«Белая» зависть довольно однообразна: всегда светла и продуктивна. Она зовет не просто к действию, но действию позитивному.
«Черная» – многообразная, но всегда недоброжелательная, желчная, вредная. Как для собственного, так и чужого здоровья.
Психологи часто цитируют Ф. Ларошфуко: «Зависть еще непримиримее, чем ненависть». Конечно, здесь речь идет о «черной» зависти.
Если мудреные термины узких специалистов свести к общеупотребительной речи и к тому же не очень стесняться в выражениях, то все многообразие истоков зависти (напомню: мы не вторгаемся в сферу личной жизни) можно свести всего лишь к трем категориям: обстоятельства; отсутствие необходимых способностей; лень.
Не так уж и редко человек мечтает о том, добиться чего практически не позволяют сложившиеся обстоятельства.
Способный юноша из бедной деревенской семьи не сможет стать классным теннисистом, ибо впервые узнал о существовании этого вида спорта в 17 лет, и то из телепередачи.
Выпускник университета, многодетный менеджер по продажам из райцентра Верещагино почти не имеет шансов учить студентов своему любимому древнегреческому из-за отсутствия в Верещагино спроса на этот интеллектуальный продукт, равно из-за отсутствия лично у него денег на приобретение жилья в вузовском городе…
Бизнесмен средней руки, не из Питера, может коллекционировать велосипеды, но не может, как Роман Абрамович, – яхты. Думаю, что и не сможет, так как новой ваучерной приватизации в России в ближайшие десятилетия не предвидится…
С отсутствием способностей, необходимых для осуществления мечты, картина аналогичная.
Маленький и коротконогий не может стать звездой балета. Тугой на ухо – дирижером.
Наивный не может стать удачливым политиком или бизнесменом.
Некоторые из наших героев превращают свою мечту в хобби, ограничиваются чувством «белой» зависти по отношению к более удачливым. Но и без «черной» тоже не обходится.
В мире богемы ее бациллы чувствуют себя особенно уютно.
В 1960 году, во время туристического круиза вокруг Европы, московский музыковед Нина Завадская пыталась убедить меня и моего друга инженера-строителя юру Мороза в том, что люди богемы и производства слеплены из разного теста. Я не поддавался. Тогда последовал вопрос:
– Вот ты желаешь сделать юре профессиональный комплимент. Что бы ты ему сказал?
– Юра! Здание детского садика, которое на той неделе сдало твое СМУ[179], получилось просто «супер»!
– А если усилить?
– Приемочная комиссия от восторга писала кипяточком!
– И юра будет счастлив, услышав это?
– Факт! Видишь, как светится!
– А как бы ты сделал то же самое, если бы юра был оперным певцом?
– юра, ты вчера затмил самого Карузо!
– А усилить?
– Ну, поклонницы… кипяточком!
– Так вот, ребята! юра-певец не будет счастлив от такого комплимента. Он будет счастлив лишь в том случае, если ты добавишь: «А Петя на твоем фоне блеял, как козел!»
Когда люди не только завидуют, но и безуспешно пытаются осуществить свою мечту, мне их искренне жаль. Все они пострадавшие. Первые являются жертвой обстоятельств, вторые – собственной переоценки.
Ни малейшей антипатии я к ним не испытываю.
Чего не могу сказать о лентяях.
Если я отношу кого-либо к категории завидующих лентяев, то совсем не обязательно, что данный конкретный представитель человечества ленив во всем. Ленив он именно в том занятии, в котором больше всего хотел бы добиться успеха, в том, что является объектом его зависти.
Эталонным воплощением этого был мой коллега по ППИ, которого зашифруем под «ТФ». Ввожу я эту конспирацию, чтобы не нарушать принцип, который соблюдаю полвека: о конкретных фронтовиках плохо не говорить. А ТФ не только воевал, но и был ранен.
Мы познакомились году в 1964-м. Я был в очной аспирантуре у Е. Гинзбурга в ППИ, ТФ – направлен от политеха в московскую аспирантуру. Он старше меня лет на десять, но защитились мы почти одновременно. В политехе я был новичком и начинал карьеру со старшего инженера экономической лаборатории при совнархозе, ассистента кафедры. ТФ, любимец ректора, до аспирантуры был секретарем парткома, начальником штаба стройки корпусов института. Сразу после окончания аспирантуры его назначили заведующим лабораторией, не очень деликатно «отодвинув» ее создателя Е. Гинзбурга.
ТФ мог целыми днями пропадать на стройке, проводить совещания и заседания и даже фонтанировать идеями. Но написать собственной рукой более страницы было для него мукой. Не знаю, как он преодолел эту сложность, работая над кандидатской диссертацией, но когда дело дошло до докторской, процесс забуксовал.
