— Примите мои извинения за слишком ранний визит, судья, — сказал он. — Я хочу поспеть на десятичасовой поезд, но не могу уехать, не доложив вам о результатах. — С большой торжественностью он вручил Барберу маленький коричневый сверток. — Возвращаю вещественные доказательства. Здесь все, за исключением той половинки конфеты, которую я использовал для опытов.
— Я думал, вы заберете их с собой в Лондон, — удивился судья.
— Как выяснилось, в этом нет необходимости. Возможности моей — ха! — «вонючей комнаты» не потребуются. Я закончил анализ еще вчера перед сном. Все оказалось просто — очень-очень просто, — добавил он с оттенком разочарования.
— В самом деле? — спросил судья.
— Вы в этом уверены, мистер Флэк? — вмешалась Хильда. — Не думаете ли вы, что если полиция отправит образцы в настоящую лабораторию — я имею в виду, что их лаборатории очень хорошо оснащены, — там могут найти что-то, что вы могли просмотреть?
— Возможно, леди Барбер, возможно, хотя мне это не кажется сколько-нибудь вероятным. В любом случае вот вам образцы, они в полном распоряжении полиции или кого бы то ни было другого, совершенно нетронутые — за исключением, как я уже сказал, одной половинки; надеюсь, за ее утрату они не будут на меня в претензии. Вы вольны распоряжаться ими по своему — и, разумеется, судьи — усмотрению.
— Хильда, — сказал Барбер, допивая кофе, — ты не считаешь, что можно сэкономить время, позволив мистеру Флэку рассказать нам — очень коротко, — что он сумел так быстро обнаружить?
Не ожидая согласия ее светлости, Флэк поспешил освободиться от бремени своих новостей:
— Вчера вечером, — начал он, — в уединении своего номера я разрезал одну из врученных мне вами конфет. Точнее, я выбрал ту самую, которая была извлечена — ах! — из вашего рта, судья, прошу прощения за упоминание. С помощью лезвия безопасной бритвы я удалил шоколадное покрытие, которое, как вы легко можете догадаться, было уже уменьшено приблизительно на половину его изначальной толщины (оно составляло не более, по моему мнению, полутора миллиметров) тем испытанием, для коего оно и было предназначено. Под этим покрытием я обнаружил твердое белое вещество. На него я воздействовал самым заурядным и повсюду имеющимся реагентом, то есть просто водой из-под крана… — он сделал паузу для драматического эффекта, — и получил, должен сказать, поразительный результат.
Снова последовала пауза, явно предназначенная для того, чтобы аудитория могла прервать ее взволнованными восклицаниями. Но поскольку их не последовало, он продолжил:
— Вещество зашипело, запузырилось и разложилось у меня на глазах. Появился безошибочно узнаваемый едкий запах. Соединение вещества с водой привело к выделению газа ацетилена. Иными словами, состав начинки оказался…
— Карбидом? — догадался судья.
Флэк просиял. Его аудитория, хоть и была менее реактивна, чем карбидная начинка, наконец проявила хоть какую-то реакцию.
— Да, всего-навсего, — подтвердил он. — Обычный, или, как сказала бы моя дорогая жена, вульгарный карбид.
— Как удивительно, — заметила Хильда.
— Удивительно, не правда ли? Но естественно, мое исследование на этом не закончилось. — Флэк заторопился, решительно настроенный поскорее закончить свой рассказ. — Я осмотрел оставшиеся в коробке конфеты (излишне упоминать, что я принял все меры к тому, чтобы не стереть никаких отпечатков пальцев, которые могли на них остаться) с целью выяснить: a) modus operandi индивидуума, который обошелся с ними столь неожиданным образом, и б) количество конфет, снабженных такой начинкой. Рассмотрим сначала пункт «б», если вы простите мне отклонение от хронологии. Я обнаружил, что из трех слоев, коими были уложены конфеты в коробке, только к верхнему прикасались после того, как конфеты покинули магазин. Могу гарантировать, леди Барбер, что вы не подвергнете себя ни малейшей опасности, если полакомитесь конфетами, находящимися на, позвольте так выразиться, первом и втором этажах коробки. — Он причмокнул губами, довольный собственным остроумием, и продолжил: — Опасность гнездилась только в мезонине. При ближайшем рассмотрении — не требующем никаких специальных знаний в области химии — невооруженным глазом Скотленд-Ярда или, если хотите, судьи Высокого суда правосудия (которого лично я ставлю гораздо выше, если позволите так выразиться, в этой паре) — так вот, повторяю, при ближайшем рассмотрении становится совершенно очевидно — тут я возвращаюсь к пункту «а», — что шоколад в какой-то момент был аккуратно разрезан пополам с помощью какого-то острого инструмента (например, с помощью скромного, но очень эффективного лезвия бритвы, каким пользовался вчера я сам), потом половинки опять совместили, а в конце закрепили стык, расплавив его умеренным нагреванием и образовав незаметный шов. Я ясно изъясняюсь?
