Сперва трезубец всплыл, потом над гневным лбом
Седые вздыбленные кудри, а потом
Хвосты и головы вздымают два дельфина,
Над блеском водяным возносят властелина[466].
Он чувствует: кудрей соленых белизна
Пятнает кровью длань, он видит, что красна
Его нагая грудь. И вот, насупив брови,
Рокочет он: «Во мне откуда жажда крови,
Когда не ведал я желаний никаких?
Кто падаль разбросал на берегах моих?
Отродья черных недр — не облачные воды —
Заразу принесли. Пучин моих приплоды,
Барашки белые, бодайте вновь и вновь
Стремнины встречные, смывающие кровь».
Так бездна водная преображает в кручи
Зеленоватые разлив реки могучий,
Которая исток из бездны зла берет.
Белоголовый вождь необозримых вод
Увидел ангелов в разверстой горней дали,
Которые из чаш в пучину изливали
Расплавленный рубин[467]; воздав сии дары,
Запели в синеве парящие хоры.
Се ангелы небес, се вестники Господни,
Они собрали кровь потоков преисподней
В большие амфоры свои, чтоб до конца
Хранить их в храминах небесного дворца.
Чтоб не глядеть на грех, взошедшее светило
Завесой облачной веселый лик прикрыло
И тихо сквозь покров струит свой алый луч,
Как будто хочет кровь вернуть дождем из туч.
При виде ангелов и солнца золотого
Прозревший океан такое молвил слово:
«О дети Божии, вы Царствия сыны,
Вам отданы поля заоблачной страны
В надел кладбищенский. Толкая вас на землю,
Не гневаюсь на вас, не вас я не приемлю».
К Луаре хлынул он и сразу разглядел
На розовых песках наносы мертвых тел,
Он собирает их, несет в разлив лазури
Добычу знатную, противную натуре.
Сложив сие добро, глаза возводит он,
Светлеет лик его, и слышит небосклон:
«Как повелел Господь, я спрячу всех, покуда
Для счастья вечного не выйдут из-под спуда.
Безгрешны мертвые, прекрасны чистотой,
Украсят их тела чертог подводный мой;
Земля их предала, она жилище смрада,
И праведникам в ней покоиться не надо».
Всех поглотила глубь, морщинят волны гладь
И, выплюнув песок, стократ уходят вспять.
Как наших зверств плоды посереди вселенной
Земля могла укрыть! Как смрад страны растленной
Иноплеменников не отвратил от нас!
Без страха среди них бывали мы не раз,
Глядели весело, уверенные в силе,
Честь старой Франции с достоинством носили.
Теперь французами гнушаются они.
Не надо всех равнять. Господь вас сохрани!
Не ставьте преданных с предателями рядом,
Убийц с убитыми, и не ласкайте взглядом
Равно, как верного, так бешеного пса,
Безбожников и тех, кто верит в небеса.
Одни льют кровь свою, другим милей чужая,
Иной живет без мук, чужие умножая,
Один мечом разит, другой сражен мечом,
Поносите волков, но овцы-то причем?
Придите, мстители и вся земля без края,
Французских каинов мечом за кровь карая.
Пусть вновь их вопросят, где братья их теперь,
Пусть бледное лицо являет миру зверь,
Пусть озирается и места не находит,
Пусть тень дрожащая его повсюду бродит.
Иные думают: Господь не так уж строг,
Лишь слабых молнией разит его клинок.
Дышите, смертные, еще дождетесь мига,
Когда придет к концу сей мир и эта книга.
Господь подвел черту: мечи простор секут,
Вас ждет возмездие, а после Страшный Суд.
Узрите гневное недремлющее око,
Узрите, как Творец возносит длань высоко:
Одних накажет хлыст, других сразит булат,
Одних ждут небеса, других кромешный ад.
КНИГА ШЕСТАЯВОЗМЕЗДИЯ
Открой святилище, открой сокровищ клети,
О солнце среди звезд, душа всего на свете,
Открой мне, Господи, Свой храм и там, внутри,
Дымок над жертвами моими воскури.
В моих дарах, увы, ни мирры нет, ни злата,
Лишь млеко я несу: пусть жертва небогата,
Но Ты, Всевышний, добр и Ты принять готов
И мирру царскую и млеко пастухов.
На бедном алтаре Ты возжигаешь пламя,
И вмиг становятся золой дары с дровами,
Но часто глух к мольбам вельмож и слеп к дарам,
Которые несут властители в Твой храм.
Даруют небеса красу картин нетленных,
Врата небесные открыты для смиренных,
И Ты, как обещал, даруй в конце времен
Младенцу истину, а старцу вещий сон.
Ты малым сим даруй прозренья дар могучий,
Пусть дух Твой вихревой подымет полог тучи,
Неси нас в небеса, впусти в Свой светлый рай,
Даруй иную жизнь, иное зренье дай
Слепому смертному, ведь плоть земная эта
Не может вынести лучей такого света.
