Еще чуть-чуть, и телега, обогнув холм, втянется в высотку. Вот тогда-то и наступит его черед. Он смотрел, будто ощупывая взглядом четырех прорв, сидящих по обе стороны от Бурого и возчика. Этот был не из волкоглавых. Леха глядел на его ссутуленную спину и понимал, что бедолага и сам до жути боится седоков. Телега приближалась. Бывший страж уже слышал скрип ее колес. Он поманил Черного и чуть заметно кивнул. Пес оскалился, показав клыки прирожденного охотника. Вожак прекрасно знал, что сейчас надлежит делать. Лай и рычание всхлестнули, точно перечеркнув, дотоле спокойный, размеренный ход унылого каравана. Псы будто выросли из травы и, оскалившись, бросились в атаку. Гомон и визг сотрясли округу, толпа пленниц и немногочисленные пленники бросились вперед. Не знающие страха прорвы силились оказать сопротивление, но стоило им выцелить одну собаку, как две другие уже рвали стрелка. Через мгновение месиво испуганных людей и чешуйчатых хлынуло в распадок, в панике стараясь пролезть как можно дальше и быстрее.
Именно это и нужно было Лешаге. Огрызающиеся зверолюды не оставляли своего поста и лишь отталкивали прикладами напиравших пленников. Все их внимание было поглощено этим незамысловатым занятием. Никем не замеченный, Лешага возник около телеги, два ножа блеснули в его руках.
«Честный бой — недопустимая роскошь, — утверждал Старый Бирюк. — Вы можете вести его лишь с теми, кого безмерно уважаете. Но таких людей не стоит убивать. Все же прочие, проявив враждебность, уже обманули ваши ожидания, а потому действуйте, как выгодно вам, не считаясь с тем, что скажут другие».
Два зверолюда упали возле телеги, даже не успев обернуться. Два выстрела — и еще два трупа. Леха бросился к Бурому и с максимально возможной скоростью начал перерезать кожаные ремни. Перепуганный возница хлестнул лошадей…
— А ну, стой! — рыкнул Лешага.
Беднягу, как ветром, сдуло с козел. Бывший страж рванулся вперед, натягивая вожжи, пытаясь остановить упряжку. И в этот миг двое прорв, взявшихся невесть откуда, повисли у него на плечах, едва не сбив с ног. Схватка была короткой, но испуганные кони понесли, словно оглашенные, радуясь, что бич не хлещет больше их спины, и удила не калечат рты. Они мчались, как никогда раньше, и не будь за их хвостами груза, вообще едва касались бы земли копытами.
Леха бросился вслед. Сейчас бы, вероятно, стоило подстрелить одну из скачущих очертя голову лошадей. Но для этого тоже необходимо оторваться от мечущейся в ужасе толпы, заполняющей все пространство вокруг.
Воин бежал, ловя миг, чтобы остановиться и выстрелить. Конские головы мелькали, их то и дело загораживали свисающие ветви деревьев, — отвратительная мишень. Еще десяток шагов. Лешага вдохнул полной грудью, переводя дыхание, и… Волна разрывающего душу ужаса обрушилась на него, словно камнепад, сметая все на своем пути, не щадя ни правого, ни виноватого, давя, размалывая, сокрушая волю с презрительным безразличием стихии. Воин согнулся, будто в живот ему только что двинули по меньшей мере бревном. Взвыл, скорчился, попытался сделать еще один шаг, а затем неимоверным усилием воли еще один. Затем упал на вытоптанную тропинку, стараясь одолеть сковавший мышцы спазм и теряя последние силы. Его трясло от дикой, разламывающей тело боли. Желание в ужасе отпрянуть, бросить оружие и бежать, бежать, куда глаза глядят, не думая ни о чем, застилало разум. Он полз вперед, скуля от ужаса, цепляясь ногтями, словно крючьями, в землю, не давая себе шанса отступить. Руки сводило и дергало, словно конвульсией, а он все полз вперед, пока свет вдруг не погас у него в глазах, будто обрубленный ударом топора.
Глава 13
Смиренный брат поставил на стол блекло-голубые железные миски в сетке мелких трещинок и пятнах отбитой эмали.
— Что это? — насторожился Марат, подозрительно глядя на содержимое посудин. Оно не вызывало аппетита, зато пробуждало массу подозрений.
— Еда, — буркнул замаскированный. — Усиленный паек для комсостава.
— Еда? — чешуйчатый еще раз с сомнением оглядел желтоватое месиво с едва заметными малюсенькими прожилками мяса, политое коричневой жижей. — Ты уверен? Может, попробуешь?
Монах пожал плечами, взял ложку и принялся наворачивать жорево за обе щеки.
— Э-э! Не налегай! Уймись! Верю, что не отравлено. Но что это такое?
— Каша из картофельного порошка и мясо туши.
— Никогда не слышал о таком звере. Хоть как он выглядит?
— Не знаю, — последовал равнодушный ответ. — У нас он в жестяных банках.
Закончив отвечать на вопросы, брат-прислужник повернулся к Лилии и достал из кармана маленький, завернутый в блестящую металлическую обертку прямоугольник. — Это шоколад для вас, отец Настоятель передал из личных запасов. Кушайте. Очень вкусный.
— Вот еще! — девушка с надменным видом отвернулась.
— Мне попробовать?! — Лица монаха не было видно, но в голосе слышалась надежда.
