засветившимся у квартиры Фриденсона — по сей день считаются причинами провала суперагента Клеточникова.
Ширяев вычислил своего хорошего знакомого, который должен был суметь передать его послание в «Комитет» — и связь с Алексеевским равелином в конце декабря 1880 или в начале января 1881 была установлена!
Таким образом «воскрес» исчезнувший Нечаев, о судьбе которого никто ничего не знал вот уже восемь лет! О его авантюрах и кровавых прегрешенях сразу было позабыто, а невероятное мужество и изобретательность обреченного узника произвели колоссальное впечатление.
Оказалось, что Нечаев разработал план побега, о котором Тихомиров рассказывал так: «План у Нечаева был очень широкий. Бегство из крепости казалось ему уже слишком недостаточным. Изучив тщательно крепость (он знал ее изумительно, и все через перекрестные допросы своих людей и через их разведчиков), состав ее войск, личности начальствующих и т. д. и рассчитывая, что с течением времени ему удастся спропагандировать достаточное число вполне преданных людей, он задумал такой план: в такой-то день года, когда вся царская фамилия должна присутствовать в Петропавловском соборе, Нечаев должен был овладеть крепостью и собором, заключить в тюрьму царя и провозгласить царем наследника…»[963] Так же (разумеется — со слов Тихомирова) писала о планах Нечаева и Фигнер.
На наше счастье, историк П.Е. Щеголев усомнился в правдивости этого бреда и обратился к здравствовавшей тогда Анне Прибылевой-Корбе. Она разъяснила: «Нечаев выработал два плана, которые передал на рассмотрение Комитета. Первый был основан на том, что в садике, где гулял Нечаев, находилась чугунная крышка водосточной трубы. В отверстие этой трубы Нечаев предлагал опуститься незаметно во время прогулки под наблюдением преданных ему жандармов и часового. Выход из трубы находился на берегу Невы, невысоко над водою. Желябов отправился осматривать местность и выходное отверстие. Ввиду длины канала и возможности задохнуться для беглеца при его прохождении, этот план был отвергнут. Другая версия состояла в том, чтобы приверженцы Нечаева в крепости, т. е. солдаты и жандармы, преданные ему, дали бы ему возможность переодеться и вывели бы его за ворота. Помощь Комитета в этом случае состояла бы в снабжении заговорщиков всем необходимым для побега, включая денежные средства, увозе Нечаева в момент появления его за воротами крепости, обеспечении ему пристанища и проч.»[964]
В историю также вошло, что Нечаеву якобы было предложено на выбор: будут ли народовольцы заниматься убийством Александра II или займутся организацией его побега? Благородный Нечаев, якобы, отказался в пользу более важной революционной задачи! Эту легенду также опровергает Корба, сообщив, что Нечаева просто оповестили, что до покушения на царя у них нет времени и сил для освобождения Нечаева.
На самом деле — это история очень с дурным душком. Похоже, что в планы головки «Исполкома» просто не вошло освобождение Нечаева: он был личностью очень непростой — сразу стал подавать им советы из равелина! А его авторитет после бегства из равелина (никто и никогда не бежал еще успешно ни оттуда, ни из Петропавловской крепости вообще!) вознесся бы на такую высоту, что сладу бы с ним не было.
Можно было бы предположить, что народовольцы опасались скандала, который смог бы насторожить полицию в преддверии покушения, но и этот довод не проходит: они сами постарались организовать грандиозный скандал в университете 8 февраля — т. е. в ближайшие же дни (о нем — ниже).
Так что выходит, что Тихомиров и его приближенные просто решили взять грех на душу за Нечаева, оставленного без помощи, а удравший в эмиграцию Тихомиров и распространил в 1883 году приведенную легенду, дабы оправдать собственную бездеятельность.
На самом деле заехавший к Алексеевскому равелину Желябов мог бы без труда прихватить с собой на обратном пути и Нечаева. Пусть, конечно, это было и не столь просто, но в любом варианте от народовольцев-то почти не требовалось ни времени, ни сил!..
С другой стороны, если они всерьез рассчитывали на всеобщую амнистию сразу после цареубийства, то это оправдывает в какой-то степени проявленное ими равнодушие к участи Нечаева. Возможно отчасти и поэтому Тихомиров, не желавший и не имевший возможности честно и открыто излагать собственные надежды того времени, счел необходимым в 1883 году так неуклюже оправдываться, ставя Нечаева в нелепое и глупое положение.
Так или иначе, но этот отнюдь не гуманный акт сыграл с народовольцами жестокую шутку, т. к. именно эта история и повлекла за собой внедрение в их ряды провокатора, совершенно покончившего с деятельностью этой организации.
Когда и кому, Лорис-Меликову или княгине Юрьевской или кому-либо еще пришло в голову, но идея связать коронацию новой царицы с введением квазиконституционного строя созрела где-то к зиме 1880–1881 года и постепенно доводилась до сознания Александра II.
