«Невозможно лишь то, что ты считаешь невозможным!» — спорили с отчаянным криком его души брошенные когда-то вскользь слова учителя.
«Неужели все это — лишь отговорки? Все годы, проведенные здесь, под землей, в монастырской тиши — глупая крысиная возня? Нет, не может быть! Я копил силы, и вот теперь готов выступить!»
«Ты испугался Охотника, — словно кто-то чужой поселился в его голове и теперь безжалостно хлестал точно в цель, больше не позволяя прятать неприглядную правду от себя самого. — А Бирюк отделался от него. Непонятно как, но отделался. А Лешага и вовсе порвал тварь в клочья на глазах монастырской братии, точно глумясь!»
Преемник Майора подбросил гранату и легко поймал.
«Выходит, он прав? Выходит, моя жизнь псу под хвост? Нет, этому не бывать. Надо идти и победить!»
Он шел, что-то насвистывая себе под нос. Усталое солнце уже норовило спрятаться в темную нору за горизонтом, но Лехе все было нипочем. За последнее время, пожалуй, ему не доводилось шагать столь легко и беззаботно. Чувствуя настроение хозяина, Черный трусил рядом, виляя хвостом всякий раз, когда Лешага кидал на него взгляд. Стая двигалась следом, довольная и сытая, полная восторженного обожания к тому, кто вел их, все равно куда, на охоту или в схватку. Сейчас псов и вовсе не беспокоило, куда направлялся хозяин. Они просто следовали за ним, почти неразличимые в зарослях.
Лешага и сам не слишком представлял себе, куда идет. Куда-то туда, в сторону Трактира. Конечно, там он найдет ответы на все накопившиеся вопросы. Где же, как не там?
Недавняя победа придала Лехе сил и уверенности, хотя порой ему казалось, что все еще чей-то настойчивый взгляд сверлит ему затылок. Лешага пытался глядеть верхним зрением, и оно услужливо открывало перед ним округу во всех мелочах и деталях — малейшая рытвина, качнувшаяся ветвь — ничего не укрывалось от его взгляда. Никакой опасности поблизости замечено не было. А странное ощущение не оставляло.
— Вот ведь ерунда! — фыркнул воин.
Черный поднял уши, настораживаясь.
— Все хорошо, — заметив это, бросил ученик Старого Бирюка.
Вожак моментально взвился, поставил лапы ему на грудь и облизал хозяину лицо.
— Оставь, оставь. Надо идти. — Он потрепал громадного волкодава по холке. — Эх, жаль, нет с нами Марата. Рассказать бы ему про страшилище. Может, он знает, что это за гнусная тварь.
Лешага вспомнил чешуйчатого, вдохновенно повествующего о Темном Властелине. Похоже, что он и вправду таков, как говорил юнец. Видать, не выдумка. Откуда бы иначе такому страшилищу взяться?
«А еще… — Лешага поймал себя на неожиданной мысли и тут же одернул. Что за глупость хвалиться добычей перед девчонкой, которую совсем недавно собирался утопить или отправить на все четыре стороны. — Блажь все это. Надо выкинуть из головы. Конечно, Бурого рядом нет, но все же я жив и свободен. И побратим жив, не стали бы его везти в такую даль, чтобы прикончить. А раз так, можно еще сыграть».
Он сбавил шаг. Во что сыграть? О чем эти залихватские, но пустые мысли? Даже если каким-то чудом Бурого удастся вытащить, что дальше? Снова идти охранять караваны? Даже мысль об этом теперь казалась глупой и никчемной.
А вот во всем, что пережито за последнюю неделю, похоже, был какой-то тайный смысл.
— Жизнь полна замков, — говаривал когда-то Старый Бирюк. — Ты можешь стать ключом, а можешь кувалдой. А можешь так и сдохнуть, уткнувшись носом в дверь.
— Но отчего бы, — спросил тогда Бурый, — не жить попросту, вовсе не заботясь о замках и кувалдах?
Старый Бирюк в ответ оскалил клыки.
— Я вижу, ты свой инструмент уже выбрал. Так вот, молокососы, запомните. Когда жизнь показывает новые двери, она непременно захлопывает те, что за спиной. А уж идти дальше, оставаться взаперти или летать, как птица в небе, не зная преград, — ваш личный выбор, ваша свобода. Впрочем, — он махнул рукой, — если приходится выбирать, то свободы нет.
— Как это? — удивился Леха.
Старый Бирюк дернул плечом и отвернулся. Значит, ответ предстояло найти самому.
«Вот сейчас разве я не свободен? — вновь ускоряя шаг, подумал Лешага. — Разве не могу сделать, что пожелаю? Улечься в траву и рассматривать белесые прожилки в серой пелене облаков? А Бурый? — мелькнуло в голове. — А Стая, а? Нет, об этом думать и вовсе нельзя. Марат доведет Лилию до охотничьих угодий селения, и все у нее будет хорошо. Со временем она забудет эту встречу, сама же говорила, — ему вдруг стало до жути неприятно думать, что Лилия забудет о нем. — Вот Марат будет помнить! — мелькнула утешительная мысль. — Помнить и гордиться! Да и не дадут ему забыть. Шутка ли, возможно, теперь он станет Замдекана».
Леха с непонятной тоской вспомнил далекий поселок, где, конечно, были бы рады его возвращению. Вспомнил глаза чешуйчатых, когда они провожали его в поход. Зарину, подарившую ему такую хорошую одежду. От этого почему-то становилось тепло внутри.
Что со всем этим делать, ни в каком Трактире не подскажут. Придется разбираться самому.
