Ну а теперь давайте поговорим о Божественных вещах, о Лицах и сущности, в это надо тщательно вникнуть. Те же, кто не поймет этих речей, пусть вернутся к исповеданию, которое я только что произнес, и оно таково: три Лица в одной сущности, и одна сущность в трех Лицах. Подумайте, мы будем говорить об Отце и отцовстве, и знайте, что оные два не различаются по (своим) двум предметам. Нет, они суть единый предмет, и более того, они суть едины и трое, в соответствии с образом толкования[706]. Посмотрите, как надобно разуметь отцовство. Его понимают как способность того, кто станет Отцом. Отца видно там, где Он рождает, а отцовство узришь в способности того, кому предстоит стать Отцом. Сему мы находим пример в девице, которая является девой. По роду ее сущности ей свойственно все материнское и, однако, она не является матерью. Так же толкуй об Отце: по способности, в силу которой Он может родить, Ему присуще нечто отцовское, тогда же, когда Он родит, Он станет Отцом. И заметьте, как следует понимать различие Отца и отцовства, если эти самые речи духовно перевести на душу. Мы имеем в виду то состояние, когда она так возвышена и уготована Духом, что охватывается Его светом и преображается по образу Божьему: вследствие сокровенного преображения Божественной силой душа стяжает Божественную способность. Смотрите, из-за этой сокровенной способности душа тоже зовется отцовской. Когда же она озаряется в откровении, то рождает вместе с Отцом, и тогда, вкупе с Отцом, она зовется Отцом. Таково различье в душе Отца и отцовства.
А еще заметьте себе различие Сына и сыновства и знайте, что сии два также не различаются двумя (своими) предметами. Нет, это единый предмет. Сыновство берется как нечто нерожденное, в способности того, кто станет Отцом. Ибо, не присутствуй оно в отцовской способности как нечто нерожденное, то оно и не могло бы родиться в Отце, ведь чему предстоит изойти, то должно находиться внутри. Так выводится сыновство. Ну а Сына ты выведешь из рождения Отцом Своего собственного Слова; здесь и Отец станет Отцом. Сын — это тоже Бог: Сам по Себе, но не от Себя Самого, нет, но только от Отца. Будь Он Богом Самим по Себе, Он не был бы единым с Отцом, и тогда без начала должны бы быть двое, что невозможно. Так выводятся три различающих свойства. Вот свойство Отца — что Он ни от кого, но лишь из Себя Самого; вот свойство Сына — что Он не из Себя Самого, но исходит от Отца по образу порождения[707].
Свойство Духа Святого заключается в том, что Он не исходит от Отца по образу порождения; нет же, Он исходит от Двоицы, от Отца вместе с Сыном, и не в результате рождения, а как (Их) любовь. Ведь те Двое, что различны по Лицам, не могут вместе родить что-то одно. То единое, что Они порождают совместно, — это любовь. Вот почему Дух Святой не рождается, ибо исходит от Двух, а не от одного только Отца, как говорят иные учителя, — что Дух-де Святой исходит лишь от Отца, но не от Сына[708]. Это неправильно: когда Отец рождает Сына, Он сообщает Ему всю Свою сущность и все то совершенство, что относится к сущности естества, и Отец ничего не скрывает от Сына. Поэтому Отец не может один родить Духа, как один родил Сына. Если бы оные учителя это уразумели, то сие послужило бы им достаточным доказательством. Они же говорят и ничего не понимают. И ошибка следует из того, что Сын, по их слову, действует как Бог[709] от Себя Самого, а не от Отца. Вообще же считают, что Сын может изводить Духа, хотя и не от Себя Самого, но от Отца, от Него же и Сам Он. Итак, Святой Дух исходит от Двух, а не Одного, но не поскольку Их двое, а поскольку Они суть единое. Это говорилось о Сыне и сыновстве.
Но меня могли бы спросить о Духе и духовности, и можно ли так говорить или нельзя, и существует ли что-то, что противоречит этим вещам, так что о них нельзя было бы говорить? Мы уже знаем, что сыновство следует разуметь в том же смысле, что и отцовство — когда Сын Отцом еще не рожден. Но это неприложимо к тому, что можно изречь о Духе и о духовности. Надо бы подумать, не найдется ли какой-нибудь новый и более подходящий способ, чтобы рассуждать о них. Мы толкуем Двоицу через Единицу. И тут заметьте различие Духа и духовности. Во-первых, когда говорят: «Двоица», то разумеют Сына и Отца, когда же говорят: «через Единицу», то разумеют духовность. Иными словами, под Единицей, свободной от всяческих форм, понимают духовность, а когда речь идет о Том и Другом, то имеют в виду Духа, который по Своим свойствам отличен от Отца и Сына.
