и, правда громкий дверной звонок прервал немую сцену «на вдохе».
– О, это дядь Саша наверное пришёл! – забыв обо всём, обрадовано закричал Генка бросаясь к двери. – Дядь Саша…
Там действительно стоял дядя Саша, а с ним и его сын, трехлетний Егорка. Неожиданное такое явление… Уматное! Зачем они?!
– Ждали? – совсем наоборот, распахивая руки, радушно воскликнул Кобзев. – Мы пришли, принимайте гостей, – как стихотворение пропел дядя Саша, с улыбкой указывая на своего Егорку. Егорка, стесняясь, опустив голову, крутил на пороге ногой.
Кручение ногой можно понять было по разному, объяснил бы Егорка, если бы его спросили. В одном случае – приятном! – новым знакомым легко можно было продемонстрировать красивые шорты и праздничную рубашку с коротким рукавом, которые мама специально сегодня надеть разрешила. Ещё и коричневенькие туфли, к этому, беленькие носочки и взрослую бейсболку, в которой папа в магазин иногда ходит. Она ещё папиной головой хорошо пахнет, его одеколоном, и Егоркина голова так же потом пахнет. Это не Егорка сказал, это мама так заметила. Да, сказала Егорке, ты у меня как папа, такой же хороший, и пахнешь так же хорошо, вот. В другом случае, тоже приятном, в таком красивом наряде немножко неудобно, словно ты – праздничный торт, или новогодняя ёлка. Все на тебя смотрят, дотронутся хотят, восхищаются… Это очень приятно! Очень! У Егорки это – если хотите знать, – всё было сейчас одновременно. Потому что молодой он и красивый, и с папой пришёл…
– Познакомьтесь, пожалуйста, это мой сын. Егорка, – собравшимся в прихожей хозяевам, с гордостью, серьёзным тоном представил отец. – Егор Кобзев. А это, – он присел к сыну, указал на самого первого к ним, Генку. – А это наш «дядя» Гена. Хороший человек, почти флейтист.
– Он не дядя, он мальчик, – стеснительно, всё так с любопытством исподлобья глядя, поправил Егорка.
– Правильно Егорка! Пока мальчик, как и ты, но большой уже мальчик, в школу в этом году пойдёт…
Егорка более заинтересованно посмотрел на Генку.
– Ну дядь Гену ты знаешь, – пропуская Мальцева, продолжил знакомить Кобзев, глядя уже на Никиту. – А это Никита, познакомься. Он, как дядя Гена, будет лучшим в мире тромбонистом. Вообще уже можно сказать мужчина.
– И я тоже мужчина, – делая шаг вперёд заявил о себе Генка. – Тоже лучшим буду…
– Ладно-ладно, мы все здесь мужчины, – примирительно подчеркнул Мальцев. – И все лучшие. Проходи, Егорка, будь как дома. А где твоя сестрёнка, кстати, Сашенька, почему не взяли?
– Сестрёнка? А зачем? А сколько ей лет? Она большая? – с непонятной заинтересованностью вдруг выскочил Генка.
– Конечно, большая, – с гордостью пропел Кобзев, снимая с Егорки бейсболку, поправляя причёску на голове сына. – О-го-го уже какая! Шесть лет, седьмой пошёл…
– А-а-а, мелюзга! – Генку сильно передёрнуло, словно его электрическим током стукнуло, или ему нашатырём в нос ткнули, ф-фу…
– Сам ты мелюзга, – иронизируя, с глубокой обидой протянул Кобзев. – Невеста! – это определение он произнёс с непередаваемой гордостью, как умницу и красавицу «обществу» представил, ещё и пригрозил. – Вот вырастет, бегать за ней будешь… Да-да!.. А она и не посмотрит на тебя.
– Она?! – Генка изумился, но выдержал «марку». – Ага, надо мне было…
– Ну, не ты, значит Никита, – Кобзев небрежно отмахнулся от Генки. – Выбор большой.
– Я тоже не сумасшедший, за девчонками бегать… – и Никита в свою очередь принципиально отказался.
