[535]. Это люди, которые еще прозябают в заботах; им никогда не вкусить оной трапезы. Другой же сказал: «Я приобрел пять пар волов». Эти пять пар волов, как кажется мне, указуют, собственно говоря, на пять чувств, ибо всякое чувство имеет две стороны, да и язык сам в себе разделен пополам. Потому-то, как я позавчера говорил — когда Бог жене сказал: «Приведи ко мне твоего мужа», а она сказала: «У меня его нет», Он же сказал: «Это правда, у тебя было их пять, и тот которого ныне имеешь, не муж тебе»[536]. Здесь имеется в виду: те, что живут, руководствуясь пятью чувствами, никогда не вкусят этой трапезы. Третий сказал: «Я женился и прийти не смогу». Душа в полной мере является мужем, когда она обращена к Богу. Если же она обращается долу, то зовется женой. Но если Бога познаешь в себе самое и ищешь Бога внутри, то душа будет мужем. При Ветхом Завете мужу запрещалось надевать на себя женское платье, а женщине — платье мужское. Итак, душа — это муж, когда она без посредничества в простоте устремляется к Богу; но если она взирает на что-либо внешнее, то будет женой. И хозяин сказал: «Воистину, им никогда не вкусить Моей трапезы», рабу же сказал: «Пойди по узким и дальним проулкам и изгородям и на широкие улицы». Чем уже, тем дальше. «По изгородям»: некоторые силы огорожены тем или иным местом. Той силой, которой я вижу, не слышу, а той, которой я слышу, не вижу. Так и со всем остальным. Однако душа вся целиком находится в каждом отдельном члене, и одна сила ни к чему не бывает привязана.
Ну, а кто же сей «раб»? Это — ангелы и проповедники. Но, как кажется мне, раб этот — искорка. И вот, он рабу говорил: «Пойди по изгородям и приведи многих людей: слепых и хромых, больных и убогих. Истинно, никто моей трапезы больше не вкусит»... Чтобы и нам отбросить три оные вещи и тоже стать мужем, в этом помоги нам, Боже. Аминь.
ПРОПОВЕДЬ 20b
«Один человек сделал ужин, большую вечернюю трапезу». Кто готовит трапезу по утрам, тот приглашает всяких людей; но на вечернюю трапезу приглашают великих людей и милых сердцу людей и очень близких друзей.
В христианской Церкви сегодня отмечается день Тайной вечери, которую наш Господь приготовил Своим ученикам, Своим близким друзьям, и на ней Он дал им Свое священное Тело в качестве пищи. Это — первое.
А вот другое значение «вечерней трапезы»: прежде чем наступит вечер, должны миновать утро и полдень. Божественный свет просияет в душе и сотворит утро, в этом-то свете душа устремляется в даль и в высь, в полдень; за ним идет вечер.
Теперь давайте поговорим в ином смысле о вечере. Когда исчезает свет, наступает вечер — когда целый мир отпадет от души, будет вечер; тогда душа приходит в покой. И вот святой Григорий говорит о вечерней трапезе: когда едят по утрам, то затем следует другая еда, после же ужина другой трапезы не бывает[538]. Когда душа за ужином насладится едой и искорка души стяжает Божественный свет, то ей не нужна больше еда, она ничего не ищет снаружи, целиком держась в Божественном свете. Святой Августин говорит: Господи, если Ты Себя отнимешь у нас, то дай нам другого Себя; иного же кроме Тебя нам не хватает и мы не хотим ничего другого помимо Тебя[539]. Наш Господь отнял Себя у Своих учеников как Бога и человека и отдал Себя им обратно как Бога и человека, но другим способом и в другой форме. Это как если где-то находится большая святыня, то ее нельзя запросто трогать и видеть; ее заключают в кристалл или во что-то другое. Так поступил и Господь наш, когда подал Себя как иного Себе. Бог дает Себя со всем, что Он есть, на вечерней трапезе Своим милым друзьям в качестве пищи. Святой Августин страшился этой еды, но тут некий голос сказал ему в духе: «Я — пища для взрослых, расти и ты примешь меня и вкусишь Меня. И не ты изменишь Меня в себе, но ты изменишься во Мне»[540]. От той пищи и пития, что я принял тому назад четырнадцать дней, сила моей души извлекла самое чистое и самое тонкое и принесла в мое тело, объединив со всем, что во мне, так что (в теле) не осталось столь малого, куда вставить иголку, что не объединилось бы с этим; и это подлинно едино со мной, как и то, что я принял в чреве у матери, когда жизнь изначально вливалась в меня. Точно так же, по существу говоря, сила Духа Святого берет самое чистое, тонкое и высокое, искорку души, и несет ее в высь, в огне и в любви, как я теперь расскажу о дереве. Сила солнца берет в корне дерева чистейшее и тончайшее и все это тянет вверх до ветвей, и там это становится цветом. Не иначе искорка в душе возносится всяческим образом в свете и в Духе Святом — так возносится в первый исток и так объединяется с Богом и так стремится в Единое и гораздо подлинней с Богом едина, чем еда с моим телом... да, много больше, и больше настолько, насколько она чище и благородней. Потому-то Он (Господь) говорит: «большую вечернюю трапезу». А Давид говорит: «Господи, сколь обильна и разнообразна сладостность и еда, которую Ты утаил от всех тех, кто боится Тебя»[541]. И кто со страхом вкусит оную трапезу, тому она никогда по настоящему не будет по вкусу; ее принимать нужно с любовью. Оттого-то любящая Бога душа имеет над Богом полную власть, так что Он должен отдать ей всего Себя целиком.
