Поскольку инстинктивные программы поведения не могут возникать на пустом месте, то нужно рассмотреть, на базе каких других инстинктивных действий могли бы произойти инстинкты заботы о самках и детях у прамужчин. Что может послужить основой для выработки инстинкта отцовства? Наиболее реальный путь – через половую привязанность. Однако для ее использования имеется очень важное препятствие! Дело в том, что половая активность самок (а нередко и самцов) у большинства видов носит отчетливо выраженный циклический характер. Их половая готовность длится всего несколько дней в году; вне этого периода (периода течки) самки таких видов совершенно неспособны к спариванию! Вместе с тем этот путь наиболее эффективен, так как сексуальная привязанность – одна из наиболее сильных. И едва ли не единственный путь решения этой проблемы – расширение временных границ течки (точнее, расширение границ способности самки к спариванию безотносительно к возможности оплодотворения) и скрытие внешних признаков самого момента овуляции (подробнее – см. [2]). И в самом деле, в своей круглогодичной сексуальной готовности женщины уникальны во всем живом мире. Если круглогодичная половая готовность самцов – явление довольно частое, то менструации наблюдаются только у гоминид, а способность к спариванию «в любое время года, дня и ночи» специфична только для самок вида Homo sapiens.
Теперь уже самке есть что предложить! Самец, таким образом, уже получает стимул к ее подкармливанию в течение всего репродуктивного периода (и другим видам заботы о ней), причем оплодотворение этой самки в общем случае может в виду не иметься. Точнее, самец в соответствии с принципом неограниченности своей сексуальной экспансии стремится к максимальному количеству оплодотворенных самок и где-то подсознательно заинтересован, чтобы эта самка от него забеременела. Особенно если учесть, что «алименты» платились не за количество детей, а за количество спариваний. Праженщине же для рождения детей нужно лишь одно зачатье в год, и не от кого попало, а от самого здорового и высокорангового. А кто же будет ее кормить?
Высокоранговый как кормилец – мечта, но, увы, малореальная. Добытчик-то он неплохой (в том числе за счет грабежа низкоранговых), но ведь он пользуется большим спросом и всех самок, которые его хотят, прокормить не в состоянии. Разве что одну-две «любимых жены». Да и нет у него стимулов к этому! Зачем ему платить за спаривание, если он в достатке имеет его бесплатно? Если бы было возможно высокорангового захватить монопольно (что, как уже сказано, – предел мечтаний), то все проблемы были бы разом решены. Однако такой монопольный захват высокорангового самца был практически невозможен. Даже «любимая жена» не могла на него рассчитывать. На предпочтительную (опять же – не монопольную) подкормку – могла, а на сексуальную верность – нет. Казалось бы, сексуальная верность сама по себе самке была не очень-то и нужна – уж раз в год он ее оплодотворит! Однако сексуальная неверность такого самца была чревата самке, во-первых, опасностью потери статуса «любимой жены», а во-вторых, снижением интенсивности половой жизни именно с ней, а это – недобор удовольствий (низкоранговые самцы в этом – замена плохая, того удовольствия они не доставляют). И далее, потеря статуса «любимой жены доминанта» означает и снижение собственного ранга этой самки в иерархии. Но это мы все о «любимой жене», каковыми чаще всего становились самки с достаточным ранговым потенциалом. А как быть остальным?
Очень просто! Для зачатия детей и для собственного удовольствия предпочитался высокоранговый самец, вызывая ревность его «любимых жен», и одновременно пудрились мозги нескольким низкоранговым, осыпающим их подарками в трепетной надежде на долгожданный акт, который самкой по возможности оттягивался. Вплоть до полного уклонения – в пользу высокорангового. Но при всем при этом у низкоранговых самцов зачастую просто не было другого выхода, кроме как оплачивать свой доступ к телу[10]; впрочем это не значит, что эмоционально отношение к такому мужчине обязательно будет холодно-расчетливым; симпатии той или иной силы вполне вероятны. Такая практика, по сути, является разновидностью полиандрии[11]. Замечу, кстати, что эта необходимость для самок иметь кормильца открыла для низкоранговых реальную возможность передавать свои альтруистические гены потомкам; наиболее вероятной такая передача была, видимо, в периоды суровой нехватки ресурсов, кои вряд ли были редки в истории человека. Не с этим ли связано наблюдаемое последнюю пару сотен тысяч лет резкое ускорение социальной эволюции человечества, обусловленное усилением альтруистических тенденций в поведении людей?
