енному желанию и что не родился еще на свет такой человек, который уволит его на другом основании.
И вот Туманов снова не у дел.
Последнюю свою роль он сыграл блестяще, хотя никто не бросал к его ногам букетов роз. Некому и незачем было их бросать. Сцену заменил длинный коридор общей квартиры. Мирно спали жители после трудового дня, и только в одной комнате пожилая женщина страдала бессонницей.
В дверь постучали.
— Гражданка Львова здесь живет? — раздался густой голос.
Подумав, что сын прислал поздравительную телеграмму к дню рождения, старушка засуетилась, еле нащупав в темноте дверной крючок.
Не сказав ни слова, Туманов смело вошел в комнату. Неторопливо расстегнув полевую сумку, достал бумагу и карандаш.
— Паспорт! Ваш паспорт дайте, — повелительно произнес он. — Львова Авдотья Ивановна… Так, так… Сядьте.
Растерявшаяся старушка присела на край стула и смотрела, как внимательно разглядывает ночной гость ее документ.
Затем также внимательно он вглядывался в лицо хозяйки. Наконец, спросил:
— Сколько лет занимаетесь ворожбой?
— Что ты, голубчик! — взмолилась Авдотья Ивановна. — Тебе кто-то наврал. Ей-богу, наврал. Карты, правда, есть. Но гадаю только о сыне, да так иногда пасьянс разложу. А чтоб посторонним или за деньги — никогда. Нет, нет! — И старушка обиженно поджала губы.
— Пригласите в качестве понятых двух соседей, я буду производить обыск. Деньги и ценности можете положить сами на стол.
Он издали показал близорукой женщине обложку какого-то удостоверения.
Львова положила на стол сберегательную книжку. Наличных денег не было. Составив протокол обыска и отпустив понятых, Туманов строго наказал бабке прекратить ворожбу. Он удалился, второпях положив в карман старый будильник. Это была последняя игра Туманова. Игра без белых роз.