Своим подопечным он давал задания, и они тащили ему десятки килограммов научного полуфабриката, который под собственную оригинальную идею надо было систематизировать и изложить в едином стиле. И то, и другое мог сделать только автор (о наличии научно-литературных «негров» в те годы мы даже не знали). ТФ не только не мог найти свою научную «золотую жилу». У него не хватало терпения (да и умения) ее искать.
Все время его правления (потом он одновременно возглавил и кафедру) я был его «правой рукой»: одним из ведущих преподавателей кафедры, научным руководителем исследовательских работ в лаборатории, много писал и, соответственно, публиковался во всесоюзных научных журналах. Сначала неформально, а потом и официально у нас сложились добрые рабочие и человеческие отношения. Работая «на себя», я вносил солидный вклад и в «командный зачет».
Но лет через пять я почувствовал, что мой шеф, при внешне прежней доброжелательности, стал меня «притормаживать». То не отпустит на важную для меня научную конференцию, то пошлет в колхоз руководить студентами, то подкинет непрофильную работу… «Смена климата» по срокам совпала с моей просьбой дать творческий отпуск, как было написано в заявлении, «для завершения докторской диссертации».
Диагноз не вызывал сомнений: «белая» зависть у моего соратника трансформировалась в «черную».
Отпуска мне не дали, и через три года я был вынужден перейти в Пермский госуниверситет[180].
Рецидив «черной» зависти (по крайней мере, по отношению ко мне) случился у ТФ в 1976 году, когда он пришел на защиту моей докторской диссертации и выступил «против».
Проголосовали за меня единогласно. После защиты член Ученого совета, декан юридического факультета А. В. Рыбин сказал мне:
– Евгений Саулович, а ты у ТФ в должниках. Как минимум два члена совета, в том числе я, колебались, как проголосовать. Но после его явно предвзятого и бестолкового выступления уверенно поддержали тебя.
По поводу людей «с положением», носителей «черной» зависти, у меня имеется еще одно наблюдение, которое не претендует на закономерность, но может быть использовано как информация к размышлению.
Обычно это люди не без способностей, но по своему характеру разбросанные и по этой причине не способные доводить задуманное до завершения. Именно с этой особенностью характера ТФ связан еще один эпизод наших с ним взаимоотношений.
С моим уходом из ППИ в университет характер ТФ, естественно, не изменился. Через пару лет он попытался «скушать» сменившего меня на вторых кафедральных ролях Александра Русейкина. Но не на того напал. А. Русейкин был в то время секретарем парткома политеха и вполне резонно перешел в контратаку. Дело дошло до райкома КПСС, где была создана специальная комиссия. Ее председателем назначили доцента сельхозинститута, который обратился ко мне с просьбой прояснить кое-какие вопросы этого, как он выразился, «давнего и запутанного дела».
Вопросы, которые председатель райкомовской комиссии задавал, касались двух тем: научной состоятельности ТФ и причин моего ухода из ППИ. Более часа я добросовестно на них отвечал, откровенно не прилагая усилий к защите ТФ. Мой собеседник внимательно слушал, периодически делая записи в своем блокноте.
После моего последнего ответа председатель закрыл блокнот и спросил:
– Извините, но я хотел бы задать еще один вопрос. Не по теме и поэтому «без протокола».
– Ради Бога.
Он достал из папки конверт с прикрепленным к нему листком и продолжил:
– Мы получили анонимку, в которой говорится, что ТФ имеет любовницу, лаборантку, со всеми вытекающими отсюда приключениями. Анонимку мы можем не рассматривать, но я для себя хочу понять: заслуживает все это внимания или нет?
На все предыдущие вопросы я отвечал после паузы, тщательно обдумывая то, что собираюсь сказать. На последний вопрос я ответил моментально:
– Категорически нет!
– Евгений Саулович, еще раз извините, но вы не последовательны. В течение всей нашей беседы вы мягко, но однозначно характеризовали ТФ с отрицательной стороны, а сейчас решительно встали на его сторону.
– Извинение принимаю и поясняю: целый час я вам на разных примерах пытался показать одно: ТФ ничего не доводит до конца.
В этом отношении антиподом ТФ и образцом отношения к делу является многолетний лидер Свердловской области Эдуард Россель. За почти 20 лет нашего знакомства я не менее пяти раз был свидетелем того, как он принимался за какой-нибудь проект. Глобальный или сугубо местный, «долгоиграющий» или «блиц»… Автомобильная дорога Качканар – Теплая Гора, международная ярмарка оружия в Нижнем Тагиле, двухпалатный областной парламент, Национальный экономический форум… За что бы он ни брался, он все доводит до завершения. Или до стадии, дальше которой его возможности исчерпаны (так произошло с идеей Уральской республики). Национальный экономический форум в Екатеринбурге он создал еще до Петербургского и, тем более, Байкальского. Первые годы федеральное руководство его чтило, затем охладело, неформально перевело в статус второразрядного. Другой бы тихо прикрыл эту затею. Но только не Россель, который в одиночку второй десяток лет тянет этот воз, год от года повышая его уровень.