— Так держать!
— Есть так держать, — ответил Петер и, не удержавшись, добавил: — Зря, капитан, вы вчера рисковали и жизнью, и судном. Корейцы-то не очень благодарны. Можно сказать, выгнали нас из бухты.
В глазах Абезгауза мелькнул насмешливый огонек. Клементьев быстро повернул голову, в упор посмотрел на штурвального и резко сказал:
— Действия капитана не обсуждать! Мы спасали людей! А это долг и честь каждого моряка.
Он повернулся. Абезгауз с ненавистью посмотрел ему в широкую спину. Один из немногих иностранцев, принятых Клементьевым на судно, он считал для себя унижением служить у русского, и только безденежье, в котором Петер оказался, заставило его наняться на «Геннадия Невельского».
Абезгауз сжал ручки штурвала. Зазнайка! Этот капитан еще попомнит Петера Абезгауза. Лига гарпунеров не простит ему нарушения ее законов. Петер постарается, чтобы Лига все знала о Клементьеве. С покрасневшим от злобы лицом он смотрел вперед недобрыми глазами. Китобоец шел на север.
Клементьев, погруженный в думы, расхаживал по мостику. Вот и подходит конец перехода… Совершен он удачно. Уже не одна иностранная газета отмечала быстроту плавания. Все волнения, трудности, которые он перенес за годы строительства корабля, остались позади и сейчас уже казались не такими тяжелыми. У него было свое, самое совершенное китобойное судно в мире, самое быстроходное…
По лицу Клементьева скользнула улыбка. Он вспомнил, как удивлялись судостроители, когда рассматривали чертежи будущего китобойца. По замыслу Клементьева, он должен быть больше и крепче обычного охотничьего судна. Непонимающе качали, головами инженеры и даже пытались отговорить Клементьева от его намерения. Но капитан платил деньги, и ему построили такое судно, какое он хотел. «Геннадий Невельской» чем-то отдаленно напоминал военный корабль. Но это мог заметить только опытный глаз. Никто не догадывался о том, что будущий китобой часто вспоминал шхуну «Мария» после боя с «Блэк стар». Прошло много лет после этого печального события, а Георгий Георгиевич помнил все очень ясно. Да и можно ли такое забыть? Тогда Клементьев служил на сторожевом клипере «Иртыш». Судно шло в бухту Счастливой Надежды, на берегу которой капитан Лигов, или, как его звали моряки во всех портах мира, капитан Удача, основал первую русскую китобойную колонию на Дальнем Востоке. Американские китобои не раз делали попытки уничтожить ее. И вот наконец им удалось свершить свое черное дело. Когда капитан Лигов на своей шхуне «Мария» вышел из бухты, чтобы идти во Владивосток, его атаковала давно подстерегавшая американская шхуна «Блэк стар». Между судами начался бой. Во время перестрелки была убита жена Лигова. Американцы готовились к абордажу, но в это время показался «Иртыш». Пираты смогли убежать. Командир клипера послал Клементьева на «Марию». Там и застал Георгий Георгиевич капитана Лигова у тела погибшей жены. Какое яростное бессилие испытывал тогда Клементьев! Нет, теперь это не повторится!
Капитан осмотрел море. Вдали поднимались фонтаны всплывающих китов. Они отчетливо белели на голубом просторе. Георгию Георгиевичу хотелось отдать команду:
— Полный вперед. Курс — фонтаны по правому борту!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Последнее воскресенье октября во Владивостоке выдалось таким солнечным, что жители молодого города в этот день были настроены особенно празднично.
К тому же горожане готовились встретить капитана Клементьева, который решил продолжать дело Лигова. Об Олеге Николаевиче все как-то думали со снисходительным сожалением. Ну разве нормальный человек будет сжигать свое судно, да еще с трюмом, полным товаров? Этого многие не могли простить Лигову, словно он ограбил их.
После отъезда Клементьеву стали предсказывать такую же судьбу, и мнение о Лигове незаметно распространялось и на молодого офицера. Но неожиданно все изменилось.
Сначала из столицы дошли слухи о том, что Клементьев получил поддержку правительства. Это заставило насторожиться, строились всякие предположения, а когда из Петербурга вернулся амурский генерал-губернатор Корф и заявил, что монополия, на китобойный промысел никому дана не будет, кроме господина Клементьева, симпатия общества не замедлила оказаться на стороне Георгия Георгиевича. О нем стали говорить с уважением, он приобрел большой вес. Кое-кто из местных коммерсантов уже прикидывал, как бы стать участником нового предприятия, обещающего большие барыши.
Интерес к Клементьеву возрос еще больше, когда во Владивостоке был получен очередной номер столичного журнала «Русское судоходство торговое и промысловое на реках, озерах и морях». В нем было напечатано письмо Клементьева. В письме он рассказывал о своих планах. Этому письму было предпослано вступление от редакции, где говорилось: «Отрадное впечатление вынесли мы из беседы с господином Клементьевым, молодым, энергичным представителем нашего военного флота, решившимся сделать почин в деле развития китобойного промысла на Дальнем Востоке. Значителен факт, что это предприятие устраняет монополии иностранцев на морские китобойные промыслы по всему побережью морей Охотского и Берингова. Не менее отрадно было слышать о том просвещенном и заботливом участии, с которым отнесся к предприятию пребывающий ныне в Петербурге амурский генерал-губернатор барон Корф. Будем уповать, что личные качества предпринимателя, с одной стороны, и доброе внимание к предприятию высшей местной администрации — с другой, помогут осуществлению нового русского дела на Востоке».