— Но-но! — интонации чешуйчатого были не то, чтобы стальными, но толстая жесть в них уже намечалась. — Давай, иди отсюда, шевели конечностями, без тебя разберемся.
— Как пожелаете, — смиренный брат направился к двери. Пришлые ему куда больше нравились бы в качестве пленников, но спорить с преемником легендарного Майора было все равно, что осуждать провидение. Всякий знал, ослушание карается жестко и однозначно. Кто знает, уж как там обстоит дело с провидением, о котором рассказывает на проповедях отец Настоятель, но сам-то он здесь, и рука его тяжела, словно участь ослушника.
Лилия с недоумением глядела, как юнец с жадностью поглощает похожую на клейстер странную кашу, радуясь жизни с неистовым щенячьим восторгом. Наконец, он выскреб свою миску и с недвусмысленным интересом поглядел на порцию девушки.
— А ты почему не ешь? — удивленно спросил герой-недоучка, плотоядно облизываясь. Желудок его заурчал, напоминая хозяину, что уже проснулся, но еще не насытился. Однако сила воли превозмогла, и Марат все же попытался вразумить окончательно загрустившую спутницу. — Выглядит, конечно, странно, и зверь неведомый, но на вкус очень даже.
— Не хочу, — коротко бросила дочь старосты. Не объяснять же этому дураку, непробиваемому в своем слепом обожании, что творится в ее душе. Сейчас он раздражал ее этим своим здоровым детским голодом, почти беззаботностью, с которой относился к их невзгодам. Как можно есть подачки с чужого стола, когда они находятся во власти какого-то помешавшегося от собственного могущества и безнаказанности зверя в человеческом облике. Попади они в плен, можно было еще надеяться, что Лешага не бросит их, придет и спасет. А сейчас… — эта мысль жгла огнем, — ее мужчина о чем-то договорился с этим прорвьим выкормышем и ушел невесть куда, оставив их на произвол судьбы!
— Почему? — вопрос Марата отвлек ее от жалящих, словно дикие осы, мыслей.
Гордое молчание было ему ответом.
— Впрочем, как хочешь, — чешуйчатый пристально глянул на нее своими огромными желтоватыми глазищами и тут же, словно устыдившись, отвернулся. — Можно я тогда съем? Чтоб не испортилось…
Девушка пальцем отодвинула от себя миску и уставилась в стену.
— Может быть, хоть этот, шоколад съешь? — не отставал настойчивый юнец, еще больше раздражая ее.
— Не приставай! — оборвала его Лилия. — Хочешь есть — ешь! А ко мне не лезь!
Ей больше всего сейчас хотелось побыть одной. В этот миг она почти ненавидела Лешагу, походя выдернувшего ее из привычного мира. «Что это было? Нелепое стечение обстоятельств, не более. Так, стряхнул прилипший к сапогу листик. Интересно, скольких людей он лишил жизни просто потому, что те не вовремя оказались у него на пути? А главное, этот чурбан даже не понял, просто не заметил, что именно он натворил! — ей вспомнились слова Красного о провидении. Девушка зло мотнула головой. — Глупости это все!»
— Злишься? — драконид выскреб миску, облизал ложку и бросил в пустую посуду. Внезапный громкий звук неприятно резанул слух. От неожиданности дочь старосты дернула плечом, словно уклоняясь от удара.
— Какое тебе дело? — фыркнула она.
Марат поглядел на нее печально и только вздохнул. Девушка почувствовала укол совести за свою вспышку.
— Извини, — Лилия повернулась к товарищу по несчастью. Он-то уж точно ни в чем не виноват.
— На Лешагу злишься? — понимающе спросил Марат. — Я на него тоже поначалу злился. Он меня, когда первый раз увидел, так чуть вовсе не зашиб. И потом еще зажарить пообещал.
Дочь старосты с интересом посмотрела на юнца.
— Да ну? Он о тебе заботится, я же вижу, — она невольно вспомнила их первую встречу.
— Да Лешага меня вообще с собой брать не хотел! Он такой непростой, слова доброго не скажет. Никогда не знаешь, чего от него ждать. Меня вот сперва голодом чуть не уморил, а потом сам же кормил и отпаивал. Ты не бойся, вернется он за нами, я его знаю…
— Но как он мог? — неожиданно всхлипнула девушка. — Скажи, как он мог? Он же назвал меня своей женщиной, дрался за меня насмерть, а ты ему только сказал, что где-то там увидел его побратима, и он тут же ушел и бросил меня! — она вновь посмотрела на Марата. — Нас бросил. Так что, теперь получается, не нужны мы ему?! Поиграл, как ребенок с игрушкой, и выкинул! С чего ты взял, что он вернется?!
— Но это не так! — Марат кинулся защищать своего кумира. — Лешага уже много дней идет по следу Бурого. Он должен его спасти.
— Ну конечно, как же я не сообразила! Его — должен. А мы так, побоку! — все больше распалялась Лилия. — И на то, что теперь мы в руках у этого… Сохатого, — ему наплевать!
— Нет, что ты! Сама же слышала, мы гости отца Настоятеля, — горячо возразил драконид.
— Конечно, гости! Ты для него — «диковинная зверушка», если что с Лешагой случится, будешь развлекать монастырскую братию! А я — «женщина». Моя участь — служение. А если не согласна, вразумят, пока не осознаю свое великое счастье! — уже кричала девушка. — Он, конечно, обещал нас отпустить, только не уточнил, когда. Это сейчас мы гости, а завтра вдруг бах — и заложники.