– Товарищ полковник, прапорщик Мальцев по вашему приказанию прибыл.
– Вижу, – бросил полковник, отворачиваясь к окну. Через паузу глухо сообщил. – Стул не предлагаю, не заслужил. – Мальцев постарался никак не отреагировать. Полковник повернул голову, старчески прокашлялся, искоса оглядел Мальцева. Нормальный по виду прапорщик, как и все остальные в его полку. Отличник боевой подготовки, как явствует из его личного дела, все осенне-весенние проверки на «пять», не считая разных музыкантских поощрений и благодарностей, поездка за рубеж без единого происшествия, с дисциплиной вроде тоже порядок, за исключением мелких, которые давно сняты и «сгорели»… – Гхе-гхыммм… – Полковник прокашлялся. – Скажи-ка нам, Мальцев, мы вот тут с лейтенантом посмотрели твоё личное дело… – полковник иронично постучал костяшкой согнутого пальца по тонкой папке, лежащей перед ним, на столе. – Здесь всё неправда, получается, да, ложь?
Мальцев стоял как парализованный, ничего не понимал… Пытаясь сохранить лицо смотрел то на серую папку, то на полковника. Вызов к командиру полка всегда малоприятное событие, но так вот, с ним разговаривали впервые. Не только в армии, вообще. Мальцев молчал, борясь с желанием резко отреагировать, с трудом произнёс…
– Я не понял, тов…
– Молчать! – Полковник резко хлопнул личным делом Мальцева о стол… – Ты что же думаешь, сукин сын, мы никогда бы не узнали, да? Всё шито-крыто было, да? Что ты и дальше мог бы спокойно проделывать свои грязные дела, а?
Лицо Геннадия медленно покрывалось красными пятнами… Он понял, командир узнал, что Мальцев не сдал мальчишек в милицию… Кто-то проговорился… Но почему такой тон, почему так нервно? Что так разозлило командира, что?
– Товарищ полковник, можно спросить?
– Нельзя! – полковник со злостью бухнул кулаком по столу. Мелкие предметы, вместе с лейтенантом от неожиданности подпрыгнули… – За тебя уже всё здесь сказали…
– Полковник с ехидцей глянул на лейтенанта, призывая того в свидетели. Дирижёр не отреагировал, неподвижно сидел, внимательно рассматривал свои пальцы рук, лежащие на столе. Командир вновь зло глянул на Мальцева. – Это же надо! Я двадцать пять лет почти в армии, и у меня никогда такой пакости не было… Нигде! Никогда!..
О чём это он, на что намекает, почему такой тон, почему крик, в чём он виноват? Может, с мальчишками что случилось? Может в беду попали? Точно, они в беду какую-то попали, наверное!.. Из-за него! Елена предупреждала не спускать с них глаз… А он проворонил, ругал себя Мальцев.
В раскрытое окно командирского кабинета, на второй этаж, с плаца доносились чёткие звуки печатающих шагов и такие же чёткие команды: «Ножку, взвод, ножку! А раз, а раз, а раз-два, три… Песню запе-евай» Через секунду нестройный хор голосов взвыл: «У солдата выходной, пуговицы в ряд…»
Мальцев стоял, тупо глядя в глаза командиру… Глаза полковника ускользали.
– Та-ак, ну, скажите, прапорщик, как вы до такого докатились?.. мне тут докладывают…
– Я?
– Да, вы!
– Я не понимаю…
– Мал-лчать! Не понимает он… – Взгляд, лицо, фигура полковника выражали брезгливость и недовольство…
– Да вы скажете мне, что случилось, в конце концов или нет? – не выдерживая, взревел Мальцев.
Полковник словно ждал этого. Резко подскочил с кресла, ответно бухнул кулаком по столу.
– Молчать, я сказал. Подонок. Из-за таких как ты нормальные люди в армию не идут. В Армию! Калёным железом вас, поганцев, нужно выжигать… – Заметив, что Мальцев вновь хочет что-то сказать, возможно оспорить, резко, с угрозой в голосе пресёк.
– Лучше молчи сейчас, у меня, прапорщик… Не доводи до греха! Пока я не сорвал с тебя прямо здесь, в кабинете погоны… А ещё музыкант, называется! Цвет нации! – полковник с трудом сдерживался, нервно переминался на месте… Лейтенант голову в плечи втянул. Только кончики его пальцев нервно подрагивали…
«Идёт солдат по городу, по незнакомой улице…» – рублеными фразами, нестройно горланил на плацу взвод голосов.
– Мне только таких как ты, да разных гомиков с транс… свеститами в полку не хватало… Заразы этой… С землячествами разными, с дедовщиной, понимаешь, кое-как боремся, с анашой, с самоволками, воровством… и ты ещё мне тут! Помощник командира, называется. Прапорщик! Да какой ты прапорщик, какой отличник, – пидор ты… Так вас, кажется, зовут в вашем узком кругу, да, нет?
– Да вы что, ох…и? За что? С какой стати? – Мальцев с силой грохнул стоящий перед ним стул об пол… Стул рассыпался. – Что вы себе позволяете? Вам никто не давал права так оскорблять человека. Никто. Или объясните мне, или я уйду… И нечего меня пугать погонами… А за оскорбления отвечать придётся, товарищ полковник. Я на вас в суд подам…
– О-о-о, он ещё пугает! – не испугался полковник, даже вроде не обратил внимания на грубую порчу военного имущества, на тон младшего по званию. – Он ещё оскорбляется… Ты посмотри, товарищ лейтенант, какой у тебя Мальцев гусь лапчатый, а… Вырастили! Нет, Мальцев, правильно говорят: шила в мешке не утаишь, нет. Нам всё известно. Мне жена твоя только что всё рассказала… Да, поведала, какой ты мужик… К чему пристрастия… сексуальные имеешь… Смир-рно стоять, я сказал… Не дёргайся, коли попался, понимаешь… Тебе молчать, понимаешь, надо… Ты свою совесть на малолеток променял. На детей!.. Тебя под суд надо… Тебе лечиться надо, а не нам с лейтенантом…
Мальцев онемел… Алла к полковнику приходила!! Геннадий не мог пока связать всё сказанное командиром с Аллой. Причём здесь Алла? Она к командиру приходила… Сегодня, сейчас… Зачем? Жаловаться? На что? А-а-а, это она приходила чтобы…
– А, так это, значит, вам моя жена что-то наговорила…
– Да. Только не наговорила, а рассказала.