Ученику Старого Бирюка вдруг захотелось окликнуть Бурого, поговорить с ним, рассказать о своих глупых сомнениях. Как же не глупых, разве прежде такие могли появиться? А может, это самое «прежде» как раз и было глупым и никчемным? Лешага тряхнул головой, отгоняя неожиданную мысль.
Черный, ощутив перемену настроения человека, начал тихо поскуливать.
— Что, жалко тебе меня? — хмыкнул Леха, присаживаясь возле пса. — Или проголодался?
Вожак склонил голову, точно интересуясь: «Вот это ты сейчас что брякнул?»
— Ладно, — вздохнул Лешага, оглянулся по сторонам, выбирая место для стоянки, — привал. На три сотни вдохов.
Он скинул вещмешок, развязал и достал книгу с худой и, как ему казалось, ехидной физиономией на обложке.
— Как там учил школьный наставник? Сформулируй вопрос и задай его мудрой книге.
Лешага задумался, пытаясь сложить в уме, что же такое он хотел бы спросить. И наугад открыл отобранное ему Маратом сокровище.
— Вот здесь.
«Всякая цепь тягостна тому, кто жил свободно, — гласила строка, в которую упирался палец, — и любые узы стесняют его».
«Ну да, — Лешага чуть не хлопнул себя по лбу. — Так и есть. Это узы стесняют меня. Я то и дело бросаюсь кого-то спасать. Марата, чешуйчатых, Лилию и… — с ужасом подумалось ему, — Бурого. Значит, я никогда не был по-настоящему свободен? Но разве эти узы и на самом деле тягостны?»
Он вдруг припомнил миг, когда впервые увидел Лилию, плещущуюся в рассветном потоке. Сколько раз потом ему хотелось видеть ее, как тогда, сколько раз хотелось прижать к себе и не отпускать. Ради этого он готов был убить и убивал. А сейчас этих уз нет, они порваны, развеяны в прах. Лешага скрипнул зубами и сжал кулаки. И вновь чей-то давящий взгляд уперся ему в затылок.
— Да что ж это такое? — он в который раз глянул на округу верхним зрением. Позади никого, ну, тройка диких коров на лугу, молодой бычок, всякая птичья мелочь, но сейчас не до них. Откуда это тревожное, точно втыкающееся в затылок ощущение? По флангам ничего. Все те же птицы, спрятавшаяся за кустами длинноухая лиса. А впереди…
— Какого рожна?
Марат шел, что-то доказывая Лилии, автомат болтался у него за спиной, причем совершенно по-идиотски — стволом вниз, впрочем, и у девушки, так же. Они брели, не обращая внимания на пересвистывания, так похожие на птичьи трели, всецело увлеченные беседой. И только Лешага видел ожидающую их засаду.
День казался бесконечно долгим. Сначала Марат и Лилия старались идти быстро, подражая заведенному Лешагой темпу, но очень скоро выбились из сил. Выросшая посреди лесных чащоб девушка легко ориентировалась в зарослях, но прежде ей не приходилось по многу часов кряду двигаться так, будто в спину дышит голодная волчья стая. А потому через каждые два часа пути им приходилось делать привал.
— Надо поспешить! — твердил Марат. — Леха, он, знаешь, какой быстрый?!
Лилия знала, но ничего не могла поделать с гудящими от усталости ногами. Идея следовать вместе с Маратом на помощь Лешаге теперь не казалась ей такой удачной. Даже если каким-то чудом им удастся нагнать этого холодного, бесчувственного зверя в человеческом облике, что толку будет ему от такой подмоги? Она поймала себя на мысли, что злится на Леху за собственную беспомощность. «Ну, какой же он зверь? Он так живет, не умеет по-другому. Дуб не может превратиться в ландыш, чтобы мне угодить».
Она попыталась было убедить себя, что отправилась на помощь лишь из одной благодарности и чувства справедливости. Ее мужчина не должен быть таким. «Конечно, Лешага силен и храбр, и… возможно, добр, несмотря на то холодное равнодушие, с которым он лишает жизни себе подобных. Но разве такой сможет жить под крышей дома, растить детей, приносить добычу к семейному очагу?» — Лилия вздохнула. Она бы с радостью заботилась о нем, но, похоже, воину совершенно не нужна ее забота.
Привал сменился новым маршем. Надоевший автомат при каждом шаге хлопал по спине. Марат шел рядом, стараясь развлечь спутницу разговором:
— Я вот думаю, — чешуйчатый повернулся к девушке, — как мы с Лешагой будем охотиться на этого Охотника? Если Сохатый не врет, а с чего бы ему врать, Охотник — тварь жуткая, даже Лехе в одиночку будет с ним нелегко справиться. Но мы втроем сможем обхитрить монстра.
— Каким же это образом? — усомнилась Лилия.
— Очень просто. Главное — отвлечь внимание противника, заставить его хотя бы на миг замереть на месте. Уж Лешага-то сумеет этим воспользоваться. Он, знаешь, как стреляет?
— Знаю, — кивнула Лилия.
— Вот, смотри, что я придумал, — чешуйчатый оживленно размахивал когтистыми руками. — Когда мы этого монстра увидим, нам с тобой надо бросаться в разные стороны. Он задумается, за кем из нас гнаться, тут-то его Лешага и положит.
— Уж больно как-то просто выходит, — усомнилась девушка.
— Именно так. Все гениальное просто, — гордый своим планом, Марат поднял указательный палец. — Так говорил Ноллан. А он-то знал, что говорил. Сама подумай, чем план сложнее, тем больше шансов, что где-то что-то пойдет не так.