Мальчики переглянулись и начали ухмыляться. Разве им не приходилось и раньше останавливать чокнутых, которые жаждали попытать счастья в Бурта-Вачий? Разве не случалось ловить какого-нибудь сладкоречивого негодяя, который хотел лишь схватить какого-нибудь пацана и отправить его в рабство за Великую реку? Ха-ха! Они, даром что малолетки, многое повидали, а чего не видали – о том слыхали, а о чем не слыхали – то вообразили. Они, возможно, были всего-навсего карманными воришками, но соображали неплохо.
– Как это, не человек, господин? – спросил толстячок, сидящий на куче соломы.
– Да, – повторили некоторые. – Как это, не человек?
– Так, ребята, слушайте сюда, – сказал Алеку. – Мне надо знать, с кем поговорить, если я хочу выведать, что происходит на улицах – и на самом деле не все, а кое-что конкретное и с кое-кем конкретным.
– Нам-то от этого какой барыш?
Алеку призадумался, потом заговорил.
– Смотрите-ка, я по вечерам собираю по домам дерьмо, а по утрам – навоз из конюшен. Пошлите со мной кого-нибудь, и я, когда выйду, расскажу ему, кто и как охраняет дом или конюшню – как туда войти, сколько человек внутри, где какие коридоры и так далее. Я превращу вас из карманников в домушников.
Мальчишки закивали.
– Это вожаку понравится.
– Хорошо, – сказал Алеку. – Ну и кто у вас вожак? Может, он-то мне и расскажет, что происходит на улицах?
– Может – у него ведь сотни и тысячи ушей, – сказал мальчик, стоявший перед ним, и дернул себя за оба уха сразу.
Все засмеялись, кроме Алеку.
– Да, – продолжил мальчик, – теперь и ты знаешь: если хочешь проведать, что происходит в Прими, это сложнее, потому что туда не просто попасть – нас гонят, бьют. В Медии – другое дело, а про Инфими что и говорить… Короче, я веду к тому, если твой человек или кто он там шарится в Прими, мы всего не узнаем. Полчеловека ведает многое, но не все.
– Он знает столько же, сколько и мы – а мы всего не знаем, верно? – сказал другой беспризорник.
– Не знаем, не знаем, – подтвердили остальные. – Некоторые вообще ничего не знают. Вот он, например, – и они показали на товарища, который пускал пузыри, и глаза его глядели в разные стороны.
Все засмеялись, кроме Алеку.
– Если хочешь узнать все, – проговорил мальчик в тачке, – от Урода-с-платформ ничего не укроется.
– Да заткнись ты! – воскликнули все хором. – Достал уже со своим Уродом-с-платформ! Сиди и молчи.
И мальчишки начали ругаться, толкаться. Алеку прервал их свистом и заметил, что в Бурта-Вачий нет эха.
– Кто такой Полчеловека? И кто такой Урод-с-платформ?
Мальчишки заговорили одновременно, однако тот, который охранял проход, именуемый Глоткой, и стоял теперь перед Алеку, прервал их резким взмахом руки. У врат в Бурта-Вачий стало тихо.
– Это самое, – проговорил он. – Полчеловека – наш вожак. Я отведу тебя к нему, если пообещаешь сдержать слово. Не сдержишь… у нас припасены на такой случай свои методы. У Полчеловека не только тысячи ушей, но и тысячи зубов, которыми он умеет терзать. Но к Уроду-с-платформ ты не попадешь.
– Почему? – спросил Алеку.
– Ну, это просто, – сказал мальчишка. – Его не существует.
– Неправда! – крикнул тот, который сидел в тачке.
– Цыц! – огрызнулся страж Глотки и повернулся к Алеку. – Господин, Урод-с-платформ – это байка, которой можно пугать попрошаек или детей, как будет угодно вашей милости. Ну да, некоторые и впрямь думают, что где-то там, на платформах, есть старик, который все знает и видит, живет в окружении учеников, но кое-кто верит и в Пыльную Бабу, которая зарождается в неподметенных углах, в Черную Нить, которая перерезает мысли во сне, и ты остаток жизни спишь на ходу, видишь сны с открытыми глазами, в Чердачного Мириапода, и в Череп-из-погреба, и в Братьев-Висельников, и во многое другое, чем пугают простаков и держат в узде. Но мы-то попрошайки из Бурта-Вачий – те, кто никогда не состарится, ничего не боится и никому не подчиняется!
– Да! – крикнули все хором.
– Потому что мы свободны!
– Да! – крикнули они снова.
– В общем, почтеннейший, к Полчеловека я тебя отведу, но к Уроду иди сам. Можешь забрать и дурня в тачке.
