Когда Алеку закончил рассказывать выдуманную историю о трактирщике по имени Тома и глиняном рту в погребе, посетители один за другим вспомнили про выдыхающееся пиво и начали ворчать, вяло пережевывая жесткие хрящи. Хозяин «Уды рыболова» нахмурился и спросил, чем все закончилось.
– Вот этим и закончилось, – сказал Алеку, зная, что заявление весьма далеко от истины.
– Да ладно тебе, мой юный сказочник, вот этим?! Ты нас, как говорится, поматросил и бросил?
– Ну как же бросил, многоуважаемый? Таков конец истории.
– Ой, ты что-то от нас скрываешь. Или так, или ты попросту ужасно плохой рассказчик. – Тут хозяин расхохотался, и вместе с ним, как по команде, рассмеялась вся корчма.
Алеку улыбнулся, но ничего не сказал. Допил последний глоток пива и уже собрался уйти, однако у хозяина заведения, видимо, были другие планы на этот счет.
– Эт самое, ты уверен, что все именно так закончилось? Мы хотим или не хотим узнать финал истории? – Собравшиеся за столами в один голос заорали, что хотят, как же не хотеть. – Вот! – продолжил хозяин. – Люди хотят узнать, как все закончилось.
– Но я же вам сказал, – спокойно ответил Алеку. – Так и закончилось.
– Да ладно тебе, парень! А как же та пасть в погребе? И трупы в комнате? Что именно ему сказал тот гулкий голос? Ты над нами издеваешься? Считаешь, мы глупее тебя? Думаешь, нам не нужны концовки?
И все в один голос заявили, что хотят концовок, очень хотят! А потом многозначительно рассмеялись.
– Это и есть концовка, – настаивал Алеку, окидывая собравшихся взглядом. – Так все и закончилось – путник услышал го…
Не успел писатель договорить, как хозяин корчмы ударил его по физиономии так сильно, что повалил на пол. Собравшиеся начали смеяться, бородачи гулко хохотали, у подавальщиц от икоты подпрыгивали груди. Алеку почувствовал, как носок сапога врезался в ребра, а потом сильные руки хозяина его подхватили и швырнули на улицу.
– Иди-ка ты на хрен, трепло, пока я тебя сам не прикончил!
За деревянной дверью продолжили смеяться. Алеку во тьме переулка прислушался, пытаясь отдышаться. Придя в себя, он не поднялся, а стал ждать, поскольку прекрасно знал, что последовательность событий всегда одна и та же. Алеку за свою жизнь встречал людей, которые и заснуть не могли, если не знали, как закончилась история, которую довелось услышать днем, людей, которые должны были любой ценой изведать, чем все завершилось. Потому он не сомневался, что надо лишь немного подождать в темноте, и действительно, вскоре дверь опять открылась, и юноша не старше девятнадцати-двадцати лет, с длинными светлыми волосами, несколько истощенный, – возможно, в детстве перенесший какой-нибудь мучительный недуг, – вышел его поискать.
– Эй, – позвал он. – Ты где?
– Здесь, – сказал Алеку, вставая.
Юноша приблизился и спросил:
– Да ладно, неужто это и есть концовка?
– Сам-то как думаешь?
– Думаю, что нет, – ответил юноша.
– А чем, по-твоему, все закончилось? – спросил Алеку.
– Не знаю, потому и спрашиваю. Ты должен знать – ты же рассказчик. Но мне понравилось, и я хочу знать, к чему все пришло в итоге.
– А какой итог тебе нужен?
Юноша вздохнул и отвернулся.
– Хм-м-м… я бы хотел… – Он умолк, а потом воскликнул: – Ну же, прошу, закончи ее! Я тебе заплачу!
– Не нужны мне твои деньги.
– Тогда угощу тебя выпивкой. Слушай, я живу поблизости, один в комнате, ни от кого не завишу и никто не зависит от меня. Мое имя…
– Тс-с-с, – перебил Алеку. – Мне без разницы, как тебя зовут. У моих персонажей нет имен.
Блондин рассмеялся и спросил:
– Так я теперь твой персонаж?
И он коснулся Алеку, положив ладонь ему на грудь; писатель поначалу ничего не сказал, выражение его лица не изменилось, он не шевельнул даже пальцем, а потом проговорил, что если так уж надо, можно и поведать, чем все закончилось, но придется пойти домой к сочинителю. Юноша согласился и заметил, что черта с два повернется спиной (тут он рассмеялся) к сочинителю истории про огромную дыру (тут рассмеялся еще раз).
– Покажи ближайшую платформу, – попросил Алеку, и юноша показал.
Юноша удивился, когда таракан вылез из-под тюфяка и забрался на ладонь рассказчика. Засмеялся и подставил свою, но таракан не поддался; торопливо уполз обратно и не показывался остаток вечера. Оба курили трубки и долго держались в тени, не говоря ли слова; юноша разглядывал Алеку в лунном свете, просачивающемся сквозь щели в крыше, а писатель все время смотрел на небо через открытый люк. Спустя некоторое время Алеку нарушил молчание.
– У тебя есть подвал?
Юноша внимательно посмотрел на него и сказал, что нет, он не хозяин своего жилища, а снимает комнату у старухи, которая на него не обращает внимания и на которую он не обращает внимания, и ванная у них общая, а кухни нет; питался он в корчмах, зарабатывал гроши… Тут Алеку остановил его, спросив, есть ли подвал у старухи.
– Да, есть, но я не знаю, что она там держит. А что?
Алеку ответил вопросом:
– Хочешь знать, чем все закончится?