Действительно, популярность царя в России оставляла желать лучшего, а коронация его новой жены, отдающая определенным скандалом, не могла бы улучшить ситуации. Тем более, что такая коронация противоречила Основным законам Российской империи, неоднократно менявшимся, тем не менее, за предшествующие триста лет именно в данном пункте по произволу самодержцев. Но проявлять такой произвол и было бы очень неполезно царю в данное время.
В то же время введение конституционного правления невероятно возвышало популярность царя — это он не мог не понимать, а благодарные подданные охотно пошли бы навстречу его личным стремлением, санкционировав новым представительным органом коронацию его жены. Большинству из подданных было, по большому счету, все равно, с кем именно царь катается в коляске и на каких основаниях. Да и вопрос о личности престолонаследника был бы уже не настолько важен и значителен в случае конституционной монархии. Современные европейцы с умилением взирают на своих монархов, не только позволяя им жениться черт знает на ком, но даже и публично убивать членов своего семейства, не подвергаясь ни расследованию, ни осуждению — даже моральному!
Поэтому вопрос о коронации жены царя (намеченной, по слухам, уже на август 1881) следовало начинать с введения конституционных преобразований. И к такому решению царя толкали не только жена и первый министр, но, главное, и старший сын, и невестка, явно нарывавшаяся на то, что ее-то по самой справедливости и следовало бы лишить всяких прав на престол — и к этому действительно шло дело.
Доходили ли замыслы самого Лорис-Меликова до того, чтобы способствовать и явно создавшемуся в перспективе изменению порядка престолонаследия — об этом никаких данных нет. Заметно, однако, что сам Лорис недооценивал того, насколько сгустилась атмосфера во дворцах — Зимнем и Аничковом — и насколько негативно должен был относиться сам цесаревич к любым поползновениям к лишению его восхождения на трон. Время сидения на двух стульях явно подходило к концу. Возможно, однако, Лорис это и понял — но тогда он должен был бы более ответственно отнестись к обеспечению собственной победы.
28 января 1881 года Лорис-Меликов внес свой проект созыва выборных представителей на рассмотрение императора — этой идее Валуева скоро должно было исполниться уже двадцать лет!
5 февраля проект обсуждался в совещании, на которое Лорис-Меликов собрал цесаревича Александра Александровича, великого князя Константина Николаевича, П.А. Валуева, Д.Н. Набокова, А.В. Адлерберга, нового министра финансов А.А. Абазы — ближайшего единомышленника Лорис Меликова и статс-секретаря князя С.Н. Урусова. Одобрив в принципе, передали проект для рассмотрегия в валуевском Особом совещании.
Устроить взрыв в Зимнем дворце в эту годовщину прошлогоднего взрыва народовольцы не могли. Не был готов и подкоп на Малой Садовой — встретились тяжелые технические осложнения (неожиданно наткнулись на канализационную магистраль, угрожавшую затопить всесь подкоп нечистотами) и начинался новый экономический кризис — сказалось расточительство прежних месяцев.
Не хватало денег даже на поддержание видимости деятельности сырной лавки Кобозевых: никаких запасов не было, все лежало на прилавке. Вера Фигнер вспоминала: «закупка сыров была скудная. Как невелики были наши средства на это колоссальной важности дело, показывает, что когда в критическую минуту я достала 300 р[ублей] на покупку товара, то это было счастьем».[965]
Свидетельство Фроленко о его супруге Т.И. Лебедевой прямо накануне 1 марта: «на ее долю выпало спасать нескольких нас от голоданья, — как-то иссякли все наши денежные ресурсы. Пришлось сначала продать все лишнее из костюмов, вещей, но скоро дошло и до нелишнего. Каждая копейка стала дорога. Тогда Т.И. предлагает готовить обед на нескольких товарищей в нашей квартире и выполняет это одно время, несмотря на то, что после болезни была еще сильно слаба».[966]
Словом, состояние было вполне кризисным, в этот раз — победа или финансовое банкротство (об избытке предателей в собственных рядах даже и не подозревалось)!
Между тем, по календарю неудержимо надвигалось 19 февраля — и конституция, а значит и победа политики Лорис-Меликова угрожали самым явным образом. Устраивать покушение после провозглашения конституции было бы совершенно нереально — этого бы не поняла Россия!
Поэтому 8 февраля Желябов затеял грандиозный политический скандал — в ежегодный университетский праздник. Состоялись обструкция начальству, разбрасывание листовок, а один из студентов пытался даже нанести пощечину министру просвещения Сабурову. Двое главных студенческих заводил, П.П. Подбельский и Л.М. Коган-Бернштейн, затем прятались на конспиративных народовольческих квартирах, позднее были изловлены, сосланы в Сибирь и погибли уже в 1889 году в знаменитой «Якутской трагедии».