— Я буду иметь честь договориться с вами окончательно? — спросил Ясинский.
Джиллард склонил голову в знак подтверждения. Владислав Станиславович откинулся на спинку кресла и, накручивая на указательный палец золотую с брелоком цепочку часов, неторопливо сказал:
— Я польщен честью стать вашим поставщиком жира и уса с промысла господина Лигова. Надеюсь, что мой труд вознаградится приличествующими комиссионными.
— Ваша цифра? — в свою очередь спросил советник.
— Пять процентов, — небрежно бросил Ясинский. — При условии, что жир и ус, мною поставляемые, покупаться будут по ценам, кои общеприняты.
«Ловкий делец, — подумал Джиллард, — Лигов будет продавать ему сырье ниже мировой рыночной цены. Но платить придется не мне, а Дайльтону».
— Так и определим в нашем договоре, — согласился советник. Он перешел к письменному столу. Когда договор был подписан, Джиллард посоветовал Ясинскому: — Вам было бы удобно идти во Владивосток на шхуне Лигова. Сейчас она полностью загружена ворванью и усом. Хорошо бы все это здесь закупить.
— Чтобы успех был полный, необходимо транспортное судно не под американским флагом, — сказал Ясинский, — капитан коего мог бы подтвердить Лигову, что жир, мною закупленный, будет доставлен в Одессу.
— Такого капитана я вам найду! — Джиллард протянул коммерсанту руку.
Дельцы обменялись крепким рукопожатием.
Лигов так же крепко пожал руку Ясинскому, когда тот сообщил ему, что хочет покупать продукцию русского китобоя и доставлять ее в Россию.
— Стыдно нам, Олег Николаевич, стыдно, что мы жир для фонарей, для свечного и кожевенного промысла, ус для всяких поделок ввозим из-за границы. Давайте послужим России.
Лицо капитана посветлело. Он с жаром сказал:
— Наконец-то я не один! Как хорошо, что вы решили так поступить. Отныне весь жир и ус мы будем продавать вам. Начнем с груза, что есть сейчас на шхуне «Мария».
— Может быть, вы другому покупателю его обещали? — притворно спросил Ясинский. — Коли дали слово, то я не хотел бы быть причиной нарушения договора.
— Да нет же, Владислав Станиславович. — Лигов даже прижал руки к груди. — Я продавал сырье одной японской компании в Нагасаки, но никакими обязательствами не связан. Берите груз «Марии». Я его, как и будущее сырье, продаю вам на пятнадцать процентов ниже мировой цены. Давайте друг другу помогать в создании русского китобойного промысла.
— Да поможет нам бог! — торжественно проговорил Ясинский.
Через несколько дней к борту «Марии» подошла шхуна «Норвегия», якобы зафрахтованная Ясинским. Груз ворвани и уса был перегружен с русского судна на норвежское. Капитан Рюд вывел шхуну «Норвегия» в море. Когда берег скрылся за горизонтом, он взял курс на Сан-Франциско. На капитанском мостике рядом с норвежцем стоял Джиллард. Он снова с победой возвращался к Дайльтону. Президент должен оценить такого советника.
Убийство Рогова стало широко известно в Гонолулу. Хотя все знали, что это дело рук Совета Лиги гарпунеров, но найти убийцу не удалось. Опечаленный Лигов решил сократить стоянку в Гонолулу и уйти в Россию.
— Мы больше сюда не приедем, — сказал капитан Ясинскому, который стал его ежедневным посетителем. — Создадим свое русское Гонолулу на востоке России, но без этих преступлений.
Ясинский поддакивал Лигову. Командир клипера «Иртыш», капитан второго ранга, Рязанцев, узнав о гибели Рогова, явился на шхуну Лигова. Седеющий моряк со строгим выражением лица выразил Олегу Николаевичу соболезнование и съехал на берег. Он побывал у военных властей, но безрезультатно. Военному губернатору Рязанцев от имени русского правительства выразил недовольство.
Это посещение имело, однако, неожиданные последствия. Накануне отъезда, в полдень, Лигов зашел к Ольхову, нога которого постепенно выздоравливала. Волжанин глубоко переживал гибель Рогова.
— О его семье я позабочусь, — говорил он Лигову.
— Это от меня. — Капитан положил на стол крупную сумму денег. — Кроме того, я буду переводить ей ежегодно пенсию. Больше сюда я никогда не приеду. Возвращайтесь с нами, господин Ольхов.
Но тот покачал головой с печальной улыбкой:
— Кому я там нужен? Слишком много времени прошло. Полюбил я Гавайи.
Смысл этих слов Лигов понял через несколько часов. Капитан трижды откланивался, спеша на шхуну, к Марии, но Ольхов удерживал его, часто поглядывая на часы. И только в четвертом часу пополудни он сказал:
— Вот теперь пора на вашу шхуну! И я с вами. — Тяжело опираясь на бамбуковую толстую трость, он направился к поджидавшему у подъезда экипажу.
Когда они подъехали к пристани, Лигов тревожно воскликнул:
— Что там происходит?
Он хотел выпрыгнуть из экипажа и бежать к дожидавшемуся его вельботу, но Ольхов удержал его:
— Это ваши гости и друзья!
Лигов непонимающим взглядом скользнул по лицу улыбающегося Ольхова:
— Какие, откуда?
— Сейчас узнаете.