Поскольку молчание принято считать знаком согласия, он продолжил:
— Когда я говорю, что пополам был разрезан шоколад, я именно это имею в виду. Я не имею в виду, что оригинальная начинка, которая, как я понимаю, имела твердую и хрустящую консистенцию, тоже была разделена пополам. Это потребовало бы от манипулятора лишних усилий и напряжения, не говоря уж о том, что повлекло бы за собой риск затупить тонкий инструмент, который, по моим предположениям, был использован. Нет! По всей вероятности, разъят был только панцирь (если позволительно употребить такой, признаю, несколько неточный, термин для описания мягкой оболочки твердой сердцевины), то есть действия были совершены в порядке, обратном тому, который выполняет кондитер, после чего съедобная начинка была удалена, а две шоколадные скорлупки набиты другим наполнителем — кажется, так это называется — и соединены, снова приобретя завершенный товарный вид. Коротко говоря, безусловный вывод состоит в том, что злоумышленник в данном случае, удалив половинку внешней оболочки описанным мною только что способом, вынул съедобную начинку и заменил ее вредной субстанцией, которую я и идентифицировал.
Флэк потер лоб и слегка поклонился судье так, как он это неизменно делал в суде в конце речи.
Дерек первым нарушил блаженную тишину, воцарившуюся наконец после словоизвержения Флэка.
— Но почему карбид? — спросил он. — Какой страной выбор для отравителя.
— Действительно, почему? «Странный», мой юный друг, — самое уместное здесь слово. Настолько странный, что перед нами встает вопрос — вопрос, который, согласен, напрямую меня не касается, но, быть может, мне будет дозволено высказаться по нему в качестве amicus curiae?[28]: отравитель ли это вообще? Не больше ли это похоже на весьма жестокий и глупый розыгрыш?
— Розыгрыш?! — возмутилась Хильда.
— А вы подумайте, — продолжал Флэк, уставив на нее свой толстый указательный палец. — Подумайте. Конечно, дело эксперта-токсиколога, каковым я, разумеется, не являюсь, судить, но я бы взял на себя смелость предположить, что, если проглотить такую конфету целиком, как пилюлю в облатке, количество карбида, заключенного в начинке, может произвести весьма неприятный, не исключено, даже фатальный эффект. Точно сказать не могу, однако это вполне вероятно. Но кто когда слыхал, чтобы так ели шоколадные конфеты? Сам raison d’être подобных изделий заключается в удовольствии медленно и постепенно смаковать их, а это решительно перечеркивает замысел «отравителя». Нет! Существует лишь два способа лакомиться такими конфетами. Один — тот, который предпочитаете, как я заметил, вы, леди Барбер: откусывать и жевать, прошу прощения за грубость выражения, но я не знаю, как это можно выразить по-иному. Другой — более деликатная техника, коей пользуется судья, а именно: сосать и поглощать медленно. Из вашего собственного прискорбного опыта, полученного вчера вечером (кстати, надеюсь, вы полностью от него оправились и простите, что не поинтересовался вашим здоровьем раньше), совершенно ясно, что в первый же момент откусывания контакт слюны с карбидом приводит к выделению газа ацетилена, подвох сразу обнаруживается, и все, что во рту, немедленно выплевывается. С другой стороны, при сосательной технике разоблачение происходит медленней, но не менее, — он мрачно покачал головой, — не менее неотвратимо. Допускаю, что в этом случае мизерное количество карбида может успеть проникнуть в организм, однако этого количества, осмелюсь утверждать, будет достаточно лишь для того, чтобы вызвать неприятную внутреннюю реакцию, но уж точно не для того, чтобы спровоцировать летальный исход. Повторяю, как средство устроить розыгрыш, прошу прощения за столь неловкое и неуместное выражение, карбид — это то, что нужно. Но в качестве яда он совершенно не в жилу.
Словно обескураженный собственным переходом на низкий стиль речи, Флэк внезапно замолчал, а потом пробормотал:
— Я опаздываю на поезд, мне надо идти, — и испарился.
Глава 8ДАЛЕЕ — УИМБЛИНГЭМ
— Стало быть, итог таков, — безмятежно сказал судья, попивая чай тем вечером. — Некто захотел сыграть со мной весьма злую шутку. Некто другой написал мне два бранных анонимных письма. А некто третий, кто, признаю, может иметь на меня зуб, оказался на свободе. Нет ни малейшего повода считать, что между этими тремя фактами есть хоть что-то общее. И ни один из них взятый отдельно, так же как и все они вместе, не должны вызывать ни малейшей тревоги. Я предлагаю не обращать на все это никакого внимания.
— Думаю, ты ошибаешься, Уильям, — твердо возразила его жена.
— Дорогая, я очень тщательно все обдумал, после того как Флэк сегодня утром изложил нам результаты своих исследований — знаю, ты о нем невысокого мнения, но он человек разумный, и я верю: он знает, что говорит, — так вот, как уже сказал, я все тщательно обдумал…
— Я видела, что сегодня в судебном присутствии ты думал о чем-то постороннем, — колко заметила Хильда, — только не знала о чем. Но что касается меня, то я считаю, что думать здесь не о чем. Я знаю: все эти факты — отнюдь не просто совпадения. Нет смысла спорить. Интуиция подсказывает мне…