Вот об этом и думал Владислав Станиславович Ясинский, нервно меряя шагами свой кабинет. Глубокие морщины изрезали его лоб. Лицо было сумрачно, глаза злые и растерянные. Владислав Станиславович чувствовал себя обманутым, не знал, что, делать, как поступить.
Поездка в Петербург была неудачной. Выхлопотать монополию для Дайльтона не удалось. В столице многое изменилось. Судьба Лигова вызывала сочувствие, а действия Клементьева — поддержку. Как сообщал потом Ясинский Дайльтону, все, кто мог, оказывали Георгию Георгиевичу любезное содействие.
Ясинский покачал головой. Он вспомнил, как попытался было увидеться с Клементьевым в столице, но молодой моряк не принял его, а при случайной встрече в Министерстве государственных имуществ даже не ответил на поклон — лишь гневно нахмурил брови и прошел мимо.
Нет, не об унижении, не об обиде думал Владислав Станиславович, а о том, что он упустил сделку, обещавшую громадные прибыли. Зачем он тогда так неодобрительно отозвался о решении Клементьева стать китобоем, зачем отказал ему в руке Тамары? Ясинский даже застонал от огорчения…
Он подошел к окну и взглянул на улицу, ведущую в порт. По ней шли празднично одетые люди. Вот прокатила пролетка генерал-губернатора. На шинели Корфа золотом горели эполеты.
Все спешат встретить Клементьева. И только он один не смеет показаться ему на глаза. А ведь все могло быть иначе: он мог быть сегодня вторым лицом в торжестве и, конечно, совладельцем нового предприятия…
В душе коммерсанта закипела злость против Дайльтона. Все из-за него! О, как ненавидел сейчас Ясинский президента компании! Надо что-то придумать, найти дорогу к Клементьеву…
Ясинский прошел в угол к шкафчику, налил бокал красного вина, поднес его к губам и бросил взгляд на залитую солнцем бухту.
Из-за мыса Голдобина показалось приземистое судно. Ясинский, сразу же догадался, что это китобоец Клементьева. Он жадно следил за ним, и когда через несколько минут вспомнил о бокале, то с удивлением увидел, что тот пуст. Когда выпил вино, Владислав Станиславович не помнил.
…В порту собралась толпа, а на главной пристани, что недавно построили, были Корф с чиновниками, командир клипера «Иртыш» капитан второго ранга Рязанцев с несколькими офицерами и Олег Николаевич Лигов.
В черном пальто, застегнутом наглухо, Олег Николаевич стоял в стороне ото всех, сутулясь и опираясь костлявой рукой на трость с рукояткой в виде головы кита — подарок Ходова. Из-под низко надвинутой морской фуражки выбивались седые пряди волос. Тщательно выбритое лицо исхудало, пожелтело, а глаза, в которых навсегда залегла печаль, смотрели устало. Он, казалось, не разделял нетерпеливого ожидания собравшихся и был погружен в глубокую думу. Рязанцев порывался подойти к Олегу Николаевичу, но всякий раз его удерживала сосредоточенность Лигова.
— Внимание! Господа! — раздался густой бас Корфа. — Маяк Голдобина дал сигнал!
Сразу стало тихо. Все смолкли и смотрели на маяк, с которого сигнализировали флажками. Рязанцев громко читал:
— Судно капитана Клементьева миновало бухту Диомид и приближается к мысу!
Собравшихся охватило волнение. Все невольно подались вперед, к воде.
— Идет! Вот он! — раздались в толпе восторженные крики. — Смотрите! Капитан Клементьев приветствует нас!
Над китобойцем взлетели флаги, развеваемые, слабым ветром. Георгий Георгиевич приветствовал Владивосток и его жителей.
— Великолепное судно! — оценил Рязанцев, следя, как «Геннадий Невельской» легко резал воду.
— Да! — подтвердил старший офицер. — Оно больше на военное похоже, чем на промысловое!
Старший офицер посмотрел на командира, ожидая, что тот скажет, но на его замечание отозвался Корф:
— Китобойный промысел, пожалуй, дело боевое!
Со всех сторон слышались замечания. Судно с низкими фальшбортами, чуть откинутой назад трубой и мачтами всей своей оснасткой и формой стального корпуса, окрашенного в темно-серый цвет, вызывало одобрение моряков и недоуменные замечания горожан:
— Да оно не больше тринадцати сажен будет!
— Такое, что кит потопит…
Лигов внимательно следил за «Геннадием Невельским». Плечи его расправились, он точно почувствовал себя на мостике. Увидев на носу китобойца гарпунную пушку, Лигов на мгновение прикрыл глаза и, снова найдя ее взглядом, убедился, что это не галлюцинация. Хлынули мысли, одна радостнее другой. Так не погибло русское китобойство, не напрасно он страдал столько, его дело продолжают! Глаза Лигова затуманились, но, подавив минутную слабость, он продолжал следить за судном.