Не следует торопиться рвать узы дружбы, если что-то в партнере меня раздражает, напрягает. Может оказаться, что этот дефект исправимый, и после легкого намека он будет устранен…
Но если этого «что-то» становится много, если объем его не убывает, а нарастает, то никуда не денешься: надо отплывать, переводить отношения в другую категорию. В «приятельские» или «ровные», но лишь бы не дальше, к вражде и ненависти.
Тем более приходится поступать таким образом, если чувствуешь, что былая дружба тяготит не тебя, а твоего партнера…
Чаще всего такая ситуация характерна для парадигмы «больших величин». Но даже и в этом случае не следует рубить сплеча. Если изменилось положение, условия жизни друзей, если нарушился ранее существующий баланс их интересов, существует надежная гирька-противовес, которая позволяет сохранять добрые чувства, продолжать греть душу. Зовется эта гирька «тактичность».
Тактичность ушедшего «в отрыв», вперед – в умении не демонстрировать своего превосходства.
Тактичность отставшего – в способности не обременять друга, не ставить его в неудобное положение.
Тактичность в оценке ошибок, совершаемых другом. Способность прощать – не все, но многое.
Хотя я назвал тактичность «гирькой», но по своему устройству это сложный и чуткий инструмент, овладеть которым суждено не каждому.
Для меня образцом тактичности являются отношения Б. Ельцина и его однокашников, выпускников строительного факультета Уральского политехнического института (ныне технического университета). Вуза, который сегодня носит его имя.
Я уже упоминал о своем давнем и добром, с институтских времен, знакомстве с Александром Николаевичем Юзефовичем. В Уральском политехническом нас с ним объединяло занятие легкой атлетикой. Потом, несмотря на то, что оба работали в Перми, наши пути почти не пересекались. Я пошел по научной стезе, он сделал удачную карьеру в строительстве – стал вторым человеком в областном строительном комплексе.
Вновь мы сблизились в конце 1980-х. Теперь на основе наших общих демократических пристрастий. Вот тогда он и поведал мне о том, что учился вместе с «Борисом», о традиции, которая все послеинститутские годы существовала в их группе.
Раз в пять лет (без единого пропуска!) однокашники семьями вместе проводили отпуск. И всегда заводилой, центром притяжения был Б. Ельцин. Он являлся не только организатором, но и душой, моральным камертоном этой компании.
Но, при всех неоспоримых заслугах, отдать все лавры ангела-хранителя студенческой дружбы лишь Борису Николаевичу будет несправедливо. В ранней молодости прочность дружеского альянса определяется поведением двух «заинтересованных сторон». Проходит время, звучит свадебный вальс Мендельсона, и дуэт превращается в трио, а затем и в квартет. Молодым супругам дай Бог разобраться между собой, притереться друг к другу, а тут еще появляются инородные тела. Притягивающие или отталкивающие.
Как минимум, в половине случаев появление новых действующих лиц – жен (мужей) – отрицательно сказывается на дружеских отношениях. В практике моей холостяцкой компании получилось так, что наши молодые жены хорошо относились к нам, но без энтузиазма общались друг с другом. Случается и наоборот.
В феномене стабильности «ельцинской группы» огромная заслуга его супруги Наины Иосифовны. Я всего один вечер провел за одним столом с этой женщиной. Более того, сидел рядом с А. Юзефовичем прямо напротив нее. И с первых минут обратил внимание на ее доброжелательную естественность. За эти три с лишним часа я ни разу не заметил в ней даже намека на манерность, демонстрации чего-то, попытки привлечь внимания к себе, ни одной резкой интонации. При этом она не молчала, а принимала участие в общей беседе, внося в нее что-то неформальное и даже домашнее.
Когда через недельку я поделился своими наблюдениями с Александром Николаевичем, он ответил: она всегда и со всеми такая. Почему я столько внимания уделяю дружбе этих людей? Сначала – равных по положению, по кругу общения. Затем – разлетевшихся по разным орбитам, но сохранивших общий центр притяжения. Думаю, что центр был двуединым. Он состоял не только из студенческой дружбы, но и семьи Ельциных. Каждому из друзей просто по-человечески было лестно находиться в этом круге. И не только лестно, но и комфортно.
«Ребятам» было комфортно, благодаря «Борису», который в любой ипостаси по отношению к своим друзьям оставался неизменным – заботливым другом.
«Борису» – прежде всего, из-за ностальгии по молодости, верности старой дружбе, возможности хоть неделю побывать в кругу истинно своих. Тем более что «ребята» платили ему взаимностью: не угодничали, но и не напрягали своего, все более набирающего высоту друга. Они и сегодня вместе, потому что их объединяет память по дорогому им человеку.
В рефератах нескольких диссертаций политологов и историков я обнаружил ссылки на мою первую книгу («Стриптиз…»). Допускаю (и даже надеюсь), что это произойдет и с нынешней. И в то же время уверен, что из филологов никто и никогда не сподобится профессионально проанализировать текст моего произведения. Не по литературному Сеньке шапка! Но если это вдруг и произойдет, то исследователь обнаружит в нем довольно частое сочетание понятий «дружба» и «положение». Это закономерно, ибо довольно много людей принимают за дружбу то, что перепадает им как штатное приложение к их (обычно высокому) положению.
