Так древле Сатана нашел себе усладу,
Вдыхая жадно гарь, когда поганский Рим
Живьем испепелял немало жертв пред ним.
Итак, ликует ад, и в хаос довременный
Весь воздух превращен и хлябь и твердь вселенной,
Тут бесы на пиру во всю грызутся ярь,
Как псы стервятники над Иезавелью встарь,
И наш Девятый Карл, заслышав лай в округе[557],
У преисподних врат стучаться стал в испуге.
Когда-то книжники хотели, чтоб Христос
Посредством лжечудес свидетельство принес.
Ведь есть у вас глаза, взгляните же пытливо,
Пред вами чудища огромные и дива.
Чтоб к смыслу бытия найти простейший путь,
Пытались вы постичь вещей обычных суть?
Убийц терзает мысль, что их убьют когда-то,
Развратник чувствует смертельный яд разврата;
Узнает Божий гнев тот, кто Творцу грозит,
Надменных гордецов червями Бог разит,
Карает ужасом тех, чей ужасен норов,
Огнями тех, кто жжет, а кровью — живодеров.
Вы стали бы твердить, что неразумный рок,
Решая жизнь и смерть, такое сделать мог?
Дано ли случаю, бессмысленной удаче,
Так этот правый суд вершить, а не иначе?
А мало ли судей, слепых, внушавших страх,
Изображала кисть с повязкой на глазах?
Как можно женщине слепой судить о каре
По прихоти стихий на этом шатком шаре,
Смущать смятенный мир позволить духу зла,
Который в смертные вселяется тела,
Дабы лишать надежд безумием и сглазом,
Чтоб у разумников отнять и жизнь, и разум?
Кто богохульников лишает языка,
Зовущих дерзко смерть разит издалека,
На части рубит тех, что Церковь рвут на части,
Несет злокозненным особые напасти,
Холодным душам смерть в бессилье ледяном,
Безмерно пламенных смертельным жжет огнем,
На повергающих в темницу славу Божью
Из бездны шлет червей, грозя предсмертной дрожью,
С кровопускателей взимает кровью долг
И предает волкам того, кто сам был волк,
А тех, чей злой язык Господне слово глушит,
Распухшим языком казнит и этим душит.
Читатель мой, боюсь, тебе осточертел
Мой долгий перечень всех этих страшных дел,
Но было бы смешно, когда б о наших ранах
Рассказывали вам волшебницы в романах.
Я не для вас пишу, прислужники сует,
Вам, дети истины, плоды моих замет,
Тут ужасов чреда, о коих помнят плохо,
Речь покаянная тирана Антиоха[558];
Слуги невежества Спиеры[559], горький стон,
Когда раскаялся в делах неправых он;
А вот вам Орлеан, где вроде бы собака
Не грызла никого из жителей, однако
Сбесились выродки, кромсали всех подряд,
Не глядя, кто отец, кто мать, сестра иль брат;
Вот президент Лизе[560], гордец лишился чести
И тронулся умом с шпиком Симоном[561] вместе;
Проказой Римскою был назван Иоанн[562],
Но хворям пострашней он был в поживу дан;
Изранен был Морен[563] и стал добычей беса,
Горячка прибрала Рюзе и Фай д'Эспесса[564].
Гремит Господень глас, разгневанный глагол,
Град, серу и огонь грозит обрушить в дол,
Рокочет медь стволов от гулкого заряда,
К войне готова смерть, а с нею силы ада.
Зефиры шелестят от херувимских крыл,
На коих прямо ввысь Всесильный воспарил.
Он Церкви некогда, Своей святой невесте,
Всемерно помогал и не стремился к мести,
А ныне, в эти дни печалей и невзгод
Не помощь он сулит, возмездие несет.
КНИГА СЕДЬМАЯСУД
Склони Свой небосклон, спустись к нам, Боже правый,
Исторгни дым их гор, излей потоки лавы,
Всели холодный страх в лишенные ума
Сердца Своих врагов, где заблуждений тьма;
В сердца Своих ягнят всели, Господь, ко благу
Не страх — богобоязнь и не гаси отвагу.
Чтоб я служил мечом в деяниях Твоих,
Дай силу голосу, даруй мне мощный стих,
Дабы Твой приговор уста мои вещали,
Благим суля успех, безбожникам печали.
Впустую наш посев, напрасен и полив,
Коль не ведет к добру наш доблестный порыв.
Чудесных знамений полно под небосклоном,
Но зренья не дано железным фараонам,
А Павлу и другим, почившим в небесах,
Преображение принес Господень страх.
Не любо Господу, когда из страха любят,
Ему любезен страх, что вдруг любовь погубят,
Он любит лишь Своих робеющих рабов,
Но к страху рабскому во все века суров.