Шхуна «Мария» была окружена десятками гавайских каноэ, украшенных гирляндами цветов. Такие же гирлянды свисали с бортов шхуны, виднелись на вантах. На палубе судна было многолюдно и оживленно. Там находились гавайцы в ярких одеждах. Лигов прыгнул в вельбот.
— Быстрее к шхуне!
Увидев капитана, гавайцы с каноэ и те, что находились на судне, громким хором приветствовали его:
— Алоха, алоха, алоха!
Это приятное мягкое слово звучало, как рефрен из какого-то гимна. Когда вельбот Лигова приблизился, каноэ расступились, открывая проход к самому судну. Лигов поднялся на шхуну. Ее было трудно узнать. Кругом цветы, гирлянды цветов на бортах, на снастях. Цветами была устлана вся палуба. В широких плетеных корзинках лежали груды фруктов. Прямо на палубе горками, как ядра у орудий, были сложены кокосовые орехи. Тут же стояли бутылки с вином.
Гавайцы, стройные, с веселыми улыбками, тесно обступили Лигова и Ольхова. На шею капитану и Ольхову были надеты венки из цветов.
— Что все это значит? — спросил Ольхова изумленный Лигов.
Тот не ответил. Из толпы гавайцев вышел человек в европейском белом костюме и по-русски, с сильным гавайским акцентом, сказал:
— Народ Гавайи пришел приветствовать своих далеких братьев.
Он слегка поклонился. На палубе словно ветерок прошел. Гавайцы о чем-то заговорили, и все стали смотреть за борт. К шхуне подходило большое гребное судно с навесом в центре. Его крыша и столбики были обвиты цветами. Под навесом находилось несколько человек. Один из них сидел в кресле.
— Король Гавайев Камехамеха едет приветствовать вас! — сказал Ольхов. — Он весьма был огорчен гибелью Рогова!
Взволнованный Лигов приказал опустить парадный трап и выстроил экипаж. Гребное судно подошло к шхуне, и король неторопливо, с достоинством поднялся по трапу. На нем был легкий белый костюм. Никаких украшений не было на короле, только на шее поблескивала тонкая золотая цепочка с небольшими звеньями алого коралла.
Лигов ступил ему навстречу. Король с дружеской улыбкой протянул капитану и Ольхову руку с тонкими длинными пальцами и обменялся с ними крепким пожатием. На хорошем английском языке он сказал:
— Народ Гавайских островов приветствует далеких братьев! Темные блестящие глаза приветливо смотрели на Лигова.
Король был такого же высокого, как и капитан, роста, но шире в плечах. Старше годами. Голова его с короткими черными до синевы волосами гордо держалась на крепкой шее.
— Я очень счастлив видеть короля Гавайев на своем судне, — сказал капитан.
Выслушав ответ Лигова, король вместе с ним прошел вдоль шеренги выстроившихся китобоев, внимательно всматриваясь в их лица.
Затем король и Лигов направились на капитанский мостик. За ними поднялись несколько гавайцев и Ольхов, который на нетерпеливые расспросы Лигова сдержанно ответил:
— Сейчас все узнаете.
Камехамеха поднял руку — и на палубе, и в каноэ, вновь окруживших тесным кольцом шхуну, стало совсем тихо. Только с берега доносился приглушенный гул города.
Лигов увидел на палубе, у спардека, Марию. Она стояла с Тамарой и лейтенантом с «Иртыша». Это был высокий крепкий молодой офицер с необыкновенно густыми и широкими черными бровями и пытливым взглядом.
Король торжественно заговорил, и ему в ответ с палубы понеслись восклицания одобрения. Ольхов сказал Лигову:
— Пригласите Марию. Гавайцы хотят ее увидеть.
Мария поднялась на мостик, смущенная вниманием сотен глаз. Яркий румянец залил ее щеки. Камехамеха, поклонившись девушке, сказал несколько слов и обернулся к Лигову.
— Гавайцы желают великого счастья и любви вам, — переводил Ольхов. — Вот они и прибыли сюда для того, чтобы поздравить вас и провести с вами несколько часов.
Король надел на Марию большой венок из цветов и сделал знак гавайцам, находившимся на палубе. Там было шумно и оживленно. Люди расступились, образуя большой круг. В него вступили двое гавайцев. Один из них опустился на циновку. На коленях у него оказался инструмент, похожий на гитару. Все смолкли. Музыкант тронул струны, и нежная, чуть грустная мелодия поплыла в вечернем воздухе. Почти незаметно в мелодию включился голос певца. Гавайец пел о том же, о чем говорила гитара, но человеческий голос был еще более грустным.
Мария, крепко обхватив руку Лигова, слушала пение как зачарованная. По ее смуглым щекам тихо катились слезы.
Опершись на палку, устремив взгляд в море, точно пытаясь что-то рассмотреть на темном горизонте, стоял и вслушивался в пение Ольхов. Рядом с ним с гордо вскинутой головой, чуть нахмурясь, стоял Камехамеха. Король смотрел на город. Наверное, он сейчас думал о своей стране, где было слишком много непрошеных иностранцев…
Пение и звуки гитары стихли. Король подал новый знак, и гавайские девушки стали обносить всех вином.
Началось веселье. Певцов сменили танцоры. Затем в круг вышла девушка. Невысокая, с длинными распущенными волосами, в коротком сплетенном из травы костюме, она начала плавно раскачиваться род игру нескольких гитаристов и флейтистов. Грациозные движения становились все быстрее и быстрее, а гавайцы-музыканты все учащали ритм игры. Девушка танцевала на месте. Она точно кружилась, так быстры была ее движения.