– Ладно, забудем про эту ерунду. – Потом его осенило. – Я просто подумал, вдруг внутри что-то испортилось и воняет.
– Да, – был ответ, – тут ты прав, в Косточке смердит.
– Да пребудет с тобой слово, – сказал Бруно и ушел. Ему пожелали того же, но Мальцу показалось, что слово от него так далеко, что оно уже не слово и даже не шепот, а отголосок шепота, который некогда пребывал с учениками, но теперь умолк.
В скрипторий пришел другой Бруно, беспокойный и взволнованный; он провел там несколько часов – писал и читал, искоса поглядывал на мир за окном, надеясь на появление чего-то нового, но быстро понял, что ждет преобразований от мира не снаружи, а внутри. Слишком многое в нем скопилось, словно огромное стадо коров затопило равнину, тысячи тысяч; Бруно сам едва не замычал. Ему с трудом удавалось сосредоточить взгляд на пере, удержать перо на бумаге, дослушать до конца, и он все время опасался, что из-за его невнимательности какой-нибудь уголок Альрауны останется обнаженным, и эту пядь земли без боя заберет не'Мир. Он такой был не один, вокруг изобиловали треволнения и шепоты (дескать, еще больше девиц оказались во власти сна-анс, и Отче в скырбе настигла другая скырба, а ученик-голос то ли ничего больше не слышал сквозь ладонь старика, то ли слышал слишком многое, но ничего не понимал, то ли слышал иные голоса, которым нельзя верить, и еще в Альрауне яблоку негде упасть от крысолюдов, а человек с головой коня исчез, и его собственный ученик-голос пропал без следа, и так далее, сплетни то грохотали водопадом, то струились ручьем), и внутри Бруно все сказанное и несказанное отдавалось эхом. Одного Бруно недостаточно, говорил он себе, и воображал мальца Бруно рядом с Лили, другого – с Сарой, и первый брал девушку за руку, чтобы поцеловать, второй – брал девочку за руку, чтобы увести далеко-далеко; еще один Бруно топором – хрясь! – рубил свиную ногу, а Фил украдкой наблюдал за братом с платформы; один Бруно заставил Отче заговорить, другой – умолкнуть, третий истолковал непонятные слова; еще один Бруно снял тряпки с лица Игнаца, и, наконец, последний Бруно сидел возле Антония из Альбарены, узнавая все секреты.
Ночь чтения в библиотеке и оратории началась и закончилась в мрачной атмосфере, а потом ученики отправились отдыхать. Так же поступил и Бруно, однако не смог сомкнуть глаз – его душа превратилась в глубокое ущелье, где звучал голос, озвучивающий мучительные мысли, и лишь потоп мог бы заполнить пустоту, избавив его от эха.
Он поднялся со своей койки; лунный свет мало-помалу, луч за лучом, проникал в окошко размером с ладонь. Бруно ждал настоящей зари, он уже не помнил, когда в последний раз ему удалось как следует выспаться. Он огляделся по сторонам: ночь собралась по углам кельи черными лохмотьями, чуравшимися лунного света, и они колыхались в мутном воздухе так, что Бруно как будто увидел чей-то силуэт. Тьма противоестественным образом сгустилась, и пятна, наползая друг на друга, породили тело. Да, подумал Бруно, я тут не один. Мраку творение давалось с большим трудом, но, когда оно свершилось, Бруно увидел голову коня на человеческих плечах, тело из черного воздуха. Он на несколько мгновений замер в ожидании. Кто сделает первый шаг? В конце концов парнишка взял это на себя: встал и с отвагой, собранной по крупицам на самом дне души, направился к силуэту, который с каждым шагом делался отчетливее – это определенно был человек с головой коня. Но все же, приблизившись, Бруно прошел сквозь него, не ощутив сопротивления, и остановился в том самом месте, где ранее пребывала тварь, как будто очутился именно там, где видел чудовище, то ли внутри него, то ли нет; выходило, что человек с головой коня ему всего-навсего померещился. Встревоженный Малец завертелся и вдруг увидел на стене черное пятно. Протянул руку, пощупал и сорвал нечто, гвоздем прибитое к доскам, поднес к окошку. В тусклом свете первых проблесков зари повертел так и этак оторванное голубиное крыло. Его затошнило, но он сдержался и на цыпочках медленно вышел из кельи, стараясь, чтобы никто из братьев его не услышал. Поднялся к голубятне. Приблизившись, понял, что что-то неладно: не было слышно привычного птичьего воркования. Странная, противоестественная тишина опустилась на голубятню и храм, на Прими и как будто всю Альрауну. Он нашел место повыше и окинул взглядом Ступню Тапала: небеса постепенно разгорались.
Открыл дверь голубятни и вошел, пригнувшись. На тонких балках, где голуби раньше спали, они теперь болтались связками по пять штук, все мертвые, сочащиеся густой кровью. Было тепло и сладко пахло, и Бруно ужасно расстроился. Итак, сказал себе ученик, враги получили сообщение. Не только получили, но и сочли нужным ответить. Значит, им известно, кто подвесил крыс на дереве и под подоконником, они следят за мной, подумал Малец. Они следят – и что теперь?
Бруно начал отвязывать букеты из мяса и перьев, складывать их на полу. Он собрал кучу маленьких тел, которые потом прижал к груди, одного голубя за другим; они были мягкими и одновременно твердыми, теплыми и вместе с тем холодными. Бруно осторожно собирал свою ношу, чувствуя, как на него смотрят мертвые глаза. Со всеми птицами он спустился в храм, представляя себе, как святой не'Мира погружается в недра Мира, и руки его полны спящих девиц Альрауны. Он поглядывал вниз, встречался взглядом то с одним, то с другим мертвым глазом и, вдыхая, размышлял, как пахнет мертвая девушка.