Далее в ходе экономического развития человечества при переходе от собирательства к воспроизводящему хозяйству (иногда называемом «неолитической революцией») в какой-то момент для женщины стало излишним кормиться у нескольких разных мужчин – стало хватать одного или одного богатенького на нескольких, да и она сама стала экономически более значимым субъектом. В этих условиях, раз уж исчезла необходимость кормиться у многих, автоматически исчезла и необходимость этим многим и отдаваться! В силу этого представляется естественным желание наших предков зафиксировать брачный союз (моно- или полигинийный), что не только отвечало новым экономическим реалиям, но и препятствовало распространению венерических заболеваний. Автоматически это отвечало и каким-то идеалам справедливости – вместо первобытного «у одного самца все, у остальных – ничего» появилось «каждому мужчине – по женщине». Я не склонен преувеличивать влияние идей равенства на людей времен неолитической революции, но в нашем случае это равенство получалось как побочный эффект вышеуказанных факторов, как самостоятельный фактор вряд ли сильно значимый. Тем более что поначалу преобладающей была именно полигиния как наиболее привычная для высокоранговых, но весьма несправедливая к низкоранговым. Далее закономерно возникает вопрос о том, почему полигиния не стала единственной (или абсолютно преобладающей) брачной системой у людей, но очень сильно «разбавилась» моногамией? Этот вопрос пока является одним из дискуссионных в эволюционизме, и единого мнения по этому поводу у ученых нет. Однако хочется обратить внимание на то, что моногамные социумы являются в общем и среднем более процветающими, чем социумы с узаконенной (и тем более фактически преобладающей) полигинией. Что здесь причина, а что – следствие, сказать сложно (моногамия приводит к процветанию или процветание – к моногамии?), но факт есть факт. И не исключено, что именно в этом находится ответ на этот вопрос.
Еще одно важное замечание. Отношение к самке как к товару, который можно купить (и который не возражал против того, чтобы быть купленным, и даже наоборот, очень заинтересовано относился к богатому «покупателю»), умноженное на отсутствие инстинкта заботы о самке привело, в конце концов, к системе отношений, известных как патриархат. Матриархата же, как сколь-нибудь массового явления не было у наших предков, по крайней мере, 10 млн лет, с тех пор как они переселились в саванну, а может и никогда. Для этого не было ни инстинктивных, ни экономических, ни иных предпосылок. Подробнее – см. [1]. Наоборот, по причине большой опасности жизни в саванне возрастала роль самцов как защитников, со своеобразной милитаризацией популяции, повлекшей за собой предоставление привилегий защитникам (в том числе – за счет ущемления «прав» самок). Практика исчисления родства по матери у некоторых народов отражала лишь невозможность достоверного определения отца при активном промискуитете и более ничего. Но все же, поскольку патриархат оформился относительно поздно, в инстинктах закрепился слабо, а потому никак не мог отменить фундаментального принципа незаменимости самки, которому, по меньшей мере, полмиллиарда лет. Как только юридический прессинг ослабевал, так выбирающим субъектом опять становилась женщина. Вспомним хотя бы средневековых рыцарей. И более того, даже в разгар патриархальности сам жених невесту не выбирал – это делал кто-то третий (обычно – родители).
Короче говоря:
• Предпосылки для привлечения самцов к участию в воспитании детенышей у наших предков возникли при переходе к прямохождению и увеличению размера мозга, в результате чего младенец стал рождаться беспомощным, а его детство сильно удлинилось. Из этого последовала необходимость материальной поддержки праженщины в период вынашивания и выращивания ребенка, который без такой поддержки просто не смог бы выжить.
• Стимулом такой поддержки для самцов могла быть (и стала!) лишь постоянная сексуальная готовность праженщин, ни у каких других видов более не встречающаяся.
• В результате спаривание стало использоваться для двух независимых целей: как и прежде – для зачатия детей и для оплаты материальных благ, предоставляемых самцами. В силу слабой взаимозависимости этих задач вовсе не обязательно, чтобы в первом и втором случае самцы должны быть одними и теми же, то есть имела место своеобразная смесь полиандрии и полигинии, причем полиандрический компонент был обусловлен главным образом материальными причинами.
• Переход же к современному моно- и полигинийному браку был обусловлен экономическим развитием человечества, избавившим женщину от материальной необходимости отдаваться многим мужчинам.
Еще о выборе
О, как нам часто кажется в душе. Что мы, мужчины, властвуем, решаем… Нет, только тех мы женщин выбираем, Которые нас выбрали уже!
Есть два разряда холостяков: одни слишком быстры, чтобы их можно было поймать, другие слишком медлительны, чтобы стоило их ловить.
Кто выбирает? В животном мире практически всегда выбирает самка. Если будет выбирать самец, то это будет противоречить фундаментальному принципу разделения полов – принципу незаменимости самки. Самец может выбирать лишь в том случае, если он несет основные тяготы заботы о потомстве (сам строит гнездо, сам ухаживает за приплодом и т. п.); таких видов – меньшинство. Но даже в этом случае привередливость самок вовсе не отменяется. Например, самка может не делать выбора сама – она может спровоцировать самцов на самостоятельное выяснение отношений между собой, а затем предпочесть победителя (а может закапризничать и не предпочесть). Главный признак отбора – то, что на «входе» в ситуацию имеются несколько самцов, а на «выходе» – один, а техника этого отбора очень вариабельна у разных видов. Ведь выбирающим следует полагать того, кто произносит последнее слово, а последнее слово практически всегда – за женщиной. Мужчина лишь делает предложение, не так ли? Но на это предложение нужно еще суметь получить согласие…