прислуга сообщила, что японец ушел утром и больше не возвращался. У себя в кабинете Джиллард обнаружил, что все его бумаги очень тщательно просмотрены, а некоторые исчезли.
Когда Джиллард кинулся к сейфу и открыл его, на лбу бывшего дипломата выступили крупные капли пота. Так и есть! Хоаси снял слепок с ключа сейфа, который всегда был при Уильяме, изготовил второй ключ и забрал папку с документами и дневник Джилларда.
Советник растерянно смотрел в раскрытый сейф. У него не было даже сил затворить тяжелую дверцу. Джиллард почти рухнул в кресло. Взгляд его маленьких глаз блуждал по кабинету… Что, если японцам вздумается воспользоваться этими документами? Опубликование хотя бы одной бумаги из исчезнувшей папки или страницы из дневника равносильно убийству Джилларда. Он уже словно видел перед собой газету с выдержками из его дневника, видел свой позор, арест, тюрьму, каторгу…
Дрожащей рукой Джиллард провел по мокрому и холодному лбу. Нет, так японцы не поступят. Они иначе воспользуются украденными документами и скорее всего, шантажируя его, Уильяма, заставят служить им.
От этой мысли стало немного легче на душе, спокойнее. Джиллард проверил ее и пришел к окончательному выводу, что эти японцы будут действовать только так. Да будь он на их месте, он так бы и поступил. Теперь все дело в том, чтобы японцы все время в нем нуждались. А это он сумеет сделать.
Джиллард подошел к сейфу и захлопнул дверцу, точно закрыл за собой тюремную дверь.
Ох, если бы сейчас здесь был Кисуке Хоаси! Джиллард посмотрел на свои полусогнутые в ярости пальцы. Вот ими бы он и задушил этого бесшумно ступавшего, ловкого слугу.
Советник Дайльтона не знал, что в этот момент Кисуке Хоаси стоял на палубе голландского парохода, шедшего в Нагасаки, и с наслаждением курил сигару. В изысканном костюме он нисколько не походил на слугу.
Проследив, как за горизонтом исчезла темная полоска земли, и швырнув за борт окурок, Кисуке небрежно скользнул взглядом по суетящимся матросам, которые готовились к встрече шторма, и направился в каюту.
Северный ветер быстро гнал шхуну «Мария» вдоль Сахалина. Скалистый берег острова то исчезал за густой пеленой дождя, то выплывал острыми вершинами сопок. Осень пришла с холодными дождями и штормами.
Лигов не покидал мостика. Четвертые сутки «Мария» уходила от надвигающегося свирепого шторма, но он настигал судно. Всклокоченная седая вода грозно шумела за бортом. Волны раскачивались все сильнее, то образуя глубокие гладкие впадины, то взлетая кипящими гребнями выше, палубы.
По небу, клубясь, бежали темные тучи. Они давно закрыли солнце. Ветер налетал порывами и кренил судно с борта на борт, выл в снастях. Вот высокая волна с угрожающим ревом поднялась за кормой, ринулась вслед шхуне и, нагнав ее, обрушилась своей многотонной тяжестью. Шхуна присела, скрипнули где-то смычки деревянных частей.
Вода еще не схлынула с палубы, была выше колен, а уже Ходов бежал к Лигову. Намертво цепляясь за поручни трапа, он поднялся к капитану. Тот что-то кричал, но из-за шума моря и свиста ветра ничего не было слышно. Лигов приблизил губы к уху боцмана:
— Убрать марселя! Взять рифы на гроте и кливере! Ходов скользнул вниз. Новая волна накрыла всю переднюю палубу. Ходов исчез под водой. Лигов с тревогой следил за ним. Как только вода немного схлынула, боцман уже бежал к люку, ведущему в матросский кубрик…
Люди вступили в единоборство с грозной стихией. И она от этого, казалось, ярилась еще сильнее. Матросы уменьшали площадь парусов. Они взобрались наверх и там подвязывала паруса, повиснув над бездной. Шхуна скользила с волны на волну, поэтому их там болтало в несколько раз сильнее, чем (тех, которые были на палубе и тянули канаты, часто окатываемые водой.
Лигов с гордостью убеждался, что шхуна хорошо выдерживает натиск моря. Она с честью носила дорогое капитану имя.
…На пятые сутки море утихло. Оно измотало силы людей, но и помогло им, ускорив ход судна на юг. «Мария» прошла Хоккайдо, и Лигов, устремив взгляд на затянутый дымкой остров с белыми от первого выпавшего снега вершинами сопок, предложил Алексею:
— Зайдем в Нагасаки. Ни ты, ни я в Японии не были. В запасе у нас есть время.
Китобои стояли на мостике. Алексей торопился в Гонолулу, чтобы с первым же попутным судном попасть в Ново-Архангельск или в один из американских портов. Он экономил каждый час, чтобы скорее увидеть Лизоньку. Лигов понимал состояние товарища, разделял его чувство, но не хотел, отказаться от своей мысли — побывать в Японии, разведать о возможности сбыта там жира и уса.
— Быть может, в Нагасаки мы застанем какое-нибудь судно, что идет в Америку, — проговорил Лигов, и это склонило Алексея на его сторону.
— Там может быть такое, ты так думаешь? — с надеждой спросил Алексей и, не дожидаясь ответа, уверенно заговорил: — Ну конечно, они должны там быть. Ведь японцы начали торговлю с американцами еще в 1854 году, уже пятнадцать лет прошло.
Лигов, сдерживая улыбку, подтвердил, что товарищ прав. Команда шхуны «Мария» встретила сообщение о заходе в Японию с радостью. Всем хотелось отдохнуть после трудного шторма и посмотреть эту еще во многом таинственную страну.
Однако радость китобоев была преждевременной. Едва шхуна показалась у входа в бухту, как к ней навстречу устремилась большая шлюпка с таможенными властями. Они подали сигнал, чтобы шхуна остановилась.
Лигов подчинился просьбе, и скоро «Мария» застыла на дальнем рейде. На палубу поднимались японцы. Один из них был в европейском костюме, остальные в кимоно.
Японцы были вежливы. Они кланялись и что-то говорили. Лигов особенно почтительно поздоровался с японцем в европейской одежде, но тут же улыбнулся своей ошибке. Японец в пиджаке оказался переводчиком, который сносно говорил по-английски. Начались длинные утомительные расспросы о том, куда следует шхуна, кому она принадлежит…
Лигов заметил, что японцы были удивлены, узнав, что русские — китобои. Переводчик дважды переспросил капитана, и он подтвердил. Японцы быстро между собой о чем-то поговорили. Видя, что они все еще сомневаются, Лигов пригласил их спуститься в трюм, чтобы убедиться в правдивости его слов. Посоветовавшись, японцы выразили согласие. Двое в сопровождении переводчика двинулись за Лиговым. Взяв зажженный Ходовым фонарь капитан с японцами спустился в трюм. При виде бочонков с ворванью и кипы уса японцы издали возгласы не то восторга, не то удивления и вернулись назад на палубу. — Ну, теперь они пустят нас на берег? — нетерпеливо спросил Алексей. — Вон же стоят у пристаней два голландских и шесть американских судов!