Под лишенный эха смех товарищей мальчик взял Алеку за руку и потащил глубже в Бурта-Вачий, как насекомое, увлекающее свою добычу под землю. После первого пройденного туннеля мальчишка попросил разрешение завязать ему глаза, и Алеку согласился. Его как будто унесло в самое сердце земли, он даже не догадывался, что галереи под городом тянутся так далеко и глубоко. Время от времени они проходили через огромные залы, вонючие и душные, и голоса резко умолкали при появлении чужака, а потом так же резко возобновлялись, когда его уводили дальше. Через некоторое время писателя остановили и сняли повязку с глаз. Он увидел, что находится в темной комнатке, и благодаря тому, что привык к темноте из-за тряпки на лице, различил силуэты людей, возлежавших на разбросанных по полу подушках, окутанные густым и едким дымом из трубок, а посередине было огромное кресло, из которого юноша не старше шестнадцати лет, без рук и без ног, устремил на гостя остекленевший взор. Его пах был прикрыт каким-то лоскутом, но костлявая грудь и оставшиеся от грубо отсеченных конечностей культи со следами давно заживших швов – выставлены напоказ и блестели от пота в тусклом свете ламп, чье трепещущее пламя норовило сжечь весь оставшийся в подземном мире воздух. Полчеловека смотрел на Алеку затуманенными зелеными глазами, и в тот момент писателю почудилось, что парень старше его самого, старше города, в котором они находились, а может, старше целого Мира – неполноценный демиург, создавший вселенную снаружи по образу и подобию своему, потому-то она и вышла калечной.
Когда Полчеловека заговорил, остальные поспешно покинули комнату, хотя Алеку почувствовал, что не остался с предводителем нищих один на один – где-то в темных углах прятались его бойцы. Полчеловека кивнул, приглашая гостя сесть на одну из высоких подушек. Алеку подчинился. Владыка нищих окинул гостя быстрым оценивающим взглядом.
– Что ты можешь предложить? – спросил Полчеловека.
– Сведения, – ответил Алеку. – Кто где живет, сколько жильцов в доме, кто из них болеет, когда можно…
– Откуда ты это знаешь?
– Я собираю горшки по домам, навоз по…
– Где? – опять перебил парень.
– Инфими, юг.
Полчеловека нахмурился: он как будто перебирал в уме услышанное пресловутой тысячью принадлежавших ему ушей.
– Это ты трахаешься с горничной из Ширу-Секат?
– Нет.
– Ты тот, кто бросает всякую мерзость в ручей под Розами?
– Нет.
– Тот, кто пропивает все свои деньги в «Мертвеце»?
– Нет.
– Тот, кто рассказывает истории в кабаках?
– Да, – ответил Алеку.
Писатель нахмурился и вздрогнул – он спросил себя, что еще мог знать этот калека, обитающий в городских потрохах, насколько вездесущими были его многотысячные уши и пытливые глаза, какие далекие запахи могли учуять сотни носов, какие вкусы познали сотни языков, чего коснулись тысячи ладоней и ступней, в то время как у владыки нищих не было ни тех, ни других?
– Может, и мне однажды расскажешь историю, – сказал Полчеловека, и Алеку ответил, что да, возможно, когда-нибудь.
– Итак, – продолжил рассказчик, – я хочу кое-что узнать и думаю, что ты сможешь мне помочь.
Полчеловека кивнул.
– На протяжении последних месяцев, – начал Алеку, – я провел некоторое время с одним человеком. Я не знаю его имени. Я просто называю его человеком с головой коня.
Писатель выдержал паузу, чтобы увидеть реакцию собеседника, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Видимо, решил Алеку, Полчеловека не знал такого прозвища.
– И это потому, – продолжил Алеку, – что он всегда надевает только что отрубленную голову коня поверх собственной головы. Неизменно свежую. С нее капает. Я не знаю, как, почему и зачем… но такова реальность. В общем, этот человек ко мне больше не приходит, но я уверен, он что-то замышляет… и делает это через меня, с моей помощью, но вопреки моей воле. И я не могу его схватить, остановить, не могу…
Алеку опять посмотрел на Полчеловека, который улыбался.
– У вас, писателей, – проговорил юноша, – очень живое воображение.
Потом он расхохотался.
– А у меня, – продолжил Полчеловека, закончив смеяться, – у меня-то нет. Для меня все и всегда или-или; между двумя «или» не существует ничегошеньки. А вот у тебя, как я погляжу, между двумя «или» поместились целые миры, и человек с головой коня в придачу!
Он снова усмехнулся.
– Чего бы я не отдал, за твой разум, сказочник… В этой комнате мечтать особо не о чем – все или черное, или белое. Чего бы я не… да, точно – я бы отдал руки и ноги!
Тут он посмотрел вниз, ахнул и расхохотался. Алеку с улыбкой опустил глаза.
– Значит, ты мне не поможешь.
– Нет, почтеннейший, – сказал Полчеловека, – я не могу. Мои люди не слышали и не видели того, о чем ты говоришь. Поверь мне, я бы знал. И если этот твой человек действительно существует…
– Еще как существует! – перебил Алеку, и Полчеловека умиротворяюще кивнул.
– Ну тогда… ему было бы сложно скрыться от моих нищих. Я повсюду, я знаю всё.
(«Всё?» – подумал Алеку.)
– Всё, – повторил Полчеловека.
– Ну, этого ты не знал.
Тишина. Некоторое время двое смотрели друг на друга.
– Я уйду, – сказал Алеку. – Не могу тратить время зря. Альрауна в большой опасности.
Он встал, намереваясь покинуть это место тем же путем, каким пришел.
– Ох, но как же так, мой славный господин? Как же Альрауна могла оказаться в опасности? Хочешь сказать, и мои нищие в опасности? То есть и я… а это, в свою очередь, означает, что ты только что угрожал Полчеловека, повелителю карманников. Если скотина умрет, умрут и черви в ее брюхе, верно? Ты это имел в виду, господин писатель? Ты это имел в виду, почтеннейший?
Алеку остановился в дверях; повернулся к владыке нищих и сказал: