У короля Наваррского руки теперь были развязаны; он пожелал осуществить в Бретани некий замысел, который Обинье пятнадцать лет назад хотел поручить господину де ла Ну, а потом виконту де Тюренну. Этот последний преклонил колени перед королем, предлагая выполнить поручение. Но государь, не желая ничего прибавить к славе первого и могуществу второго, долго отказывался, а потом пожелал осуществить этот замысел при помощи более хрупкого орудия, которое можно будет разбить, когда оно слишком заблестит. Поэтому он поручил это дело дю Плесси-Морнэ и заставил Обинье, как автора плана и человека нужного, помогать ему в работе. Обинье согласился и на это, как на почетное предложение, но указал королю, что дело не удастся, так как морские силы подчинены сухопутным, а должно быть наоборот; так и случилось.
(1588). Между тем государь осадил Бовуа-сюр-Мэр, где пожелал вырыть траншею, состязаясь с несколькими полковниками; но, увидя, что те его опережают, поручил свою работу Обинье. Чтобы опередить их, Обинье выбрал восемь капитанов, дал каждому по шести солдат с наспех сделанными щитами и начал рыть свою траншею от края рва.
Кое-что об этом деле рассказано в 7-й главе книги второй.
По возвращении оттуда между Сен-Жаном и Ла-Рошелью король Наваррский, усадив рядом с собою господина де Тюренна и Обинье, поведал им свои сомнения: жениться ли ему на графине де Гиш, которой он дал безусловное обещание? Он попросил первого и приказал второму быть готовым на следующий день высказать свое мнение: первого — как доброго друга, второму — как верному слуге. Ночью господин де Тюренн, опасаясь этого поручения, придумал предлог, чтоб уехать в Маран, а Обинье, связанный своей должностью в качестве оруженосца, решил исполнить свой долг. Утром, едва выехав из города и запретив кому бы то ни было приближаться к нему, король взял с собой одного Обинье. Сказав несколько слов об отговорке виконта, он принялся говорить и в течение двух с половиною часов привел тридцать историй о древних и новых государях, которые оказались счастливыми, женившись ради своего удовольствия на женщинах более низкого происхождения. Потом коснулся такого же количества других браков, в которых стремление вступить в выгодное родство оказалось гибельным и для государя и для государства. В заключение он упомянул о несправедливости тех, кто бесстрастно хочет распоряжаться страстной душой государя. Наконец король сказал Обинье: «На этот раз я особенно нуждаюсь в вашей прямоте». Обинье же, проведя ночь в мыслях о порученной ему задаче и получив приказание говорить откровенно, начал с того, что ненавидит дурных слуг, подыскивающих подобные истории для своих господ и непростительно виновных в том, что бесстрастно разжигают простительную страсть. «Государь, — сказал он, — все эти примеры прекрасны, но бесполезны для вас: ведь упомянутые вами государи пребывали в состоянии мира, их не преследовали, они не скитались, как вы. А вашей душе и вашему положению опорой служит только добрая слава. Государь, вы должны различать в себе четыре звания: Генриха, короля Наваррского, наследника французской короны и покровителя церквей. У каждой из этих особ есть свои слуги, которых вы должны оплачивать в различной монете, по их различным должностям. Тем, кто служит Генриху, вы должны поручить Генриха, то есть дела вашего дома; слугам короля Наваррского — обязанности вашей верховной власти; тем, кто следует за дофином[693], вы должны платить надеждой, ибо их привлекает надежда, и манить их к этой прекрасной цели, проявляя щедрость. Но платить тем, кто служит покровителю церквей, задача трудная для государя, ибо награда этих людей — усердие, честность, добрые дела; кто является в каком-нибудь отношении вашим слугою, в другом — ваш сотоварищ, но при условии, что он должен оставить вам наименьшую долю опасностей и наибольшие почести и выгоды войны. Зная, как вы ненавидите чтение, я не подозреваю вас в том, что вы нашли приводимые вами примеры в книгах. Этот неправедный труд должен быть последним для тех, кто взялся за него, чтобы угодить вам, причиняя вам вред. Все упомянутые вами государи не имели значительных слуг, которые являлись бы судьями и помощниками своих повелителей; их слуги должны были терпеливо выжидать, пока пройдет государев гнев и смолкнет брань. Итак, государь, поделите ваши мысли и отдайте по крайней мере половину их слугам, благодаря которым вы существуете. Я сам был слишком влюблен, чтобы надеяться или желать разбить ваше сердце своими доводами. Вы охвачены страстной любовью; не надо больше обсуждать, сумеем ли мы изгнать ее; но говорю вам: чтобы насладиться любовью, вы должны стать достойным вашей возлюбленной. По виду вашему я заключаю, что вы находите эти слова странными. Я хочу сказать, что ваша любовь должна пришпорить вас, чтобы вы добродетельно занялись делами. Возлюбите ваши Советы, которых вы бежите, отдайте ваше время свершению нужных дел, преодолейте мелкие недостатки (они вам вредят) и лишь потом, победив врагов и невзгоды, возьмите пример с упомянутых вами государей, когда по своему положению уподобитесь им. Герцог Анжуйский умер, вам остается подняться только на одну ступеньку, чтобы достигнуть трона. Примите еще одно свидетельство моей верности: не совершайте наполовину дела настоящего времени в тщеславной надежде на будущее; теперь вы меньше заботитесь о государстве, которое принадлежит тому, кто придет (с Божьей помощью). Но если вы занесли ногу, чтобы взойти на ступень до того, как эта ступень опустела, как это бывает при фехтовании, достаточно будет одного удара, чтобы повалить вас, если в это время ваша нога повиснет в воздухе». Король Наваррский поблагодарил Обинье и клятвенно обещал отложить на два года свою женитьбу.