Кто первый? На кого мне возложить вначале
Всю меру радостей и тяжкие печали?
Сегодня к вам иду как верный вестник двух,
Иду из адских бездн, и мне внимает слух
Того, кто жизнь принес, кто нас прозреть заставил.
Так весть Анании святой услышал Павел[565].
Вам жизнь бессмертная, поскольку вы свою
Готовы за Христа пожертвовать в бою,
Вас охраняющий покров надежен Божий,
И небольшим числом сражаетесь без дрожи.
Бойцы бесстрашные, пред вами там и тут
Пожива либо страх соратников влекут
Подальше от боев, мятеж гуляет паки,
Нечистый в поле жнет свой плевел, а не злаки.
Всевышний веялом отсеет лишний сор,
И это все пожрет негаснущий костер.
Немногих выберут для славного похода
Из тех, кто воду пил из родника Харода[566],
Избранник Гедеон[567], кто кончить мог бы дни
От рук палаческих по умыслу родни,
Готовой погубить и жизнь его, и дело,
Поскольку сбросить с плеч ярмо раба не смела,
Из всех сородичей лишь триста душ избрал,
Чтоб мощь врага разить. Сей Иероваал,
Крушитель идола, был братьями ославлен,
На гибель осужден, без помощи оставлен.
Когда увидите, что храбрый строй притих,
Скажите: «Мы рабы филистимлян лихих».
Предайте недругам своих Самсонов смелых[568],
Три сотни отобрав в израильских пределах,
Явите Божий знак, лакайте из ручья,
И сгинет Мадиан от своего меча[569].
Где тридцать тысяч душ?[570] Они пред вашим ликом
Ваш стан оставили в смятении великом.
Вельможи вас теснят, бестрепетных солдат,
Но поднебесные вас лавры осенят.
Всевышний сорные выпалывает травы,
Чтоб вашим дать росткам взойти на поле славы,
А если кое-где зачахнет стебелек
Из вашей поросли, узнайте: он полег,
Чтоб соков больше дать растениям здоровым,
Чей цвет придаст красы земле своим покровом.
Так на святой горе возрос могучий всход,
Который от корней Иакова идет.
Грядет пора, когда вражда в былое канет,
День благоденствия для праведных настанет.
Их радость надобно узреть в те времена,
Когда к ним песнь придет на ложе вместо сна.
С напевом на устах они рванутся в сечу,
Подъяв двуострый меч врагам небес навстречу,
Затем чтоб изрубить, низринуть и попрать
Богопротивную бесчисленную рать,
Чтоб за собою влечь как пленников смиренных
Всевластных кесарей и королей надменных,
Тащить властителей в цепях для правежа,
Возмездью правому оружием служа.
Когда ты, Господи, омоешь кровью ноги,
Которая из тел прольется в сток отлогий,
Близь бойни вырытый, сбегутся в те часы
Чтоб кровь царей лакать и жрать их мясо, псы.
Налево обернусь, о рабские натуры,
Вы адским скупщикам продать готовы шкуры!
Вы кровь свою и честь, и душу за гроши
Спустили торгашам. Где ваши барыши?
Я вижу: прячетесь, вас гонит страх возмездный,
Постыдный страх за жизнь, к вратам разверстой бездны,
Но этот жалкий страх в душе у вас глушат
Страх перед Господом и очевидный ад,
Когда пустой почет, прислужничество, злато
Отвергли вас, ушли, исчезли без возврата.
Сбивает ветер с ног иных, чей шаток нрав,
Не могут встать с колен, пред идолами пав.
Одни готовы боль невольным выдать стоном,
Поскольку адский огнь в их сердце раскаленном,
Другие, отупев, желают все забыть,
Им только бы уснуть и совесть усыпить,
А совесть выспится, встает, и все сначала:
Вонзает до костей свои кривые жала.
Клевреты Сатаны, барышники, плуты,
Посредством ханжества и лживой доброты,
Острастки и надежд влечете в сети ада
Вероотступников, отбившихся от стада,
Вы рады отмывать за плату грех и грязь,
К отбросам падкие, лелейте нашу мразь,
Овец, с которыми нам в стаде быть негоже,
Паршу, которую сдирает Церковь с кожи.
А вы, отступники, рабов трусливых скоп,
Готовы кровь отцов слизать с нечистых стоп
И дланей их убийц, которым вы в угоду
Отвергли эту кровь и изменили роду!
Восстанут мертвые из гроба в некий час,
Их лики грозные повергнут в трепет вас,
Когда увидите с унынием во взгляде
Окровавленные седые эти пряди,
От вашей трусости встающие торчком
И оттого, что вы в ничтожестве таком.
Пойдете руки мыть пред трапезой с врагами,