— Раздольники? Чешуйчатый?! И вот… — Рустам глянул на девушку, но оборвал себя на полуслове, понимая, что такие не бывают захребетными, как величали переезжих шлюх легкие на прозвища караванщики.
— Сколько у тебя людей? — перебил друга Леха.
— Моих семеро и у Зелимхана пятнадцать.
— Толковые?
— На острове Чеч воевать любят, — пожал плечами страж, — но горячие, в серьезном деле первыми лягут. И, если обиду затаят, спиной к ним лучше не поворачиваться.
— Кто из знакомых здесь?
— Игнат из Питербунка со своими орлами, Морж с Ледового Предела, и при нем шестеро, но парни, что надо, каждый троих стоит. Усач с Южных Перекатов тоже здесь. Он, правда, клянется при встрече тебе кишки выпустить. Говорит, что в прошлый раз хлебнул лишку, только потому ты его и одолел.
— Ничего, — оборвал его Лешага. — Сам или с людьми?
— С людьми, конечно. Ищи того дурака, что сейчас в одиночку ходит. Даже ты вон с каким войском пожаловал. Усач с собой поменьше бойцов привел, но пара десятков есть.
— Хорошо, Рустам. Извести всех стражей, тут назревает большая заваруха, такой еще никогда не было. Пусть идут к Трактиру, толковище будет.
Марат постоянно оглядывался. И он еще думал поразить воображение Лешаги рассказами о поселке Декана? Толчея и гомон раздражали драконида. Когда же некий разодетый в яркие одежды мужчина ухватил его за верхнюю губу и попытался осмотреть клыки, он и вовсе озверел и цапнул невежу так, что тот с визгом отскочил в сторону, а затем набросился с руганью на стоящего рядом лейтенанта. Говоривший с Рустамом Леха, даже не оглядываясь, вытянул руку назад, зажал нос крикуна меж пальцев и, несмотря на суматошные попытки того высвободиться, притянул купчину к себе.
— Я лишь хотел осмотреть товар, — извиняясь, пробубнил расфуфыренный торгаш. — Я возьму чешуйчатого. Двести патронов!
Не отвлекаясь от разговора, Лешага разжал пальцы и резко двинул пяту ладони вперед. Нарушитель спокойствия тут же оказался сидящим на земле с окровавленным носом.
— A-а, это твой, — моментально догадавшись, что Марат не продается, пролепетал работорговец и на четвереньках, лишь бы не маячить перед глазами воина, уполз в толпу.
— Куда ты меня привел?! — зашипел Марат. — Что за дикие нравы?!
— Рустам, — кладя руку на плечо старого товарища, попросил ученик Старого Бирюка, — мне нужно разместить их. Пошли кого-нибудь из своих, пусть найдет моим людям свободное жилище. Только ж…
— Лешага, Лешага, я ж не Усач, я все понимаю, — страж выставил перед собой руки. — Никто не продается, это все — твои люди, — он с сожалением посмотрел на Лилию и отвернулся, скрывая тяжелый вздох. — Заурбек, отведи-ка их на Лысые Камни, пусть там поселят, да хорошо поселят. Головой отвечаешь!
— Лешага-джан, здравствуй, дорогой! — появляясь из толпы, приветствовал его статный горбоносый мужчина с длинным кинжалом на поясе и разукрашенным автоматом на плече. — Давно здесь не был. Хорошо, что живой!
— Хорошо, — согласился Леха. — Возвращайся скорее. Разговор есть.
— Как скажешь, дорогой, — широко улыбнулся Заурбек. — Эй, пойдем, — скомандовал он и махнул рукой.
— Лилия, я тебя прошу, иди с Зауром. Он тебя в обиду не даст.
— Кто такую дэвушку обидит, я ж из того своими руками шашлык сделаю! — кинжал до половины вышел из ножен и со звоном вернулся обратно, чтобы поняли, чем именно Заурбек планирует шинковать коварного злодея.
— Я не пойду, — дочь старосты была тверда, как никогда. — Знаешь, я тут стреляю лучше многих и ножом владею. Мы с тобой бок о бок воевали. Ты когда-нибудь видел, чтобы я трусила?!
— Нет. Но я очень тебя прошу. Так будет лучше.
— Не будет. Я встану рядом с тобой.
— Да-да, и я рядом с тобой встану. И мы им так наваляем, что у них пятки задымятся! Вот и Черный согласен, — встрял еще не остывший от недавней обиды Марат.
Пес удивленно поднял глаза и высунул язык, точно стараясь понять, в чем это его обвиняют.
На лице Рустама отразилось неподдельное удивление. Сначала женщина, а потом чешуйчатый перечили Лешаге и продолжали, как ни в чем не бывало, оставаться в живых. Раньше возражения мог позволить себе лишь Бурый. Видно, и впрямь что-то странное и необычное творилось в этом мире.
— Я сейчас… — крепыш попятился. — Сейчас всех оповещу.
Места за столиками в цитадели Трактира были заняты все до единого. Большинство собравшихся так или иначе знали друг друга. Не всегда они готовы были преломить хлеб. За многих нельзя было поручиться, что, повстречайся они за пределами этого священного места, не поспешат без лишних слов перерезать друг другу глотки. Но здесь все были равны, и все в одинаковой степени имели право голоса. Хозяин Трактира, долговязый, носатый, как все его предки, монументально восседал за стойкой на вращающемся табурете, сжав в пятерне ручку кассового аппарата. Увидев, что зал до предела заполнен, он подал рычаг вниз, оповещая характерным звонком, что заседание военного совета началось.
