Стало быть, предрасположенность к принудительной (как, видимо, и любой другой) альтруистичности обратно скоррелирована с ранговым потенциалом. Но с ранговым потенциалом также обратно скоррелирована способность к аддикции РП! Другими словами – чем ниже РП, тем более особь склонна складывать свой РП и РП других особей в борьбе за статус в группе! А значит -
ПУТЬ К ИСТИННОМУ АЛЬТРУИЗМУ, ВИДИМО, ЛЕЖИТ ЧЕРЕЗ АДДИТИВНОСТЬ РАНГОВОГО ПОТЕНЦИАЛА.
Да, конечно, низкий РП и альтруистичность, отдельно взятые, не благоприятствуют размножению таких особей, однако если низкий РП сочетается с хорошей способностью к консолидации «по горизонтали», то жизненный успех (в том числе в деле размножения) становится уже вполне возможным и для низкоранговых членов группы. Причем, что крайне важно, в этом случае отбор начинает поддерживать и такое, казалось бы, в высшей степени культурное моральное качество, как верность принятым обязательствам, хотя, конечно, вероломство во многих случаях тоже бывает эффективно. И еще важно – члены такой коалиции не должны иметь запредельных ранговых амбиций, ибо они – верный путь к предательству и разрушению ее.
Раз возникнув в процессе борьбы за власть как средство образования альянсов, неродственный альтруизм вполне мог быть эффективен для всей группы в борьбе за существование, особенно в сложных условиях. Представьте себе обстановку сложного спортивного турпохода или экспедиции, проходящих в условиях полной автономности, где слаженность и взаимовыручка могут иметь решающее влияние на успех этого предприятия, а то и на жизнь участников (чем не групповой отбор?). С другой стороны, в небольшой группе особи, уклоняющиеся от взаимных услуг альтруистического характера, очень хорошо заметны и могут быть подвергнуты репрессиям со стороны всей группы.
Но раз способность к взаимовыручке так или иначе антагонистична ранговым амбициям, то такой групповой отбор будет играть на понижение этих амбиций.
Тут уж впору задавать обратный вопрос – почему эгоизм до сих пор имеет место? Ведь если альтруизм и взаимовыручка так полезны в деле борьбы за власть, ресурсы и само выживание, то почему эгоизм все еще живет и весьма процветает? Кроме самоочевидного ответа про тактическую выгодность эгоистического поведения, рассмотрим еще несколько соображений в свете той же аналогии с биоценозами.
Итак, понятно, что эгоизм – неотъемлемое проявление высоких ранговых амбиций; однако в структуру рангового потенциала входят еще и ранговые возможности, важной составной частью которых является конфликтная устойчивость и конфликтная инициативность. Эти последние два качества тесно связаны с такой особенностью психики, как сильносигнальность (рассмотрена, в частности, Айзенком в рамках феномена экстраверсии). Сильносигнальность – склонность психики предпочитать высокие уровни происходящих в ней процессов. Такие люди предпочитают бурную жизнь, богатую яркими событиями и впечатлениями, и тяготятся спокойным и размеренным времяпровождением. Слабые воздействия на психику сильносигнальный человек как бы отфильтровывает, хотя чувствительность рецепторов у него самая обычная. Бурные же события (в частности, конфликты) субъективно воспринимаются ими как желательные и даже приятные, отнюдь не выводящие их из душевного равновесия.
Из сильносигнальности психики вытекает склонность данных личностей к импульсной деятельности – деятельности, предполагающей мощные, но кратковременные усилия с более-менее длительным бездействием между ними и обязательно – с ярко выраженным итогом. Антитезой такой деятельности является длительная и монотонная работа, без выраженного «вкуса победы».
Легко представить себе набор ситуаций, в которых такая особенность психики будет очень полезна для вида; прежде всего это обстановка войны. Условия боя одни из самых сильных по накалу событий, и слабосигнальная личность может быть неадекватна им, особенно – в роли руководителя. Сильносигнальная же личность будет здесь очень даже «в своей тарелке», ведя себя наиболее адекватно этой ситуации. И даже как таковая эгоистичность командира здесь может быть полезна интересам группы – бестрепетно подвергая подчиненных смертельному риску, командир в ряде случаев может более эффективно выполнить боевую задачу.
В мирной жизни сильные типы выполняют роль баламутов и заводил; они очень охотно заваривают всякие рискованные «каши», расхлебывать которые волей-неволей приходится личностям другого типа. Ведь неотъемлемым проявлением сильносигнальности является малая глубина «просчета» ситуации; иначе не достигнуть высокой скорости принятия решений, столь необходимой в условиях боя. Вместо того чтобы тщательно и кропотливо продумать все возможные варианты и ситуации, затем, предусмотрев всевозможные запасные пути и подстраховки, не без сомнений принять исполнительное решение, сильносигнальный тип быстро и без колебаний (вот она, пресловутая уверенность в себе!) принимает решение, имеющее в виду наиболее типичную ситуацию (хрен ли рассусоливать, действовать надо!). Понятно, что такие неглубокие решения часто бывают неоптимальны, однако в условиях, когда время дороже золота и вовремя принятое удовлетворительное решение предпочтительнее идеального, но запоздалого, такая практика оправдана.