– Я не понимаю, что она могла…
Полковник брезгливо оборвал.
– Да всё вы понимаете, Мальцев, не придуривайтесь. Не хочется в этом сознаваться? Это нам с лейтенантом понятно.
– Да в чём сознаваться-то? В том, что я хотел ребят у себя оставить?
– Вот-вот, наконец-то, сознался… – полковник словно обрадовался.
– В чём я сознался? Я просто не знал, захотят ли они этого… Не мог раньше сказать. Но они сбежали. Вернее ушли…
– Ушли? Они?! Молодцы! Спаслись! – восхитился полковник – Бог уберёг! Почувствовали, наверное, потому и ушли. Короче, прапорщик, мне всё понятно, идите… Идите-идите, я сказал… Чтобы глаза мои тебя не видел… пока мы не разберёмся… Идите, я сказал. – И жёстко прикрикнул. – Кр-ру-у-гом…
– Подождите меня в приёмной, – успел смягчить грозную команду полковника лейтенант. – Я сейчас…
Мальцев с трудом оторвал ноги от пола, повернулся, с трудом вышел за дверь.
Офицеры проводили его теми же разными взглядами. Когда дверь за ним закрылась, полковник взявшись за сердце, вздохнул… опустился на стул…
– Всё, не могу!.. Нужно на пенсию уходить. Нужно. Всё хуже и хуже… Куда мы катимся? Не одно, так другое. И почему именно на армии, на войсках вся дрянь собирается, виснет, не пойму! Вроде всё делаем, лейтенант, чтобы не допустить, а вот, ты погляди… И с такими делами, к сожалению, приходится сталкиваться… А ты говоришь не замечал…
– Так точно, товарищ полковник… При мне нет, может раньше… Но ничего подобного за ним не было… Очень хороший музыкант, техничный, грамотный, солист, в общем… Да и товарищ хороший… Я же вижу… Да у меня весь коллектив такой…
– А вот проглядели…
– Я бы знал…
– И я бы знал… – вздохнул полковник. – Вот же-ж напасть. – Расстроено щёлкал выключателем настольной лампы. Свет под абажуром то зажигался, то гас, то снова… – Не было такого в полку… – Подытожил командир, и вдруг озлился, хлопнул ладонью по столу. – И не будет! Я не позволю! – Ладонь была широкой, стол большой, полированный, пустой. Хлопок прозвучал как выстрел.
Карандаш на столе и лейтенант на своём месте вновь дружно подпрыгнули. Но карандаш трусливо подкатился к руке командира, а лейтенант наоборот, спину выпрямил, не струсил, не смалодушничал, пусть и чуть севшим голосом, но продолжил стоять на своём…
– Я не верю, товарищ полковник… Я его знаю. Где угодно могу это подтвердить, это не правда, это провокация…
– Чего? – как от лимона во рту скривился командир полка. – Новостей что ли по телевизору насмотрелся, да? Там только всё время говорят о разных провокациях против России, да против армии… Пустозвоны! Наших бьют, а пресс-службы – стыдно слушать! – заявляют – не верьте, это провокации… А я считаю, мочить их надо, мочить! – полковник вновь было собрался крепко приложить ладонь к столешнице, лейтенант напрягся, но полковник передумал, мягко указал пальцем. – И вообще, с такого рода заявлениями я бы не стал на твоём месте, лейтенант, торопитесь. Всякое может быть… Я вот, может быть, тоже не верю, а его жена заявляет – может… Из-за этого и ушла, говорит… – Командир обе руки положил на стол, это несколько успокоило лейтенанта. – Только что здесь была… Заявление сделала… Правда в устной форме… Красивая, кстати, женщина, молодая, Аллой зовут. – Неожиданно вспыхнул. – И чего вам, молодым, понимаешь, с жёнами своими не живётся… Не пойму! Тем более с такими… красивыми… – Помолчал, поиграл в удивлении бровями, вздохнул, успокоился, продолжил. – Она с этим была, с… как его, – полковник дальнозорко отставив блокнот с записью, прочитал. – С юристом своим… фамилия не русская, сразу и не выговоришь, вот. Грозилась! Я попросил шум не поднимать, сами, мол, разберёмся. Коллектив у нас здоровый, оркестр и люди передовые, высоконравственные… Исправим ошибку с этим, как его… Я даже слово это поганое произносить не хочу, не могу…
– И не надо произносить, товарищ полковник, потому что такого не может быть… Я же его каждый день на работе вижу, и с этими, с бездомными – ребятами – он тоже… Под защиту взял, я это отметил, он, Кобзев, Трушкин…
– Вот то-то и оно… Это меня и смущает. Почему именно он?
– Не только он, но и…
– Вот я и говорю, лейтенант… – Полковник потёр в задумчивости затылок. – Понятно, что не понятно. – Поёжился, передёрнув плечами, принял решение. – Значит, так сделаем, лейтенант, проведёшь негласное расследование, только быстро, изучишь предмет, вс