– Главная черта вашего характера?
– Ваш главный недостаток?
На первый я ответил: «Доброжелательность».
На второй: «Доброжелательность к тем, кто этого не заслуживает».
Одна из самых трудных для меня процедур – вынесение подчиненному взыскания, снятие с работы. Основное выражение при постановке задачи: «прошу». Почти все понимали это правильно: «обязательно для выполнения». Если кто не понимал, приходилось применять иные формы: сухой приказ, легкий «втык», внушение, сарказм, очень редко (для наглых) использовалась «неформальная лексика». Увольнял (выгонял с работы) очень редко, даже если были все основания: неформальные и формальные. Давал один, другой, третий шанс «исправиться», что было явным перебором и шло во вред делу.
Единственное исключение – сокращение в только что принятом и преобразованном министерстве в 1998 году. Старался быть предельно объективным, но сократил более 60 человек. Думаю, что всех по делу, но кое-кого, видимо, обидел – не хватало времени объяснить лично, по-человечески поговорить. Далось мне это не легче, чем бурлящие Чечня и Дагестан.
Когда у меня с кем-то устанавливались комфортные отношения (в ходе совместных тренировок и командировок, застолья, рейда «в тыл врага» – заграничную туристическую поездку, в землячестве…), уровень моей требовательности к субъекту отношений заметно понижался. Подсознательно я считал, что по дружбе партнер должен понимать меня с полуслова и бросаться на амбразуры, выполняя и перевыполняя мои ценные указания. По крайней мере, сам я поступал таким образом.
С партнерами чаще происходило наоборот.
Необходимо было обзавестись «know how», которое для непонятливых создавало бы чувство дистанции. Задача эта вынужденная, тяжкая, но неизбежная. А если она действительно неизбежная, то жизнь рано или поздно подкинет подсказки.
Когда исполнилась годовщина моей работы мастером, начальник цеха Митрофан Никитович Чернышов пригласил к себе в кабинет.
– Я задам тебе несколько вопросов по итогам твоей работы, а ты по каждому дай свою оценку.
После того как я ответил на последний вопрос, он перевернул лежащий перед ним листок чистой бумаги. На обороте были его ответы на эти же вопросы.
– А теперь сверим!
Большинство ответов совпало. В тех, что не совпали, я оказался более самокритичным.
– Хорошо, – произнес Чернышов, – тогда еще один вопрос: ты праздники с коллективом отмечаешь?
– Бывает.
– Предположим, ты был на дне рождения у Накорякова. Хорошо посидели. На другой день он упустил клещи в калибр. Твои действия?
Я задумался.
– Думаешь уже пять секунд!.. Давай договоримся: впредь с подчиненными не выпиваешь. Причина – язва желудка.
Так в моем руководящем арсенале появилось первое «know how» из комплекта обеспечения дистанции между мной и подчиненными.
Года через два я обзавелся еще одним.
Я уже писал, что многие годы для меня образцом для подражания был коллега и друг моего отца Анатолий Захаров[111]. Как-то горновой доменного цеха, начальником которого Захаров был в военные и первые послевоенные годы, рассказал мне такой эпизод.
– Отмечали мы праздник. Погуляли на славу. На другое утро догоняю Захарова метров за триста до проходной. Обнимаю.
– Как самочувствие, Толя? Отвечает.
– Какой кокс будем загружать, Толя? Отвечает.
– Толя, надо вставить клизму «Домноремонту» – халтурят. Отвечает.
Вошли на территорию завода. Я дальше:
– Толя!..
Захаров остановился и тихо, на ушко:
– Проходную уже прошли – и я не Толя, а Анатолий Федорович!
Через какое-то время и я попытался использовать этот «прием». Сработало! Более того, собеседник не только не обиделся, но посмотрел с уважением.
Если применение двух первых «know how» соблюдения дистанции ограничилось первыми годами пребывания меня в командирском качестве, то третье, извлеченное из сокровищниц народного юмора, я использую более тридцати лет.
Московская улица. Молодую, интересную женщину останавливает молодой человек:
– Танечка!
– Во-первых, Татьяна Ивановна. Во-вторых, я не знакомлюсь на улице.
– Извините, Татьяна Ивановна, вы прошлым летом отдыхали в Сочи?
– Может быть.
– В санатории «Ривьера»?
– Может быть.
– Третий этаж, комната 308?
– Допускаю.
– Танечка!..
– Татьяна Ивановна.
– Татьяна Ивановна, но вы же не могли забыть… как мы с вами…
– Молодой человек!Переспать с дамой – это еще не повод для знакомства!
Не один десяток раз я рассказывал этот анекдот в тех ситуациях, когда требовалось развести по разным углам «службу» и «дружбу», когда «проситель» начинал намекать на особые взаимоотношения. Глубочайший смысл слов «еще не повод для знакомства» доходил даже для людей, не перегруженных чувством юмора.
