Пусть дух твой воспарит превыше туч и гор,
Чтоб землю ты узрел с высот, с каких когда-то
Взирал и Сципион[186], меня хранивший свято,
Отколь и Колиньи смеялся над ордой,
Игравшею его отрубленной главой,
С надмирных сих высот блаженного покоя
Без гнева он глядел на бешенство такое,
Узрел он детскую игру в делах владык
И низкий балаган в трагедии постиг,
Без гнева он узнал, что выродок убогий,
Его родной сынок, убийцам лижет ноги[187].
Оттуда крохотной земная власть видна,
Весь мир — горошина, и атом — вся страна.
Вот что моих сынов на подвиг благочинный
Ведет с рождения до самой их кончины,
Они идут, поправ земных немало благ,
В дни мира и войны сбирают славы злак,
Та слава многим льстит в свой час, но, как ведется,
Легко теряется то, что легко дается,
Дарованный людьми, легко терять почет,
Зато заслуженный и смерть не пресечет.
Любимцев сторонись, их славы избегая,
Клыки их спрятаны, но это волчья стая.
Их ложе — пуховик, твоя постель — земля,
Ты — воин, а они — любимцы короля.
Тебе — светильни чад, им — дым курильниц сладкий,
Им — игры на столе, тебе — в смертельной схватке.
Ты не завидуй тем, по чьей вине похож
Наш край на ту весну, когда то жар, то дрожь.
Чуму в телах людей подогревает лето,
Чуму духовную несет пора рассвета.
Не бойся за успех, смелей вперед иди,
Ты славу обретешь, оставишь позади
Весь этот низкий сброд в болотище низинном,
Чтоб не цирюльником прослыть, а господином.
Смирение сулит достичь больших высот,
А славу ложную всегда позор несет.
Не избегай жары, мороза, жажды, глада,
Ударов и трудов; сие запомнить надо:
Ты можешь молодость сберечь на склоне лет,
Но можешь и проклясть, когда ты станешь сед.
Коль к службе у владык стремишься сердцем царским,
Ты должен следовать за Генрихом Наваррским,
Необходимостью и мной самой влеком,
Лишь долгу следуя, отыщешь путь в мой дом,
Живу, пока живет она, ее такую
Люблю, преследую, гублю — сим существую,
Куда б ни шла она, иду за нею вслед,
Ни с ней, ни без нее мне передышки нет.
Боюсь, что твой король с тобою будет в ссоре,
Тогда обеих нас при нем не встретишь вскоре.
Тебе вослед пойдут ученики твои,
И станут их стезей уроны и бои,
Там выбор душ велик, высоких дум немало,
Там будет мне цена такая, как бывала,
И сам ты обретешь упорством и борьбой
В труде спокойствие, ограду в час лихой.
Будь счастлив! Знай, что я в пути твоем подмога,
Прости, что я тебе наговорила много».
Как мне вас жаль, сердца, которым чужд порок,
Которым жизнь двора — томительный урок!
Вам повезет, коль вас чума сия минует,
Коль вам властитель ваш доверие дарует.
Хотите вы сыскать поболее похвал,
Чтоб вас сей грязный дол совсем не замарал,
Чтоб ни огонь, ни кровь не запятнали чести,
Чтобы очиститься вам после в чистом месте,
Но будет сей приют прекраснее стократ,
Когда вы встанете охраною у врат
В Господень вечный храм, что станет большей славой,
Чем быть у недруга его рукою правой.
Уж лучше боль сносить, влачить нелегкий крест,
Чем быть хранителем ключей отхожих мест.
Бог изливает дождь над злыми и благими,
Неправых он казнит и правых вместе с ними.
Покиньте, словно Лот, Гоморру и Содом,
Вам, души чистые, не сгинуть бы потом
В числе отверженных. Что толку хмурить брови
И небо укорять, бранясь на каждом слове,
И головой качать с вождями заодно,
Которым властвовать над бурями дано?
Опорой деспотам вы станете в итоге,
Им поклоняетесь, как будто это боги,
Хотя они несут несчастным тьму невзгод,
Вы им потатчики: воды набрали в рот.
Но Божий сын грядет, дабы воздать за слезы,
Он срежет королей, как режут гроздья с лозы,
Он вскинет прут стальной и примется карать
Ничтожных сих божков бесчисленную рать,
А заодно и вас. Как встарь, громами грянув,
Ударят молнии, и кедров-великанов,
И вековых дубов стволы падут стремглав,
Но вы увидите цветочек среди трав,
Дрожащий на ветру, вблизи кустарник мелкий,
А также мордочку в дупле сидящей белки,
И птиц под куполом, откуда град и дождь,
В чащобе кабана, оленей среди рощ,
Пчелиных ульев ряд, жилищ пастушьих крыши,
Одни на всех ветрах, другие там, где тише.
КНИГА ТРЕТЬЯЗОЛОТАЯ ПАЛАТА[188]
В небесной храмине над огненным престолом
Предвечный воссиял пред множеством веселым
Склоненных ангелов: небесный высший круг
Все девять степеней собрал Господних слуг.