Рано или поздно пик успеха у конкретного человека оказывается позади. Выражения «он еще едет на ярмарку» или «этот уже едет с ярмарки» я унаследовал от своего отца еще в юности. А на себе прочувствовал состояние человека, возвращающегося с «ярмарки», в конце 1997 года. Не позже как через пару недель после того, как меня прокатили на выборах в председатели ЗС Пермской области. Так совпало, что эти выборы прошли накануне Нового года.
Еще вчера на очередную праздничную дату меня заваливали сотнями поздравлений. Сегодня, в канун 1998-го, не набралось и трех десятков.
Еще вчера уговаривали почтить своим присутствием личные «круглые даты», соответствующие застолья, просили «сказать словечко». Сегодня то же самое «лицо» прячет взгляд при встрече…
Надо смотреть правде в глаза: во многом соответствующие поступки «другой стороны» объективны, объяснимы. Более того, в подавляющем числе случаев они простительны. И не следует забывать, что есть такая штука, как «протокол», в соответствии с которым внимание оказывается не тебе лично, а занимаемому тобою «креслу». Именно к этому креслу подведена железнодорожная ветка для доставки ценного лишь на первый взгляд груза под названием «протокольное внимание». В твое бывшее кресло сел другой, а рельсы, станция назначения «внимания» остались прежними. Так что «груз» и впредь будет исправно доставляться по наезженной колее. Естественно, минуя тебя. Потому что количество «груза», как правило, остается постоянным. Чтобы оказать внимание новому владельцу «кресла» и тебе, «бывшему», нужно существенно увеличить общий объем внимания, протянуть новую «ветку», соорудить стрелочные переводы. А где их взять? Да и надо ли…
Когда настала пора «ехать с ярмарки» мне, я довольно спокойно отнесся к превращению некогда широкой реки внимания в ручеек и нисколько не обиделся на прежних «грузоотправителей».
За небольшим исключением. Среди «поставщиков внимания» были и такие, пусть немногие, кто настойчиво стремился выйти за рамки протокола, демонстрировал личную симпатию, стремление «дружить семьями»… Я, с моим возрастом и опытом, считал, что неплохо разбираюсь в людях и способен отличить тех, кто делает это не только по службе, но и по дружбе. Хотя бы для того, чтобы своевременно избежать близкого общения с представителями первой категории. В основном это сделать удалось, но по отношению к ряду лиц свои психологические способности я, увы, несколько переоценил.
Несколько лет подряд новогодний отпуск я с женой и внуком проводил на пермском курорте «Усть-Качка». Курорт многие годы возглавлял Владимир Васильевич Сидоров. Он был не только квалифицированным медиком, но и талантливым хозяйственником. Ему удавалось одинаково успешно рулить своим «кораблем» и в спокойных водах плановой, и бурных волнах рыночной экономики. При своей обманчиво-простоватой внешности он всегда имел свое интересное мнение по большому кругу вопросов, мог его не только защитить, но и реализовать на практике.
Мне с ним было интересно встречаться и как со специалистом, и просто как с человеком. Создавалось впечатление, что это взаимно. Встречались мы и на моей «территории», и, семьями, у него во время нашего отпуска, когда он настойчиво брал на себя роль гостеприимного хозяина.
И вот теперь уже отставной спикер и сенатор Сапиро снова в «Усть-Качке». Где-то через пару дней после приезда от «Васильевича» раздался сдержанный, дежурный звонок и дальше… глухо.
С первого дня своего пребывания во власти я понимал, что это положение – временное. Когда случалось что-то приятное, связанное с руководящим статусом (а в те годы это происходило не часто), я все время говорил жене: «Не привыкай!». В рамках этого «не привыкай» она ездила в переполненном автобусе проводить занятия в закамский комплекс пермского «политеха». Выслушивала в очередях 1990–1991 годов, как сладко живется женам «начальства» вообще и Сапиро – в частности. Исходя из того же принципа, мы не напрашивались и на усть-качкинские посиделки. Инициатива исходила исключительно от «принимающей стороны», представителя которой я считал личностью. И то, что Владимир Васильевич оказался не соответствующим этому высокому званию, меня огорчило больше, чем сам по себе «отъезд с ярмарки».
Не могу сказать, что он был единственным в этом роде.
Но, как пелось в незабвенном фильме «Айболит-66»:
«Это очень хорошо, что теперь нам плохо…»
Еще раз проявлю личную нескромность: не знаю, откуда это взялось, но я всегда подчеркнуто внимательно относился к людям, оказавшимся в положении «бывших». Особенно это проявилось после роспуска КПСС в 1991 году… Поэтому бальзамом на мои свежие раны оказалась подобная же реакция на мое свержение со стороны не только моих давних соратников, но и оппонентов. С. Леви, В. Прохоров, В. Рогальников, В. Сазанов, Д. Самойлов, Ю. Трутнев, О. Чиркунов, В. Чебыкин – это лишь малая часть тех, кто в то время предложил мне свое содействие, поддержку…