Юноша кивнул, и Алеку, начав рассказывать с того места, где остановился в «Уде рыболова», поведал ему историю о неожиданной любви между путником и глиняной пастью из погреба, о том, как тот продолжил кормить ее головастиками, огромными, как младенцы, – существами, которые издавали мучительные стоны.
– Затем, – продолжил Алеку, – идиллию прервал шум, и путник понял, что в эту самую минуту кто-то прибыл на постоялый двор. Он побежал к входу и приветствовал нового путника, представившись Томой, трактирщиком этого гостеприимного заведения, и предложил ему ключ от комнаты на первом этаже.
Юноша очень внимательно выслушал конец истории. Алеку был искусным рассказчиком – заполнял пустоту, серпом срезал излишки; у блондина создалось впечатление, что Алеку взял его за руку и провел по рассказу, но нет, он же видел, как пальцы писателя сжимали трубку, а не его предплечье. Он посмотрел на руки Алеку и улыбнулся. Не говоря больше ни слова, юноша стянул рубашку через голову и снял штаны, представ перед Алеку обнаженным. Писатель, сам молчаливый и какой-то рассеянный, сам машинально разделся.
– Мне понравилось, – сказал гость. – Мне очень понравилось.
Он лег на тюфяк, растянувшись на боку, слушал, как писатель движется сквозь тьму; ждал, зажмурив глаза, с колотящимся сердцем. А потом почувствовал жуткий удар в спину, в него словно воткнули раскаленное железо. Он попытался закричать, но легкие обожгло, и крик захлебнулся, влажный и горячий. Гость повернул голову и увидел, как писатель стаскивает его с тюфяка, поглубже вталкивая в спину кинжал. Оказавшись на полу, юноша понял, что ни одна капля крови не испачкала тюфяк. Алеку вынимал и снова вонзал оружие, ждал конца.
Он встал над телом гостя, лишь будучи уверенным, что тот мертв. Еще одна история закончилась. Писатель вытер лезвие тряпкой, достал из ящика шило, которым нацарапал на коже юноши: «КОНЕЦ», затем вытащил из-под тюфяка бумаги, на которых записал рассказ о трактирщике Томе и пасти в погребе и, свернув трубочкой, вложил мертвецу в рот. Замотав труп в одну из простыней, снятых с мебели, оттащил его в угол чердака.
Работы на несколько часов: смыть кровь с пола, съесть что-нибудь и выпить самогону из маленькой бутылочки, что лежит в тайнике; потом он подрочил и уснул чутким сном. Когда луна споткнулась о край люка, Алеку водрузил мертвеца на плечо, словно ковер, и отправился с ним к яме для мусора и всякой мерзости возле внешней стены Альрауны.
Это адское место оградили от людей деревянными заборами, через которые и поверх которых смрад все-таки яростно вторгался в южную часть Инфими, навлекая болезни на бедняков из ближайших лачуг. Алеку перекинул замотанную в тряпки падаль через забор и прыгнул следом. Силы его покидали, поэтому он потащил тело к ближайшей яме, куда еженедельно сбрасывали дерьмо и мочу из Инфими и окрестностей, привозя в огромных тачках и оставляя на милость погоды и природы. Алеку выкинул конец своей истории в дерьмо и ушел.
Придя домой, писатель разделся и лег на тюфяк. Несколько раз постучал пальцем по полу, но друг не пришел. Алеку не сильно удивился, он давно заметил, что концовки историй частенько пугали таракана, как они пугают любого, кроме того, кто их жаждет. Он-то как раз испытывал страх перед началом. Теперь, когда все закончилось хорошо, Алеку чувствовал, как сон потихоньку обволакивает его, пробираясь из отдаленных уголков сознания, будто плесень; его голова на соломенном тюфяке потяжелела, лицо перекосилось. Он вообразил себя мертвым и, как нередко делал, ложась спать, увел самого себя в мир сновидений, представляя, как в одиночку хоронит собственное мертвое тело в маленьком и прохладном погребе. Эта мысль всегда его сразу же усыпляла, поэтому Алеку уже давно храпел, когда человек с головой коня пробрался через собранную на чердаке мебель и сел на табурет рядом с тюфяком рассказчика.
Писатель открыл глаза и увидел существо, его (человеческие) руки были сложены на коленях, конские глаза глядели слепо, как у марионетки. Первым делом Алеку захотел узнать, следил ли человек с головой коня за ним той ночью, узнал ли о концовках его рассказов, но гость и не собирался отвечать. Похоже, тварь слышала и говорила лишь то, что хотела, и Алеку понятия не имел, как это изменить. После нескольких минут молчания он решил, что ему все равно, и более того – что присутствие монстра, каким бы он ни был, не только его не удивляет, но даже кажется естественным; казалось, если человек с головой коня на плечах действительно существовал, то лишь на чердаке Алеку он и мог находиться в столь поздний час, и чердаку, в сущности, всегда не хватало единственной детали: человека с головой коня.
– Возьми бумагу и пиши! – велело существо.
Алеку подчинился – достал из-под тюфяка несколько листов и начал записывать все, что ему механическим тоном рассказывал человек с головой коня, начавший свою странную историю со сна некоей девицы, обреченной никогда больше не проснуться. Алеку слушал и писал о городе, в котором девушки одна за другой удостаивались ночных визитов крысолюдов – те либо наблюдали за ними, скрываясь в тени, либо, набравшись смелости, трогали их во сне, гладили кожу, вдыхали ароматы спящих тел, облизывали соски и щели, от наслаждения валялись рядом, молчаливые ночные существа с мягкой шерсткой, переливающейся в лунном свете; сверкающие эмиссары.