и все твои, с потрохами… Они и берут-то может по тому, что задание такое имеют… За-да-ни-е! Понимаешь? В доверие к тебе войти, к нам, в наш круг, в нашу психологию…
– Что ты, ни-ни, я помню, у меня ни одного русского нет, только наши…
– А что наши? Мало среди наших продажных что ли? Совсем нету? Шакалы есть везде… И ослы тоже…
Азамат пожал плечами, ни с последним, ни с предпоследним заявлением Александра он спорить бы не стал, потому что согласен был, себя в их числе не видел… С интересом глянул в сторону коридора, разделявшего комнаты…
– Я понял. А ты мне её потом покажешь?
– Я тебе её подарю, если не будешь прокалываться.
– Слово?
– Да.
– Она молодая?
– Самое то… Персик.
– Ум-м…
Иногда Александр передавал Азамату ключи от квартиры надоевшей ему девушки или женщины, что было гуманно. Передавал вместе с будущими расходами на содержание самой наложницы и квартиры. Азамат приходил туда, говорил, извините, Александр Ганиевич срочно переведён в другую страну, намекая на работу в компетентных органах, не смог даже зайти попрощаться, так спешно пришлось ехать, поручил заботу своему заместителю, Азамату. Если девушка соглашалась, Азамат некоторое время пользовался услугами этой женщины, приходил то один, то со своими дядьями, то с племянниками… Дядья гордились, что могут бесплатно «иметь» русскую женщину, и что у них есть такой богатый родственник. Племянники тренировались то поодиночке, то группой – грубо, цинично, знали, дядя за всё платит. Если женщина вдруг не соглашалась на такие условия, финансирование прекращалось, квартира немедленно возвращалась ничего не подозревающему владельцу. А женщина… А что женщина? Сама же не захотела… Её проблемы.
– Спасибо, дорогой! – Азамат обрадовано потёр ладонями, кивнул головой в сторону ванной комнаты. – А скоро?
– Ты дела свои поганые сначала утряси, ловелас! Закрой проблему, потом и спрашивай. Ты понял, Азамат, что я сказал, хорошо понял?
– Понял…
Припарковав джип на обычном месте, в довольно смятённых чувствах поднявшись на лифте – Аллы дома не было! – участники непонятного дорожного происшедшего собрались на кухне, ждали Кобзева. Александр появился быстро, торопливо глотая от заметного волнения окончания слов, сообщил:
– Девятку бросили метрах в двухстах, неподалёку, я посмотрел. Двери закрыты, но радиатор разбит, капот всмятку, под машиной озеро… Вокруг джипа никто не крутится, я посмотрел… Надо Ляльке звонить.
Лялька, это жена Кобзева, старший инспектор следственного отдела областной прокуратуры. Мальчишки, ни о какой Ляльке конечно не знали, без неё чувствовали серьёзность ситуации, испуганно помалкивали…
– Так, Никита, давай-ка по порядку, – обратился Геннадий к старшему мальчишке, к Никите. – Ты там крикнул – я помню, – «атас, это не менты…», когда я шёл, расскажи-ка поподробней, кого ты там узнал? Почему тебе показалось, что это не менты? Вспомни! Это важно!
Мальцев хорошо помнил окрик мальчишки, с которого всё так быстро началось. Тот крик ещё в ушах стоял – громкий, хлёсткий, тревожный… После этого словно дамбу событий прорвало. Закрутилась, загрохотала карусель, последствия которой, разматывать придётся наверное долго. Ещё бы! Целый букет проступков собрался: нападение на стражей порядка, неподчинение закону, ремонт и восстановление разбитой техники, плюс неустойка… Полный «атас», если не хуже. И прежде чем обращаться к следователю прокуратуры, или не обращаться, нужно было разобраться, а может и поздно уже, не успеют… В одном Геннадий не сомневался, влипли они здорово, по самые «не хочу», милиция вот-вот приедет, дай срок, то есть время. Сопротивление милиции, это не пьяный дебош в квартире или подъезде, и то могут приехать, по телевизору такое показывают, а тут… Думал, а сам прислушивался к звукам на улице… Приехать должны конечно с сиренами, чтоб за километр волю преступника парализовать: вот они мы, руки за спину, лежать… Но за окном было подозрительно тихо. Пока тихо…
– А-а-а, там, – вспоминая, Никита оживился. – Вы это, когда пошли…
– Кто вы? – мгновенно насторожился Мальцев – он же один из них пошёл. – Я не понял… Вы же все в машине остались!