Лешага выступал первым. Командовать на линии огня ему, пожалуй, было бы проще, чем убеждать десятки собравшихся здесь вояк единым строем выступить против общего врага. Но сказать веское, правильное слово было необходимо. Леха поправил автомат, обвел глазами публику, ища поддержки.
Его здесь хорошо знали, а кто не знал лично, был наслышан. Он видел скуластое, загорелое лицо Рустама, его хищно прищуренные глаза. Этот не предаст в бою, но при дележе добычи готов будет вырвать кадык за лишнюю пуговицу. А вон Морж, с вечной нелепой улыбкой на широком лице, — увалень увальнем, пока не доходит до дела. В схватке его свирепость и представить трудно. Усач, как всегда, на взводе. Лихой боец, постоянно ищущий ссоры и чувствующий себя в драке, как рыба в воде. Много, очень много знакомых лиц. Но взгляды тяжелые, настороженные. Оно и понятно. Толковище в Трактире — событие из ряда вон. Лешага просто так народ собирать не станет. Раз уж собрал, предстоит большая драка. Да что там большая — небывалая. В такое пекло кому лезть охота?
— Сюда идут враги, — начал Лешага. — Много врагов, тысячи. Чего хотят — не знаю. Убивают и жгут людей живьем. На днях выжгли речников.
По столикам прокатился гомон недоумения и возмущения.
— В селении, я сам видел, на площади гора обгорелых трупов. Захватили Павловбунк, теперь направляются сюда.
По залу вновь прошла волна ропота. Многие из сидящих здесь людей — опытные караванщики, десятки раз тянувшие нитки через все Дикое Поле, уже соображали, как бы побыстрей отправиться из Трактира восвояси. В безлюдных землях и затеряться несложно, да и в своих краях людей предупредить надо.
— Павловбунк в пяти днях ходьбы отсюда, — куда-то в пространство бросил Трактирщик.
— Неделю тому назад враг был уже там. Еще у них есть кони.
— Это тебе девка твоя сказала?! Или во сне привиделось?! — вскочил с места Усач. — Войско в несколько тысяч! Да такого и быть-то не может.
Зубы Лешаги сжались до хруста. Пальцы сами собой нащупали рукоять ножа. Усач расплылся в глумливой ухмылке. Длинные, закрученные усы — предмет его особой гордости, поднялись к ушам.
«Нельзя, — осадил себя Леха. — Сейчас нельзя».
— Пустое сказал, — он чуть приподнял губу, точно подавляя зевок. — Не веришь? Сам иди, смотри. Вон мост. А послушаешь, может, что поймешь. Вот он, — Леха кивнул в сторону Нуралиева, — из Павловбунка, сам расскажет.
— Еще и беглеца с собой притащил! — не унимался давний соперник. — Что хлопец, быстро драпал?
Лицо Нуралиева вспыхнуло, но тяжелая рука воина оборвала его рефлекторное желание схватиться за кобуру. Парень встал с места у столика, приблизился к стойке и заговорил четким, хорошо поставленным голосом, не терпящим возражений:
— Я Нуралиев из Павловбунка, удостоенный высокого звания лейтенанта, командир взвода роты аэродромной охраны, на сегодняшний день старший офицер Павловбунка, свидетельствую. Отряд неопознанного противника впервые был обнаружен в виду наблюдательных постов бунка двенадцать дней тому назад. Передовое охранение вступило в бой, но было уничтожено превосходящими силами врага. Неприятель хорошо вооружен как легким стрелковым оружием, так и бомбометами. Попытки удержать оборону на внешнем периметре не увенчались успехом. Понеся большие потери в живой силе, противник все же овладел укреплениями. Личный состав занял оборону непосредственно в бунке. Туда же были эвакуированы все оставшиеся в живых мирные жители. Мы удерживали оборону в течение трех дней. Когда бой уже кипел на ближних подступах к главному входу, было принято решение вывести гражданских в безопасное место. Приказ командования мною был выполнен беспрекословно, точно и в срок.
— Ишь ты… — попробовал было оскалиться Усач.
— Э-э-э, ты рот заткни. Я твой нюх топтал! — перебил его сидевший за спиной Рустама Заурбек.
— Чего-чего? — верзила с Южных Перекатов вскочил из-за стола.
— Всем сидеть! — рявкнул Трактирщик.
— Ну, ты еще выйдешь отсюда… — процедил задиристый соперник Лешаги.
— Мы все выйдем, — спокойно добавил Леха. — Надо сейчас решить — куда.
— Скажи-ка, лейтенант, — плавно растягивая слова, заговорил Морж, — а что это за история-то такая, будто людей они жгут?
— Это не история. Так и есть, — лицо молодого офицера помрачнело, точно сажа пожарища выступила на нем. — Когда неприятель появился ввиду наших постов, командованию бунка был передан ультиматум. Его зачитали в офицерском собрании.
Там говорилось, что хан, имени уж не припомню, наместник пророка Аттилы, посланного на землю Творцом Вселенной и Потрясателем Небес, там еще много подобного было, повелевает гарнизону и всем жителям склонить голову и принять истинную веру. Сам пророк, как было написано в ультиматуме, волей Господа прислал его сюда, дабы неверующие уверовали. Тем же, кто, услышав слово истины, останется глух и будет роптать на волю Предвечного Властителя и Вершителя Судеб, уготована смерть в огне.