Сердце Хэиль разрывалось на части от мысли, что она больше никогда не увидит Имуги, но деваться было некуда: останься они в столице, и разгневанные и перепуганные люди уничтожили бы их. Поэтому они переехали в деревню на самой окраине города и поселились на берегу реки Хан.
Хэиль каждый день ходила к воде в надежде встретиться с морским змеем, но она не успела сказать ему, куда они уезжают, поэтому знала, что ее ожидания напрасны. Много раз она рвалась обратно в их маленькую пещерку, где они были так счастливы, но мать сторого-настрого запретила ей появляться в Ханяне, боясь, что соседи узнают ее и тогда уж точно убьют. Да и Хэиль не хотела добавлять матери еще больше тревог. После переезда несчастная кумихо, пережившая смерть любимого мужа и обращение дочери, которая недавно хотела остаться человеком, кажется, совсем потеряла интерес к жизни. Она отказалась от пищи и подолгу сидела у окна, глядя в одну точку. От некогда ослепительно красивой женщины не осталось и следа. Теперь она больше походила на бесплотного призрака, который все никак не мог уйти в мир иной.
Хэиль боялась за мать, пыталась вернуть ей желание жить, говорила, что все не так плохо и в жизни кумихо есть свои преимущества, но несчастная женщина не слышала – ее поглотила тьма и чувство вины, которое точило изнутри и все глубже утягивало в пучину отчаяния. Хэиль успокаивало лишь то, что кумихо бессмертны, и свести счеты с жизнью мать не сможет. Однако она ошиблась: даже девятихвостые лисы могут умереть, если очень этого захотят.
В ту ночь на небе висела огромная луна, которая освещала погруженную в темноту деревню. Кажется, никогда в жизни Хэиль не забудет тот страшный момент, который разрушил ее жизнь до основания. Она вернулась домой с охоты и бесшумно прокралась на задний двор к кувшину с водой, чтобы смыть кровь с рук и лица. С тех пор как стала кумихо, она возненавидела свой способ питания, однако пока еще не научилась держать под контролем дикий голод и не могла получать энергию из другого, более гуманного и приятного источника. Она была невинна, и совокупляться с мужчиной ни на минуту не приходило ей в голову. Хэиль любила только Имуги и даже ради получения необходимой энергии и силы не могла представить, что к ней прикоснется кто-то, кроме него. Но мать, которая теперь ненавидела свою сущность, не должна была знать о том, что каждое полнолуние ее дочь вынуждена убивать ради выживания. Поэтому юная лиса тщательно скрывала все следы своих преступлений, а охотилась за много ли[28]от деревни, в которой они жили.
Однако, подойдя к двери матушкиной комнаты, Хэиль удивилась, что внутри темно. Мама не любила темноту, и в ее покоях свет горел даже ночью. Дурное предчувствие холодным жгутом свернулось в животе. Дрожащей рукой она отворила дверь, уже зная, что увидит лишь пустую комнату. Чувствуя, что пришла беда, Хэиль бросилась вон со двора, следуя за едва уловимым кедровым ароматом. Смешанный с чужими запахами, он едва улавливался, однако молодая лиса безошибочно шла по следу, с каждым шагом ощущая, как леденеет сердце. Оно кричало о том, что случилось страшное. Чувство безвозвратной, непоправимой потери обрушилось на нее со всей силы, придавив к земле. Хэиль неслась по узким улочкам, уже оставила позади деревню и вдруг поняла, что мама пошла к реке.
«Она бессмертна, она не может умереть, она бессмертна!» – как мантру повторяла она, но сама себе не верила. Очистившийся от чужеродных запахов кедровый аромат вывел ее на берег, где брала свое начало река Хан. И тогда Хэиль увидела.
Маленькая хрупкая фигурка стояла у воды и говорила что-то, в мольбе протягивая руки. Юная лиса бросилась к матери, но не успела сделать и нескольких шагов, как черное полотно реки пришло в движение, закручиваясь в огромную воронку, и из центра водоворота показалась змеиная голова. Хэиль остолбенела.
Узкие желтые глаза смотрели на маму, длинное тело скользнуло на берег и свернулось кольцами возле отчаявшейся кумихо. Хэиль стояла ни жива ни мертва, потрясенно глядя в родные глаза, которые узнала бы даже в непроглядной ночной тьме. Это был Имуги.
Мгновенная вспышка радости от встречи с любимым быстро погасла и уступила место страху. Почему он здесь, разговаривает с ее матерью, да еще и в своем первородном облике? Хэиль сделала несколько осторожных шагов по направлению к ним, как вдруг… Змей обвил кольцами казавшуюся крошечной по сравнению с ним кумихо и, подняв ее, словно пушинку, утянул с собой в черные речные воды.
Оглушенная только что увиденным, Хэиль несколько мгновений не могла сдвинуться с места. Не осознавая, что произошло, она сделала еще несколько шагов к реке и хрипло выкрикнула:
– Мама!
Но никто не отозвался. Вода сомкнулась над головой Имуги и кумихо, вновь превратившись в нетронутую гладь.
– Не могу в это поверить! – ахнула Енын, прижав ладони к щекам. – Имуги не мог… он же не такой… он хороший!