По приезде в Сен-Жан Обинье помог государю сойти с коня и, узнав, что господин де Тюренн, утомленный дорогой, лег в постель, пошел пересказать ему свою речь. Конец ее прервал явившийся король. Он пересказал виконту вышеприведенные слова в том же порядке, но так, как если б они не исходили от другого лица, а были порождены его собственным воображением.
Вскоре начались приготовления к осаде Ниора. Уезжая последним, взяв с собою двух лакеев, чтобы отослать их государю, Обинье получил известие о смерти господина де Гиза[694] и повез эту новость за три мили от театра военных действий. При взятии Ниора ему выпало на долю выдержать натиск капитана Кристофа и зажечь первую петарду. Потом, взяв с господ Сен-Желе и Парабера обещание, что они последуют за ним, он повел первый отряд. Затем он вступил в неудачный бой с отрядом дАрамбюра. С обеих сторон погибло три дворянина и два солдата; один его большой друг потерял глаз[695]. Вы прочтете в главе 16-й книги второй о том, как в Майезэ, взятом после Ниора[696], Обинье остался губернатором, к досаде своего государя, намеренно давшего ему этот самый жалкий округ, чтобы заставить его убраться. Но Обинье слишком устал бросаться в разные стороны.
Надо было пойти на помощь в Ла-Гарнаш[697], куда, вопреки советам Обинье, выступил господин де Шатийон[698] и сам повел свои войска ночью; часть их погибла бы без подкрепления Обинье. Когда Обинье вернулся, оставшийся из-за болезни в Ла-Мотт король захотел по выздоровлении посмеяться: он приготовил приказ о предстоящем деле поблизости от Майезэ. Но губернатор велел подделать другой, совершенно сходный, приказ для своих людей, чтобы отделаться от короля. Когда же извещение пришло, король сказал ему: «Мы думали поднять ложную тревогу, но пришло настоящее уведомление, что вы должны спешно вернуться в свою крепость». Обинье весело вернулся к себе. Это явилось первым отдыхом, или, вернее, первой передышкой среди трудов, которые он выполнял приблизительно с пятнадцати до тридцати семи лет. По справедливости, Обинье мог сказать, что, кроме тех дней, когда он болел и страдал от ран, он не провел без работы и четырех суток подряд.
После свидания королей[699] и сражения при Туре, куда прибыл Обинье, король осадил Жержо; там Обинье вместе с Фронтенаком совершил то, что описано в главе 21-й той же книги, где он называет себя «еще один человек». Он повел добровольцев на осаду Этампа, потом он стоял под Парижем в одном из пяти конных пикетов, которые расставил сам король; после смены караула, желая вызвать на бой Сагонна, Обинье один, тайком отправился на Пре-о-Клерк. Там он окликнул передового всадника, по имени Леронньер, квартирмейстера при графе де Тоннере. Всадник ответил ему только бранью и отказом, вызывая его на бой, впрочем, представлявшийся невозможным: их разделял огромный ров. Увидя на этом человеке посеребренное оружие, Обинье решил разглядеть его поближе, но, так как там протекала река Орж, не заметил рва и был очень удивлен, очутившись на самом краю его, и тут волей-неволей должен был, пришпорив коня, решиться на все. Хорошо, что его конь умел славно прыгать. Его противник на другом краю рва встретил его пистолетным выстрелом; тотчас же к горлу его был приставлен пистолет Обинье. Он был вынужден просить пощады и безоговорочно сдаться, хотя восемь или десять всадников поскакало к нему на помощь. Он был живьем привезен к принцу де Конти и к господину де Шатийону, находившимся не ближе Вожирара. Только что раненный король Генрих III[700] был обрадован этим происшествием; он пожелал видеть пленника, но, вопреки приказанию своего государя, Обинье не захотел, как он выразился, шарлатанить.
Король Наваррский, который должен был теперь стать французским королем, повел ночью в покои умиравшего короля восемь своих приближенных, надевших панцири под камзолы. Озабоченный до крайности множеством дел, он запер в одной комнате Лафорса и Обинье, который про