– А-а-а, ну да, я и говорю, – исправился мальчишка. – Когда ты пошёл, дядя Саша на ваше… эээ, твоё место сел, я в люк высунулся, чтоб посмотреть, мне как раз, а Штопору…
– Генке… – механически поправил Кобзев. Он тоже внимательно слушал, хотя точно знал, что срочно нужно звонить Ляльке, срочно, пока она детей спать не уложила. Нервничал. Особенно теперь это почувствовал. Когда ручку АКПП переключал и на газ жал – не волновался, и потом вроде. Но сейчас, его колотило мелкой внутренней дрожью, так сильно, что даже пальцы рук выдавали, подрагивали, хотя Александр старался этого не показывать, в кулаки сжимал. Послеаварийный психоз это, или синдром…
– Да, я и говорю, – торопился рассказывать Никита. – Генка не достаёт, но он потом догадался, на сиденье встал, и ему как раз…
– Никита, ты о милиции говори, – прервал Мальцев, с тоской прислушиваясь к уличным шумам, легко влетавшим в предусмотрительно раскрытую балконную дверь. Почему-то долго менты едут, подумал он, успеть бы меры принять, разобраться…
– Я и говорю, смотрю, из передней машины Гейдар-оглы выглядывает, я его сразу узнал, только он почему-то в ментовской форме был…
– Вот-вот, стоп! Об этом! Кто такой, этот оглы?
– Ну этот, заместитель Азамата. Мужик, взрослый такой. Гейдар. Он за порядком следит, на стрелки-разборки ходит. Опасный мужик. Злой. Начальник службы безопасности. Начальник! Его все там страшно боятся. Он всегда с пушкой ходит, и вся его охрана с ножами и калашами, – понизив голос, доверительно сообщил Никита. – Он бывший спецназовец, говорят, или разведчик.
– Он не наш шпион, – подчеркнул Генка с многозначительной интонацией. – Наши не такие…
– Ага. Так говорят, – согласно кивнул Никита, и с жаром продолжил. – Но он почему-то в ментовской форме в машине был… Я его сразу узнал! А сзади к нам бежали парни, я увидел. Один точно Мусульманин, но он русский, но его почему-то все Мусульманином зовут, вот…
– Да, он сильный такой, – вновь вклинился Генка. – Он девок за жопу всегда щиплет на рынке, и за титьки хватает, я знаю. А мне подзатыльник один раз дал – вот сюда, – Генка скривился, – бо-ольно!..
– Ага, – Никита пропустил Генкино дополнение. – И второй, но я его совсем не знаю… Вот!
Никита закончил рассказывать.
– Да, а потом дядь Саша ка-ак газанёт, я чуть нос не разбил, с сиденья слетел… Бах-трах! Да! – от восторга заикаясь, Генка замахал руками. – Уматно!
В другом бы случае всем было бы смешно, наверное, но не сегодня…
– Так, – задумчиво произнёс Мальцев. Он ещё не разобрался. Хотя кое-что позитивное вроде бы намечалось, просвечивало, но было тонким, ненадёжным, ускользающим. – И что это получается? На нас напала не милиция, значит, а эти, как их…
– Оборотни! – осторожно подсказал Кобзев. – Хотя, оборотнями называют обычно ментов, он помнил. – Которые с преступниками заодно, а здесь…
– А здесь наоборот, – звонким голосом воскликнул Генка, для него всё было ясно. – Преступники за ментов! Известное дело. Дядь Гена, а можно попить?
