В центре 30, 19, 16 армии продолжают наступление. Противник, в полосе 19-й армии, организованной системой пулеметного, минометного и артиллерийского огня оказывает упорное сопротивление.
1-я танковая дивизия 16-й армии 4 сентября в результате контратаки противника силою до двух батальонов оставила Новоселье и отошла на рубеж Чистая.
5 сентября 1-я тд с частью сил 127 тбр овладела рубежом западная окраина Чистая, Новоселье. 152 сд наступает на Самуйлово. 38 сд — на прежнем рубеже. 108 сд — на обороне восточнее р. Вопь на фронте Старозаволье, Буяново.
20А. Наступление правого крыла армии успеха не имело. Потери 214 сд за период со 2 по 4.9 — убитых и раненых 148 человек. 30-й армии за тот же период — 131 человек. 16А. 1-я тд за 1–4.9.41 г. потеряла убитыми 396, ранеными -1622 человека. 152 сд — потери достигают 30%; 38 сд — за 4.9.41 убито — 113 человек, ранено — 337.
127 тбр — потери за 4.9–24 танка…
В распоряжение фронта поступили первые эшелоны 133-й стрелковой дивизии и 178-й. ВВС фронта вылетов не производили…»
10 сентября командующий войсками Западного фронта издал директиву о переходе войск фронта к обороне{403}.
В целях противодействия возможному переходу противника в контрнаступление маршал Тимошенко приказал:
«1) Армиям фронта перейти к обороне на занимаемых рубежах. Прочно закопаться в землю. Создать надежные опорные пункты с широким применением заграждений…» Итак, начавшееся 1 сентября наступление войск Западного фронта практически сразу же захлебнулось, ибо «немцы были еще достаточно сильны, их оборону прорвать не удалось».
Длительные бои истощили наступательные возможности советских войск в полосе Западного фронта. Они опять понесли тяжелые потери. Только в 22-й армии, где «до начала боев — на 20 августа в частях, находящихся на фронте, числилось 71613 человек, на 7 сентября, по неполным данным, вышло из окружения 20025 человек, выведено раненых — 7271 человек, не вышло 44317, в эту цифру входят и убитые… Потеряно — 354 станковых пулемета, минометов — 26, артиллерии всех калибров — 264, автомашин — около 1000». Ф. Гальдер в своем дневнике за 26 августа записал: «У Великих Лук захвачено 30 тыс. пленных и сотни орудий».
А Военный совет Западного фронта, докладывая тов. Сталину 30 августа 1941 г. о положении на фронте 22 армии, сообщал, что «приняты строгие меры по восстановлению порядка и дисциплины в частях 22-й армии. Командиры 86-й стрелковой дивизии и 48-й за самовольное оставление позиций преданы суду военного трибунала. Положение, однако, остается критическим…»{404}
А в 19-й армии Конева только за период 27–28 августа по 45-й кавдивизии было «убито и ранено 100 человек и 100 лошадей. 157 человек с конским составом пропало без вести».
Командир 58 кавполка 45-й кавдивизии Стученко в своих мемуарах «Завидная наша судьба» пишет:
«К 3 сентября наша 19-я армия вынуждена была правым флангом перейти к обороне. Левым флангом она во взаимодействии с левым соседом, 16-й армией, продолжала наступать в общем направлении на Духовщину. 45-я кавалерийская дивизия получила задачу быть готовой войти в прорыв на участке одной из стрелковых дивизий. Ранним утром 3 сентября мы начали выдвижение к линии фронта.
— Ну, Андрей Трофимович, — сказал мне Дрейер, — тебе опять быть в голове. Прорывайся с ходу. Пятьдесят пятый кавполк развернется вслед за тобой. Пехота должна сделать для нас дырку, а расширять ее придется нам самим.
Я ввел полк в лощину. До переднего края противника оставалось километра полтора. Слева от нас на большом бугре стояли несколько командиров и в бинокль наблюдали за боем.
— Кто ведет конницу? — послышался голос с бугра. — Быстро к командарму!
Передаю командование начальнику штаба и, пришпорив коня, галопом взлетаю по склону холма. Ищу глазами командарма.
— Я Конев, — сказал один из командиров. Представляюсь, докладываю полученную задачу.
— Правильно, — подтвердил он, — коридор вам пехота сделала, овладевайте вон тем хутором и рощей левее,- показал рукой командарм. — Дело теперь за вами. Прорывайтесь.
А я, слыша оживленную автоматную и пулеметную стрельбу в том направлении, замечаю:
— Но там все еще идет бой. Значит, проход не сделан…
— Повторяю: дырку вам пробили. Можете встретить только разрозненные группы противника. Вот командир стрелковой дивизии подтвердит.
— Так точно! Пехота прорвала передний край немцев и вышла на указанный вами рубеж, товарищ командарм, — отчеканил оказавшийся рядом с И.С. Коневым командир дивизии.
— Вот видите, — сказал командарм. — Не теряйте времени, смелее прорывайтесь. — И неожиданно отрывисто, резко, со свойственной ему решительностью, добавил: -Назад пути нет, только вперед!
Отдав честь, я галопом догнал свой полк. До переднего края оставалось метров пятьсот, когда на нас обрушились мины. Послышались стоны раненых.
Надо развертываться для атаки. Но как? Лощина узкая, с крутыми, почти отвесными берегами. Здесь не развернуться даже и одному эскадрону. Что ж, будем атаковать поэскадронно. Командую построиться в четыре эшелона.
— Шашки к бою! За мной в атаку… За Родину… марш, ма-аррш!