Восставши на ноги, святое войско Божье
Подъемлет головы от тронного подножья,
На арку радуги глядит, и в тот же миг
Скорей, чем зрак мигнул Владыки всех владык,
Пришло в движение, немедля взмыть готово,
Как стрелы по ветру, как ветер и как слово,
Лететь к стадам святых, чтоб сих овец пасти,
От зла их уберечь[189], от гибели спасти,
В глубокой темноте светить им ярким светом,
Обиды отражать от них, разя при этом
Их притеснителей, а орды палачей
Гнать от Господних врат при помощи мечей.
Мерцающий огнем клинок в руке сжимая,
Закрыл для грешных вход крылатый стражник рая,
Один из Божьих слуг рассек морскую гладь,
Другой убогому богатство послан дать,
Униженному честь, дрожащему надежду,
Поверженным помочь и просветить невежду.
Другой, к жестокому владыке прилетев,
Одетому в броню, являет Божий гнев,
Страшит надменного, вершит его паденье
И заживо червям бросает на съеденье.
Кто целый край хранит, кто город, кто дворец,
Кто только пастыря, кто множество овец,
У каждого из нас хранитель есть, чье око
Под кровом Божьим зрит, сколь веруем глубоко,
Возносят ангелы в заоблачную даль
Святых страдальцев стон, их слезы и печаль.
У трона Вышнего возник в поту и пене
Лик Справедливости; заслыша плач и пени,
Все расступаются тотчас, и вот она,
Чей горемычный взор сокрыла пелена
Волос распущенных подобьем покрывала,
Очам Предвечного, сияющим, предстала,
Затем склонилась ниц, трикратно вздох издав,
И горько вопиет о попиранье прав:
«Покинув грязный дол, где правят грех и лживость,
Пришла к Тебе Твоя, о Боже, Справедливость,
Которой Ты велел законы возвещать,
Свою доверил власть, вручил свою печать,
Припав к Твоим стопам, ищу Твоей защиты,
Лицо мое в крови, уста мои разбиты.
Твоя сжимает длань секущий гневный меч,
Готовый нынче зло погибели обречь.
Верни же дочери права своею властью,
Чтоб добрый шел к добру, а злобный шел к злосчастью,
Чтоб награждать одних, других карать хлыстом,
Дабы путем кривым земля не шла потом.
Чтоб мог Ты лик земли лобзать, на Твой похожий,
Верни мне мой удел десницей грозной, Боже!»
Тут светлой Благости раздался голос вдруг,
На небе сводчатом, земной покинув круг,
Явилась гневная, сияньем крыльев белых
Усугубила свет в заоблачных пределах,
К престолу подошла, колени преклоня,
В глазах сверкает гнев сполохами огня,
И кроткая душа, не ведавшая злого,
В негодовании такое молвит слово:
«Земля, о Господи, Твоих творенье рук,
Но о Создателе ей вспомнить недосуг,
Изменница в слепом безумье все забыла,
И не страшит ее Твоя, Всевышний, сила.
Став славою Твоей, она изгнала прочь
И славу, и меня». Тут Божья третья дочь
Пришла, Благоприязнь: «И мне скитаться ныне,
И мне грозит земля, подобная пустыне,
Хранит сия юдоль, покинутая мной,
Лишь запустение и гробовой покой,
И эту тишину лелеет мир сегодня,
Не помня, что она исчадье преисподней,
Противу совести воюющая ложь,
Надевшая мой плащ, под коим огнь и нож,
Ягнятам Божьим меч несущая и казни
Под мирным именем самой Благоприязни».
От этих горьких слов небесных духов сход
Пришел в волнение, моленья Богу шлет,
И от молений сих туманится сурово
Пресветлый дух Судьи, а с ним чело Отцово,
Они туманятся, как будто фимиам
Дымок свой примешал к молитвенным словам:
«Великий Господи, от чьих очей всевидца
Жестоким замыслам в сердцах не утаиться,
Будь милосерд вовек, однако справедлив,
Миролюбивым мир, злосчастье злым явив.
Ты зришь земных божков, гигантов жалких стадо,
От чьих разбойных рук Твои страдают чада,
Ты смерть невинных зришь, погибших от меча,
Который лучше бы прикончил палача,
Ты зришь, как воды рек кровавые струятся,
Ты зришь над мертвыми глумленье святотатца,
Кто имя светлое Твое попрал при всех
И поминает вслух, дабы поднять на смех,
Ты слишком терпелив, поскольку сносишь это,
Твой суд бездействует до окончанья света.
Неужто же Твой взор, таящий пламя стрел,
Огней над агнцами, грозящих, не узрел,
Чей жар Твои огни пожрут неумолимо?
Устали мы глотать все время горечь дыма.
Твои свидетели безмолвно сносят боль,
Спокойно терпят зло, а нам терпеть доколь?
Не знаем смерти мы, и всяк из нас однако,
В темницы к ним придя, печален среди мрака,