Другое дело – мирная и размеренная жизнь. Для такой жизни сильные типы подходят плохо и тяготятся ею; чувствуя психологический дискомфорт (и очень часто обладая харизмой или даже властью) такие личности сознательно или неосознанно создают в обществе напряженную атмосферу и даже провоцируют конфликты – вплоть до войн. Причем примативный социум, будучи высокочувствительным к сигнальным признакам высокого РП часто восторженно относится к сильносигнальным личностям (ах, какой он бескомпромиссный!), не замечая того, что эта бескомпромиссность – есть просто неглубокий ум, несклонность к учету обширного множества факторов, как-то важных для ситуации, но принятие во внимание одного, наиболее яркого.
Нужны ли социуму вне периодов войн и форс-мажорных условий сильносигнальные личности? Да, разумеется. Ведь именно они обеспечивают социуму эдакий «форсаж», стимулируют его активность, жаль, что не всегда в желательную сторону и далеко не всегда за приемлемую цену, в том числе и в отношении самого социума[18] и, более того, всего человечества. Весь вопрос в пропорциях. Здесь опять напрашивается аналогия с биоценозом, в котором соотношение числа хищников и их жертв, как и соотношение числа паразитов и их хозяев, должны находиться в каких-то пределах, выход за которые чреват неприятностями для биоценоза. То же и с социумом – наиболее успешно с рациональным расходованием сил и ресурсов созидают лишь личности слабосигнальные, хорошо способные к монотонной и неяркой, длительной по времени, тщательно продуманной деятельности, и поэтому длительно процветающий социум невозможен без некоей, отнюдь не малой доли слабосигнальных низкоранговых личностей (без рожденных ползать – летать не могут!), которые уже в силу этой особенности склонны к альтруизму (хотя бы «принудительному»). Однако будучи по своей биологической природе командирами, сильные личности часто имеют повышенный репродуктивный успех, чем сдвигают оптимальную долю самих себя далеко от равновесной точки. И этот сдвиг тем более отчетлив, чем (при прочих равных условиях) лучше материальные условия жизни популяции, когда индивид в состоянии процветать, не прибегая к альтруистичной поддержке других ее членов. И даже при том, что хорошие материальные условия часто бывают созданы именно консолидированными усилиями слабосигнальных предшественников! Процесс может приобрести автоколебательный или саморазрушительный характер – эгоисты быстро проедают созданное альтруистами, и жизнь снова становится невозможной без альтруистов. В этой закономерности нет никакой мистики – есть только «магия ненулевой суммы игры» (см. [18]), при которой алгебраическая сумма проигрыша альтруиста с выигрышем всех акцепторов этой альтруистической жертвы оказывается положительной. Весь социум таким образом оказывается в выигрыше. Однако социум с преобладанием «принудительного» (будь то за счет большого количества «принуждателей»-эгоистов или очень сильной их эгоистичности) альтруизма не может накапливать значительную «ненулевую сумму», так как выигрыш от такого альтруизма оказывается распределенным крайне неравномерно; обладатели избыточных благ склонны расходовать их весьма нерационально, что препятствует их накоплению социумом как таковым.
А как можно трактовать существование особей с высокими ранговыми амбициями, но невысокими ранговыми возможностями и вообще малопригодных на роль боевого командира? Понятно, что это обычная мозаичность рангового потенциала, вытекающая из того факта, что амбиции и возможности определяются разными нейрогормонами. Суть не в реализации, а в том, почему отбор до сих пор не отсеял таких личностей? А потому, что анализ высокоранговости осуществляется сигнатурно, то есть достаточно формально. Углядев в человеке высокие ранговые амбиции, окружающие ощущают его полноценным «командиром», хотя на деле он в этой роли может быть бесполезен и даже вреден. Пожалуй, можно сказать, что такие личности симулируют высокий РП, обманным путем извлекая от окружающих блага, полагающиеся истинным ВР. Что ж, мимикрия в природе распространена чрезвычайно…
Короче говоря:
• Альтруизм присущ далеко не только человеку, ибо имеет глубокие биологические корни; альтруистическое поведение можно уподобить симбиотическому сосуществованию, вовсе не обязательно предполагающему генетическое родство, хотя и тяготеющему к самопожертвованию в пользу носителей общих генов.
• Альтруизм можно условно подразделить на родственный (в пользу родственников), реципрокальный (взаимокорыстный) и принудительный (под страхом репрессий); абсолютно бескорыстного альтруизма не существует.
• Неродственный альтруизм возник как средство создания альянсов для борьбы за иерархический статус и пр