Эскадроны уже шли галопом, когда с «прорванного» переднего края обороны противника застрочили пулеметы. Все смешалось. Передние лошади падали, переворачиваясь через голову. На них налетали те, кто скакал сзади, и тоже падали. Уцелевших всадников вражеский огонь прижал к обрывистым берегам лощины. Такая картина представилась моим глазам, когда я оглянулся. Видя, что за мной уже никого нет, перевожу коня на рысь, на шаг и поворачиваю назад. Пытаюсь восстановить строй. Вдали показался головной эскадрон следовавшего за нами 55-го кавалерийского полка. Он тоже уже начал нести потери. Хочу предупредить командира 55-го кавполка подполковника Токаева, который должен быть впереди и вести полк в атаку, чтобы остановил своих конников. Но Токаева нет.
В 1961 году я получил письмо от бывшего комсорга 58-го кавполка Фабрикантова. В письме рассказывалось, что произошло с ним самим и с командиром 55-го кавполка. Привожу выдержку из этого письма.
«Это было под Духовщиной. Мы атаковали противника, находившегося на высотке и занимавшего выгодные позиции, при этом противник там давно укрепился и пристрелялся. Эта наша атака была отбита, и у нас были потери. Моего коня подбили, и я оказался в лощине на берегу речушки под обстрелом противника (в этой атаке у вас тоже подбили коня). В это время ползком к речке двигался раненый командир 55-го полка. Я взвалил его на спину и по речке по пояс в воде понес в безопасное место и передал его бойцам, а сам пошел на поиски полка. Отойдя буквально на 40–50 метров, не успев опомниться от всего происшедшего, я оказался на поляне возле вас. Вы сидите на коне, за вами стоит в боевом порядке полк, готовый ко второй атаке. Я подошел к вам вплотную, но сказать ничего не смог, да и не успел. Вы на меня посмотрели с высоты коня как-то сочувствующе и сказали: «Приведи себя в порядок и пристраивайся». Я взял коня и каску у моего коновода (Бесчастный Кузьма) и пристроился сзади вас…»
Но возвращаю читателя к рассказу о той злополучной атаке. Мои команды никто не выполняет. Видимо, люди просто не слышат их в грохоте стрельбы. Слева от меня сгрудилось сорок-пятьдесят всадников. Спешившись, они пытаются укрыться от пуль. Подскакиваю к ним:
— Садись!
Возле меня весь в глине пеший стоит комсорг полка Фабрикантов. Под ним убило коня. Приказываю комсоргу садиться на свободного. Под огнем кое-как собираем людей. Их уже больше сотни. Нельзя терять ни секунды — пули градом продолжают осыпать нас. Подняв над головой шашки, скачем в новую атаку. Вот и вражеская траншея, но не пустая. В лицо снова полыхнуло жаром от автоматных и пулеметных очередей. Несколько взмахов шашками — и мы по ту сторону траншеи. Топот сзади ослабевает, чувствую, что за мной следует совсем мало всадников. Дрожь охватила меня. С кем атаковать дальше? Оглядываться не хочу — боюсь. Боюсь увидеть то, о чем уже догадался по слабому топоту сзади. Скачу, помня слова командарма: «Только вперед!» Метрах в трехстах от траншеи все же оглядываюсь. За мной скачут лишь несколько всадников, видимо, остальные вышли из строя уже за передним краем противника. Все… Конец… Перевожу коня в рысь, а затем, повернув кругом, возвращаюсь в лощину. Мимо, поддерживая друг друга, идут раненые. Кругом видны трупы людей и лошадей.
«Кто же виноват? — жжет мысль. — Я, как командир, или кто другой? Зачем мы пошли в атаку в конном строю на непрорванную оборону противника?»
Глухой шлепок прерывает раздумья. Конь мой падает на колени, а потом валится на бок.
— Товарищ командир! — слышу взволнованный голос Саковича. — У меня коня убили, я, пока другого достал, вас из виду потерял… Товарищ командир…
— Дай коня! — обрываю его.
Приказываю отводить остатки эскадронов за бугор, на котором стоит командарм. Вложив шашку в ножны, поднимаюсь на холм. Конева окружают те же командиры. Здесь же теперь и генерал Дрейер.
Слова официального доклада нейдут на ум. Показываю рукой на лощину, на проклятую траншею:
— Видели?..
Командарм посмотрел на меня и ничего не ответил…» А два кавалерийских полка (58-й и 55-й) тоже уже ничего не могли сказать. Их не было…
6 августа 1941 года Сталин подписал телеграмму командующему Резервным фронтом Жукову о подготовке и проведении операции под Ельней. В ней содержались требования произвести перегруппировку войск, выдвижение ряда частей на новые рубежи. Телеграмма заканчивалась словами: «Получение подтвердить и немедленно представить план операции под Ельней»{405}.
Донесения штаба Резервного фронта в Генштаб носили противоречивый характер. 24 июля туда доносили, что, по докладу прибывшего раненым в штаб 24-й армии полковника Бочкарева, наши части с утра повели решительное наступление и советские танки ворвались на северную и северо-восточную окраины Ельни. И ведут там бои. В связи с этим командующий фронтом приказал командарму-24 Ракутину выделить отряд преследования. Но уже 25 июля в Генштаб сообщалось, что 24-я армия отражает попытки противника прорваться на восток в районе Ельни. Генеральный штаб снова и снова запрашивает командующего Резервным фронтом: «Что происходит под Ельней?» Генерал Богданов докладывает: «Про Ельню ничего не знаю. Из штарма 24 никаких данных до сего времени не получил, несмотря на попытки получить их. Продолжаю добиваться сведений… Точное местонахождение Ракутина доложить не могу. Товарищ Ракутин сегодня менял свой командный пункт, и, куда переехал, штарм 24 доложить не может. Сейчас еще раз запрошу штарм 24, где находится Ракутин».