Ну так вот, святой Лука говорит: «Некий человек подал большую вечернюю трапезу»... Этот человек имени не имеет, этот человек не имеет подобных себе, человек этот — Бог. У Бога нет имени. Один языческий учитель сказал, что ни один язык не может изречь о Боге подходящего слова из-за чистоты и возвышенности Его бытия[542]. Если мы толкуем о дереве, то толкуем, прибегая к вещам, сущим над деревом, скажем, к солнцу, которое действует в дереве. Но так о Боге в собственном смысле нельзя говорить, ибо над Богом нет ничего, Бог не имеет причины. А еще мы толкуем о вещах посредством подобия. Но и так мы в собственном смысле ничего не скажем о Боге, ибо Ему ничто не подобно. В-третьих же, о вещах толкуют, исходя из их действий. Так, когда рассуждают об искусности мастера, говорят о картине, которую он создал, картина открывает искусность мастера. Все творения слишком ничтожны, чтобы явить Бога, они все суть ничто против Бога. Поэтому никакое творение не может изречь на основе Божественных дел ни единого слова о Боге. Вот отчего говорит святой Дионисий: все, кто хочет выразить Бога словами, неправы, ведь ни одно слово не способно выразить Бога[543], но Он изрекает Сам Себя в Себе Самом. Посему Давид говорит: «Во свете Твоем мы узрим свет»[544]. Лука говорит: «один человек»; он «один» и он «человек», он ничему не подобен и он все превышает.
«Господин послал своих рабов...»[545] Святой Григорий утверждает, что рабы эти — орден проповедников[546]. Я скажу об ином рабе, это — ангел. Еще же мы поговорим о рабе, о котором я много раз толковал: это разум в той окружности души, где она касается ангельского естества[547] и является образом Бога. В этом свете душа имеет общее с ангелами, а равно и с ангелами, падшими в преисподнюю и все же сохранившими благородство своего естества. Здесь искорка стоит обнаженной, вне какого-либо страдания, обращенной в бытие Божье. Душа имеет также сходство с добрыми ангелами, которые постоянно трудятся в Боге, принимают в Боге и возвращают обратно весь свой труд в Бога, они принимают Бога от Бога в Боге. Этим-то благим ангелам подобна искорка разума, созданная Богом без того или иного посредничества: возвышенный свет, образ Божьего естества, созданный Богом. Вот какой свет душа носит в себе! Учителя говорят, что в душе есть некая сила, она зовется синтересис[548], хотя это не так. Словом «синтересис» называется нечто, во всякое время обращенное к Богу и никогда не хотящее зла. Оно и в аду обращается к благу. В душе оно всегда противостоит всему, что не чисто и не божественно и без конца зовет на оную трапезу.
Посему Он говорит: «Он послал своих рабов, дабы пришли те (званные): все уже приготовлено». Никому не следует спрашивать, что он принимает в Теле нашего Господа. Искорка — она стоит наготове к принятию Тела нашего Господа — во всякое время обретается в бытии Божьем... Бог дает Себя душе всегда сызнова, в становлении. Он не говорит: «это стало» либо «это станет», нет же: это всегда ново и свежо, как бы в становлении без перерыва.
Потому-то Он говорит: «все приготовлено ныне».
И вот один учитель сказал, что некая сила души лежит выше глаза, она просторней целого мира и пространней небес. Оная сила берет все, что вносится в глаз, и возносит все в душу[549]. С этим спорит другой учитель и говорит: нет, брате, это не так; все, что с помощью чувств вносится в оную силу, души не достигнет; однако сие очищает душу, готовит и снаряжает ее, дабы она смогла чисто принять свет ангела и Божественный свет[550]. Потому Он говорит: «все ныне готово».
Но они не приходят — те, которые позваны. Один говорит: «Я купил хутор, я прийти не смогу». Под хутором подразумевается все, что земное; пока душа несет в себе то, что земное, она к трапезе не приступит. Другой же сказал: «Я купил пять пар волов и прийти не смогу, мне надо их испытать»: пять упряжей волов — это пять чувств. Каждое чувство разделено пополам, что и составляет пять пар. Покуда душа следует пяти чувствам, ей ни за что не приступить к оной трапезе. А третий сказал: «Поял жену, прийти не могу». Я много раз уже говорил: муж в душе — не что иное, как разум. Если душа вознесется разумом прямиком к Богу, то она будет мужем и будет одним и не будет двумя. Напротив, когда душа обращается долу, то становится женщиной. Единым помыслом и одним взглядом вниз она облекается в женское платье; такая тоже к трапезе не приступит.