– Хороший… – всхлипнула Хэиль, ее лицо скривилось в болезненно-злой гримасе. – Правда, убил мою мать.
Енын не знала, что думать и говорить. Все, что она сейчас услышала, казалось невероятным, и наверняка у всего этого было какое-то объяснение.
– Не может быть, – прошептала потрясенная до глубины души Енын. – Но как… как это возможно? Почему?!
– Он морской змей, и, пока не стал настоящим драконом и не вознесся на Небеса, его удел – принимать в речные воды души тех, кто желает умереть, – ответила Хэиль, отворачиваясь. – У него не было выбора. Моя мать знала, что сможет умереть, только призвав морского змея. Но это не оправдывает ни его, ни ее. Она бросила меня! Упиваясь своими страданиями, забыла, что у нее есть дочь, которая отчаянно нуждается в ней!
– Послушай, Хэиль… – попыталась возразить Енын, но лиса перебила ее.
– Я осталась совсем одна, понимаешь? Совсем одна в самом начале своего обращения! В один момент я потеряла и мать, и любимого, рядом со мной никого не осталось! И мне наплевать, что у них обоих не было выбора. Выбор есть всегда, просто кто-то выбирает более простой и легкий путь, не думая о том, что оставляет за спиной.
Енын не знала, что на это ответить, потому что каждое слово Хэиль было справедливым. И то, что ее боль не утихла даже за сто лет, говорило о том, как сильно ранили ее близкие люди.
– Теперь я понимаю, почему ты так относишься к Имуги, – грустно проронила она, взяв Хэиль за руку. – Простить такое очень сложно.
– Я ненавижу его! – яростно воскликнула лиса, и ее глаза вновь засветились голубым огнем. – И все еще люблю.
Пламя на дне узких зрачков погасло, она уронила голову на руки и горько заплакала.
Енын гладила ее по спине, пытаясь найти слова утешения. Еще несколько минут назад она считала себя самым несчастным существом на свете, но, услышав историю Хэиль, поняла, что потерять свою жизнь не самое страшное. Самое страшное – пережить предательство любимых людей, которым всецело доверял.
В памяти возникли лица родителей, и на душе стало невыносимо горько. Она уже скучала по ним. Увидит ли она их когда-нибудь? Получит ли прощение? Енын закрыла глаза, сдерживая рвущиеся из сердца слезы. По крайней мере, они живы, а все остальное не важно.
Ночь прошла на удивление спокойно, и Син не приходил в ее сны, наверное, все еще злясь за «разрушенную» пещеру. Проснувшись утром, Енын не обнаружила в комнате Хэиль и вышла в пещеру одна. Ино и Имуги о чем-то тихо переговаривались, сидя за столом рядом с бочкой воды.
– Проснулась? – улыбнулся змей.
– Д-да, – выдавила она, в памяти которой еще были свежи воспоминания о жутком рассказе кумихо.
Енын хотелось задать много вопросов, но она посчитала, что это ее не касается, и присела на краешек скамьи рядом с русалкой. Ино выглядела значительно лучше, чем вчера, даже цвет лица изменился. И если не опускать взгляд вниз, на ее туловище, то вполне можно было бы принять ее за обычную, правда, немного бледную, девушку.
– А где Син? – оглянувшись, спросила Енын.
– Он еще ночью куда-то ушел и с тех пор не возвращался, – пожал плечами Имуги и обратился к русалке. – Расскажи подробно про торговца, который тебя похитил, чтобы мы могли придумать план, как вызволить твоего ребенка.
Ино рассказала, что купец по имени Юн Чанхо является главой купеческой гильдии Ансана и владеет в Ханяне несколькими домами. Все это она услышала от стражников, которые охраняли пруд, где она жила.
Благодаря Ино он значительно разбогател и теперь метил в главы столичной гильдии, мечтая захватить торговлю на центральном рынке Ханяна, но у него имелась одна слабость, которая нередко пускала под откос все его планы – он был заядлым картежником и часто проигрывал крупные суммы денег. По его словам, однажды он проиграл все свое состояние, поэтому и ухватился за возможность заполучить русалку Ино, которая сможет поставлять неограниченное количество жемчуга.
До сих пор страсть к игре не отпускала Чанхо, и он устроил в одном из своих домов тайный игорный притон, куда съезжались аристократы со всего Ханяна. Среди них были и высокопоставленные чиновники.
Наконец-то торговец мог не беспокоиться о деньгах, имея у себя в пруду русалку, и его незаконная игорная деятельность разрослась до небывалых размеров.
– Много ли в его доме охраны? – спросила Енын, лихорадочно ища способ освободить несчастное дитя русалки.
– Много, – печально кивнула Ино. – У него не один десяток наемников. И все они получают много золота за молчание, иначе меня бы давно уже попытались похитить.
– Значит, прорваться силой мы не сможем, – задумчиво водя пальцем по подбородку, сказала Енын. – Нужно использовать хитрость.
– Есть идеи? – заинтересованно подался вперед Имуги.
– Пойти к нему и выиграть у него партию в карты. – Слова вылетели изо рта быстрее, чем Енын успела обдумать их.
– Хорошая мысль, но кто будет играть? Может, отправить Сина? – задумался Имуги.