Во дворе он прошел мимо первых проснувшихся учеников, которые ни о чем не спросили, только проводили любопытными, боязливыми взглядами, как чокнутого. Бруно отнес кучу голубей к печи и бросил внутрь. Прежде чем разжечь огонь, увидел в дальнем углу, где пламя горело не так сильно, кусочек мяса – он обуглился, но не сгорел. Потом Малец вспомнил Карма, который вошел с пустой корзиной, а вышел с полной, и еще вспомнил, как Ясный что-то бросал в печь, из которой повалил густой дым; парнишке показалось, что он вспомнил еще что-то, однако это было не его воспоминание. Он, молча разжигая пламя, думал о том, какой из многочисленных Бруно мог это воспоминание потерять, и можно ли ему присвоить находку.
– На что похожа Альбарена? – спросил Бруно примерно через час после того, как началось его дежурство у Косточки. Но ничего не услышал в ответ, и еще долго из-под двери не доносилось ни звука.
Парнишка спрашивал себя, не увезли ли Антония куда-нибудь, не кинули ли его в ту же печь, которая забрала его мертвых голубей и превратила в пепел. Он ждал в тишине, думая обо всем, что было, и кое о чем, чего пока что не было, и в конце концов за дверью кто-то кашлянул.
– Антоний?
– Да, Бруно.
– Ты спал?
– Нет, мой мальчик, я не сплю. Мне это не нужно. Я просто устремил взгляд в другую сторону, в себя. Это зрелище без труда обманет любого, заставив подумать, что я сплю, но нет, вовсе нет.
– На что похожа Альбарена?
– Альбарена? А что ты знаешь об Альбарене?
– Немногое, потому и спросил. Ты лишь сказал мне, что это один из старейших городов Мира.
– Верно, – сказал Антоний, – один из старейших. Он до сих пор держится бодрячком там, под землей. Альбарена – город, построенный в громадном колодце Салларины, куда она якобы спустилась во времена изначальные, чтобы заключить сделку с не'Людьми.
Тишина.
– Ты не знаешь, о чем я говорю?
– Нет, – сказал Бруно.
– Вам в школе не рассказывают о древних святых? О том, как выглядела Ступня Тапала в самом начале? Каких богов Вспоминает ваша церковь в Прими?
– Пока нет, – ответил Бруно и поспешно добавил: – Но появился новый священник, его зовут Сарбан, и есть надежда, что…
– Ах, Сарбан! – перебил Антоний. – Нынешние святые и пресвитеры – лишь жалкие огрызки тех святых и пресвитеров, что жили когда-то. И Вспоминания тут не помогут.
Так вышло, что Антоний из Альбарены начал рассказывать Бруно из Альрауны об Исконных, знавших Первое Слово, и вот что он рассказал:
– Вначале Исконные обитали в Первом Слове, которое, чтобы ты знал, не было местом, потому что места возникли позже, чтобы Людям и не'Людям было где спрятаться от всего и чем-то владеть, но в Первом Слове никогда не было необходимости чего-то бояться или кому-то принадлежать. В то время не было ли Людей, ни не'Людей, были только Исконные, ныне забытые, и когда возник меж ними разлад, одни пошли налево, другие – направо, вот так и появились Люди и не'Люди. Ты спросишь, почему возник разлад? Все дело в слове, единственном слове, ныне забытом, коротком и простом, но вмещающем в себя скандал и примирение, и еще множество смыслов. Когда все они собрались в садах Первого Слова, один из Исконных произнес то ныне забытое слово неверно, – или верно, теперь-то поди знай! – другие расстроились и сказали, что оно не так произносится, ибо то, каким образом он его произнес, посеяло в их душах семена скандала, однако были и те, в ком оно, напротив, пробудило мир и покой. Вот так и получилось, что они забыли о своих делах и продолжали ссориться до следующего Выворота (знай, что поскольку Первое Слово не было ни местом, ни временем, Исконные не знали ни заката, ни рассвета – они отмеряли бытие, выворачиваясь наизнанку, хватали себя за то, что таилось в глубине, и вытаскивали наружу, а что было снаружи – пряталось внутри, и так далее), окончательно запутались, и уже не понимали, кто есть кто и, самое главное, как надо произносить это слово. Даже в наши дни с обеих сторон, у Людей и не'Людей, есть монахи-отшельники, которые тайно изучают это древнее слово и то, как его следует произносить, и они считают это первым таинством вселенной, а труд свой посвящают тому, чтобы увлечь Мир или не'Мир к истинному слову. Этих монахов называют Искателями Ключа, и никто не ведает, где они прячутся. Итак, продолжая удаляться друг от друга, боги переусердствовали с поисками и вытащили Мир и не'Мир из Первого Слова, и вот так появилась вселенная, время и все зримое и незримое. Первые люди, – боги, которые забыли, что они боги, – произнесшие слово, посеявшее в сердцах мир, обосновались на новом месте и назвали ту землю и построенный ими город Альбареной. Однако со временем (ты же понимаешь, они к нему совершенно не привыкли) они забыли Первое Слово и все, чем были, и сегодня они не что иное, как обыкновенные люди, вроде тебя или жителей Кра, Гайстерштата, Меера, Альрауны и прочих городов Ступни Тапала. Да, бедолаги-мэтрэгунцы и те потомки богов. Та же история приключилась на другой стороне, в не'Мире, который там называется над'Ми