ЛАТИНСКАЯ ПРОПОВЕДЬ 49
1. «Чей это образ и надпись?»
На этот вопрос отвечает тот же апостол, Кол. 1: «Образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари»[711].
Заметь две вещи. Первое, что образ, согласно Августину, следует искать там, где душа — воистину свет, не погасший от соприкосновения с телом; там, куда не допускается ничего, имеющего «образ мира сего»[712]; где находится верхняя область в душе, а также там, где вершина души соединяется с ангельским светом[713]. Во-вторых, заметь, что образ как таковой по своему понятию не может быть отделен от того, образом чего он является[714].
Еще же заметь по поводу первого, что туда, где находится образ, ничто не войдет, кроме единого Бога и, согласно некоторым, рождаемой Богом (в душе) теологической добродетели[715], Иез. 1: «Я увидел затворенные врата в доме Господнем»[716].
«Бога невидимого», Ин. 1: «Бога никто не видал когда-либо»[717]. «Никто», ни один человек. Исх. 33: «Не увидит Меня человек и жив будет»[718]. «Когда-либо», то есть не во времени, на различие коего указывает «когда-либо». Стало быть, «Единородный (Сын), сущий в недре Отчем, Он явил»[719].
«Рожденный прежде всякой твари», то есть предпосланный всякой твари как Образец, которому она должна уподобиться — как живописец перед учеником ставит картину, и тот должен сработать подобную ей. Поэтому, согласно Августину, подобие обретается во всяком творении, а образ — лишь в имеющем разум[720]. Либо «преждерожденный и пр.» — ранее всего сотворенного.
Итак, открывается «чей это образ», именно «Бога невидимого», открывается также, где его надо искать, — в верхней части души; остается узнать, как нам ему уподобиться. Этому учит апостол, Кор. 11: «Муж не должен покрывать главы, потому что он есть образ и слава Божья»[721], Кор. 3 в конце: «Мы же открытым лицем взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от сияния в сияние, как от Господня Духа»[722].
«Преображаемся» по двум причинам: во-первых, оттого что прежняя форма отступает, во-вторых, потому что (сей образ) превосходит всякую форму и превышает ее. «От сияния в сияние», иначе сказать от естественного света в сверхъестественный и, наконец, от света благодати в свет славы[723]. Или так: порой душа принимает Божественные осияния, но они рассеяны под видом телесных вещей. И стало быть, «от» такого «сияния» стремится душа перейти «в сияние», покоящееся в себе самое, пока, наконец, не взойдет в нем к Тому, Кто «обитает в неприступном свете», Тим. 6[724]. Вот почему в приведенном стихе следует: «как от Господня Духа».
Дальше: «и надпись». Откр. 3: «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града нового Иерусалима», и ниже: «и имя Мое новое»[725]. Изложи по отдельности, как знаешь.
2. «Чей это образ?»
Заметь, образ, во-первых, подобен, Ин. 3: «Будем подобны Ему»[726]. Тот Богу подобен, кто не уподобляется никакому творению, а это тот, кто оставил все и преобразился на горе со Христом. Богу ведь свойственно не иметь ничего подобного, либо подобия. Во-вторых, (образ) должен быть подобен по природе, по виду и даже, насколько возможно, в частных свойствах и не в чем ином, дабы в нем познавалось то, чьим он является образом. Ибо для этого и ради того он создается. Отсюда, в-третьих, по Августину, сходство принадлежит к совершенству образа[727]. В-четвертых, образ есть исторжение и истечение из того, образом чего он является. Пятое же (заключается в том), что все чуждое, или другое, находится вне сущности образа, например, камень, краска и прочее вроде того. Потому-то, как учит Аристотель против Платона, вещь познается через свой образ, а не через идею[728].
Из этого пятого и второго, уже указанного, свойства (следует): образ не соисчисляется с тем, чьим он является образом, словно пара субстанций, но одно присутствует в другом, «Я в Отце и Отец во Мне»[729]