Быть старцем надобно, который хвор и хил,
Ничтожен на земле, почти жилец могил,
Чтоб в новом бытии искать свое начало,
Поскольку старый дом в руинах и устала
Разрушенная плоть, вся в брешах, ветхий хлам,
Быть старцем, чтоб душа тянулась к небесам,
Покинув молодость, соблазны, заблужденья
И вихри суеты, чтоб видеть сновиденья.
Я взрослое дитя, мой ум еще во тьме,
А, может, он опять в какой-нибудь тюрьме;
Во мне восходит зло, во мне цветут пороки,
Весна греховная, чьи тернии жестоки;
Будь милосерд, Господь, от жизни отреши,
Но измени меня, сними грехи с души,
Чья злоба в юности меня в плену держала;
С тех пор Твой яркий свет и снился мне, бывало.
Ребенком надо быть, чтоб слышать тайный зов,
Рождаться всякий раз, не ведать грешных снов,
Не знать, что веденье дается без науки,
И Богу посвящать лишь праведные руки;
Чтоб не пятнали нас пред Богом никогда
Гордыня или кровь, грабеж или вражда,
Зане на небеси в чертог проникнут Божий
Лишь те, что на детей наивностью похожи,
Кто зла не ведает. Кому же, Отче наш,
Кому из грешных чад взойти на небо дашь?
Наш век Лукавого взял в няньки этим чадам,
К младенцу в колыбель соблазн положен адом.
С пороками в крови родимся всякий раз,
Ведь наши матери в грехе зачали нас.
Коль хочешь мертвецов Ты воскресить, Всевышний,
Для новой жизни дол преобразить нелишне,
Меня усопшего из мрака возврати,
Дай от злокозненных и от себя уйти,
На небо вознеси, дай вдохновенью слово,
Вложи в уста мои язык огня святого,
Чтоб в музыке небес я стал одной струной,
Чтоб душу пробудить в сынах земли родной,
Чтоб в мире каждая скала глухонемая
Легко расслышала, звучанью слов внимая,
Мои хвалы Творцу, чтоб донесла строка
Восторг младенческий, прозренья старика,
Пусть разум с истины сорвет покров туманный
Видений, смутных снов, таящих и обманы,
Чтоб небо приняло в свой чистый горний хор
И мой земной напев, стремящийся в простор.
Господень гром гремит, и если сердце глухо,
Он в темя поразит людей, лишенных слуха,
А тех, кого в грозу не устрашает гром,
От скрежета зубов трясти начнет потом.
Любитель легких книг тут сломит ногу разом,
Привычный к росказням, к неслыханным рассказам
Чудовищ станет ждать, отродий черной тьмы:
Их сотнями плодят досужие умы
От призрачных теней и от мерцаний в туче,
Когда закатный луч багрянцем красит кручи.
Пустая магия такому по нутру,
А речь о духах зла, увы, не ко двору,
О них невежество лишь понаслышке судит.
Рек фарисеям Спас[468]: «Вам знамений не будет,
Не ждите нового, возможен знак един:
Мне стать Ионою[469], восставшим из глубин».
Не надо вымыслов. Что проку жить обманом!
Обман желаемый не может быть желанным.
Как древле книжников Христос призвал узреть
В деяньях прошлого то, что случится впредь,
Так образы моей поэзии смиренной
Я взял из истинной Истории Священной:
Библейских деспотов здесь перечислен ряд,
Их злодеяния, жестокости, разврат;
Здесь в образах живых предстанут фарисеи,
Кто Церковь расколол старинную в Никее[470];
Восславим мы Творца за то, что он сполна
Тиранам воздавал и в наши времена.
Здесь дух переведем и потрясем проклятых
Вторым пришествием в сверканьях и раскатах[471].
О Боже, Боже наш! Мы все в Твоих руках,
Ты страхом истребил в душе Ионы страх,
Неужто надо жить, как сей пророк убогий,
Чтоб мне Твой грозный перст не дал сойти с дороги,
Чтоб сталью истины внушал мне рвенье Ты,
Чтоб ад внушал мне зло, отродью суеты?
Я убегал не раз, в укрытье жизнь спасая,
От смерти плоть берег, по душу шла косая,
Я зарывал талант, я безрассудно шел,
Как Павел, на рожон[472], испытывал укол
Нечистой совести, сдирал с души покровы
И приговор себе произносил суровый.
Я сердце усыплял, не знающее сна,
Мой чуждый веку дух порою Сатана
Из битвы уводил, а суетное око
Смущал соблазнами и влек на путь порока.
От Бога я бежал, но Он, подняв волну,
Пучину отверзал, грозил увлечь ко дну,
И ад меня манил в бездонные провалы,
По свету белому меня носили шквалы,