Здоровая, не обидная для подчиненного требовательность предполагает использование еще одного «know how»: она должна быть предельно персональной и конкретной.
Допустим, ваши подопечные допустили брак в работе, или не выполнили ее в срок, или два раза подряд проиграли со счетом 1:4 футболистам киевского «Динамо». Самое вредное, что вы можете сотворить для дела и лично для себя, – это обвинить всех «игроков» вместе, скопом в халтуре, отсутствии воли, мастерства…
Обвинив всех, вы противопоставили им всем себя одного.
Все не могут быть виноватыми, плохими. Виноват или кто-то персонально в чем-то конкретно, или командир (начальник, тренер). Третьего не бывает.
В этом я убедился уже в первый год своей «командирской» работы. Один из вальцовщиков моей смены неправильно настроил арматуру.
Старший вальцовщик этого не заметил. В итоге первая же полоса застряла в калибре, в брак ушли около трех тонн металла, стан простоял тридцать минут. В конце смены мастер ОТК[112] дал мне документ, в котором строчки, в которых указана величина ущерба от аварии, были заполнены. Пустой оставалась строка «виновник аварии». Назвать его должен был я.
Как гуманный и великодушный человек, в незаполненной строке я поставил прочерк и лихо расписался.
Через пару дней меня вызвал М. Чернышов и, показав тот самый документ, задал лишь один вопрос:
– Ты ничего не хочешь в нем изменить, добавить?
– Нет.
Без всяких комментариев он собственноручно вписал в строчку «виновник» мою фамилию, а в строку «решение начальника цеха»: «Лишить 100 % премии за месяц».
Этот наглядный урок я принял «к исполнению» на всю оставшуюся жизнь. При первой же подобной аварии я не только правильно заполнил «браковочное извещение». Накануне выдачи «окончаловки»[113] на оперативке по итогам месяца я произнес примерно следующее:
– Сработали неплохо. В чем каждый может убедиться, посмотрев в расчетную книжку. Премия у каждого получилась от 800 до 1500 рублей. Хотя могла быть 1000–1800. За упущенную разницу скажите спасибо Мышкину, который спросонья упустил клещи в калибр.
Это была последняя смена перед двумя днями отдыха, получения «окончаловки» и ее «обмытия».
После выходных Мышкин вышел на работу с «фингалом» под глазом. Минимум десяток раз в подобных случаях «герои дня», отведя меня в сторонку, просили наказать строже, но не позорить на людях.
В развитие этого «know how» внесла свой вклад фраза, которую приписывали И. Сталину и которую я услышал несколько лет спустя: «Каждое безобразие должно иметь фамилию, имя и отчество». Ее я цитировал уже представителям своего «младшего командного состава», производя над ними ту же экзекуцию, что и надо мной в свое время М. Чернышов.
Вполне вероятно, что читатель этой книги поинтересуется: почему большинство моих «know how» «произрастают» из первых, заводских лет работы?
Во-первых, потому, что первый опыт самый наглядный, чувствительный. Во-вторых, в таких ситуациях человек действует по логике, подобной логике работы программ борьбы со «спамом»: запоминает приметы нежелательных пришельцев и автоматически блокирует их дальнейший доступ в систему.
В-третьих, прямое производство, по армейской аналогии, – это не учеба и не маневры, это фронт, боевые действия. Это тот случай, когда уставы пишутся кровью.
В-четвертых, мастер, как и командир взвода, – это должность, где ты являешься посредником между контрастными социальными группами: «народом» и «начальством», находишься между молотом и наковальней. Продукт нормальной ковки прочен и долговечен.
На первый взгляд, в главе, которая посвящена тем, кому благоволит удача, кто добился большого успеха, не место грустному.
Но, когда касаешься темы дружбы и службы, увы, без этого не обойтись. Речь идет даже не о цене успеха, не о том, что за него надо платить. В прямом смысле – за образование и нормальные условия жизни, обеспечивающие должный уровень ОФП. В косвенном – добывая успех в трудах тяжких, но праведных. Эти платежи приятные. Заплатить даже приличные деньги за отличную книгу, удобное программное обеспечение, за интересную и полезную консультацию так же приятно, как ощущение мышечной боли после напряженной тренировки, которая только подчеркивает твою силу и боевую форму.
Но покоритель профессиональных вершин должен быть морально готов к тому, что, достигая успеха, он не только выигрывает, но и теряет. Прежде всего, малые (а, бывает, и большие) человеческие радости.
Не утверждаю, но не без оснований предполагаю, что чем большего человек достиг, тем более он одинок.
Человеку, хоть в чем-то от тебя зависимому, нельзя открывать душу. Один серьезный конфликт, обида – и он, следуя примеру А. Коржакова, когда-то преданного телохранителя Б. Ельцина, с потрохами сдает своего бывшего кумира.