– Попей, – рассеяно ответил тот. – В холодильнике… Кружка в шкафу…
– Ты моей Ляльке это скажешь, она сразу тебя в свой отдел возьмёт, – неосторожно хмыкнул Кобзев, наблюдая, как Генка наливает и пьёт молоко. – Когда подрастёшь.
– А я подрасту! – с готовностью заверил Генка, вытирая рукой молочные усы. – Уже расту!..
– А она где у тебя работает, в ментовке? – Никита, мотнул головой, отказываясь от предложенного Генкой молока, зацепил Мальцева испытующим, многозначительным холодным взглядом.
Кобзев поперхнулся… Генка застыл с кружкой над раковиной… Мальцев и Никита, все трое, молча смотрели на Кобзева… Александр понимал и взгляд мальчишки, и суть вопроса. Он, в общем-то, если откровенно, к этой проблеме и сам относился – как сейчас говорят, неоднозначно. Ляльку, как женщину, жену и мать своих детей любил. Крепко можно сказать любил. Слишком, даже. А вот её работу, вернее не саму работу, а тот гнилой душок, который исходил от милиции, от ментов, ментовки, тюрьмы, следственных изоляторов и прочих методов им сопутствующих, он не любил. Хотя точно знал, что его Лялька – не такая. И её следственная бригада, он несколько раз с ними обмывал разные праздники, были нормальными ребятами… Ну, может, юмор у них, пожёстче чем у музыкантов, так ведь и работа, извините, не Штрауса с листа играть… Тем не менее вопрос задан… в лоб. Сложный. Врать, увиливать нельзя. Шутить тоже…
– В следственном отделе прокуратуры, – почти по слогам, осторожно произнёс он. Как полное ведро – не расплескав, на лавку поставил.
– Ага, ментовка она у тебя, значит? – с сильной долей ехидства и сарказма, мгновенно уличил Никита. Он право имел. Это видно было. В глазах читалось. Мог бы и рассказать, если хотите, опытом поделился.
– Нет, – не поднимая глаз, упрямо заявил Кобзев, честь её мундира защищал, как всей милиции в целом. – Она не мент, – в голосе слышалась обида, и отсутствие достойных аргументов. – Она… другая… Она следователь.
Ему бы и не поверили, у мальчишек достойная негативная школа общения с органами была, одним заявлением и жалобным голосом их не убедишь, но вмешался Мальцев, пришёл на выручку другу.
– Я подтверждаю, ребята, она – лучшая, – совершенно серьёзным тоном, как об абсолютной истине заявил он, выдержал паузу, криво усмехнулся. – Стал бы мой друг с продажной, бесчувственной ментовкой дружить, тем более… жениться… Зуб даю!
О! Вот это сработало. Как пять копеек! Это прошло.
Взгляды мальчишек изменились, оттаяли… Стали не враждебными, или злыми в своей обидчивой беспомощности, а уже проще, не такими острыми и тяжёлыми, почти дружелюбными. В принципе, история прошедших дней убеждала мальчишек, что эти мужики, ну, ладно-ладно, пусть дяденьки, были не такими, какие им всегда попадались… Обычно бездомных и беспризорных люди боялись, сторонились. Это понятно! Замахивались на них чем ни попадя… Уйди, мол, не подходи! Или протянут бывало батон хлеба, или смятый червонец, и не дожидаясь пока ты возьмёшь, руки прячут, убирают, чтобы не замараться, не подцепить чего-нибудь… Брезгуют… Поднимай потом из-за них хлеб с пола, или деньги… А эти… Эти другие. Эти не ударят, в обиду не дадут… Вон, как вечером «дров» наломали, в смысле защитились от преступников, любо-дорого посмотреть… Особенно дядя Саша… трах-бах, и банки всмятку! Машины, в смысле… Не мог дядя Саша на ментовке жениться. Его Лялька точно другая. Тоже хорошая, наверное, как и они сами. Точняк! Век воли… э-э-э, зуб, в смысле… или как там по-нормальному?