– Ладно-ладно, поживём – увидим, – глубокомысленно усмехнувшись, заключил дядя Саша и вопросительно глянул на Егорку. – Так где твоя сестрёнка сейчас, скажи нам?
– У неё с мамой койка и сытьё ссяс, – громко сообщил Егорка, неуверенно шагая не вообще, а от новых туфелек, они такие новые, красивые, скользкие…
Мальчишки открыли рты – «койка-сытьё-ссяс» – таких слов они не знали. Кобзев, пряча улыбку, перевёл.
– Мы, извините, букву «р» ещё не выговариваем, ещё буквы «ч», «ш», иногда местами всё переставляем, вот. Кройка и шитьё у них с мамой сегодня. К сожалению, не смогла.
– А мы научим. Мы уже запросто выговариваем, – вызвался Генка. – Всё! Влёгкую.
– Вот поэтому мы и пришли, – сообщил Кобзев проходя с Егоркой в прихожую. – На учёбу и стажировку.
– Только хорошему научить нужно, – выразительно глядя на мальчишек, педагогично заметил Мальцев.
– Обижаешь, товарищ прапорщик, – почти взрослым голосом, кого-то копируя, произнёс Никита. – Мы по-старому уже не разговариваем. Только по-новому говорим, по-правильному.
– Во-во… – Взрослые дружно рассмеялись.
– Дядь Саша, дядь Саша, – прерывая общий смех, Генка торопился поделиться важной новостью. – А дядь Гена с нами учиться сказал пойдёт, да. В этот, как его, пединститут, вот. Не веришь, не веришь? Вот спроси, спроси.
– Правда, что ли? – Кобзев – не веря – хохма! – скептически ухмылялся. – Серьёзно?
– Конечно, я ж не могу отставать… – нарочито твёрдо отозвался Мальцев. – Присоединяйся.
– Ну, щас! Мне ещё рано. Вот научимся все звуки выговаривать, – спасительно кивнул на Егорку. – Тогда и пойдём.
– Ага?! – мальчишки недоверчиво прищурились.
– Не верите? Я же сказал… – парировал Кобзев. Мальцев делал Кобзеву выразительные глаза, предупреждал, остановить хотел, но Кобзев увлёкся. – Слово оф… прапорщика. Чес-слово, ребята! – даже руку по военному к виску приложил. – Зуб даю! – простецки улыбнулся.
Поторопился Кобзев, ой, поторопился…
– Так мы сегодня и научим, – немедленно заверил Никита Кобзева.
– Да! – подтвердил и Генка.
– Понял? – уже не сдерживая смех, громко хохотал Мальцев. – Ну ты попал, брат! Поторопился, дядь Саша… По сторонам надо было смотреть… Я ж тебя останавливал… У нас слово не воробей… Если они сказали – они выполнят. Так что – готовься… В Пед… в Пед… Или зуб…
Кобзев отчаянно замахал руками…
– Ну ладно смеяться… Ладно же, говорю! Вы же не серьёзно… Я же… – обречённо пожал плечами. – Ну полный мажор!
– Серьёзно-серьёзно, дядь Саша, – заверил Генка. – И не надо ругаться. Ты слово дал! Дал! Все слышали.
– Собираемся, собираемся… – отвлекая всех, напомнил вдруг Никита. – Время уже сколько!
– О, надо собираться… – подпрыгнул Генка. То же самое неожиданно повторил и Егорка, влюблено глядя на Генку.
– Может не надо? – взмолился Мальцев.
– Надо, Гена, надо, – теперь уже Кобзев «мстил» другу, отечески обнимал друга, успокаивал. – Не боись, сынку, видишь, какая гвардия с тобой. Один Генка – нахал – ну подловил, чертяка! – чего стоит. От-деление-е-е, приготовиться к построение в увольнение… – по-командирски пропел на всю квартиру… – Трали-вали, понимаешь, те сандалии. Станови-ись… – не унывая, подмигнул другу. – Сапоги с подворотничками у молодых смотреть будем.
Алексей Леонидович, молодой следователь, в данный момент стажёр следственного комитета прокуратуры, перехватив группу наблюдения от Сергея, своего коллеги, тоже следователя, в переходе от «кольцевой» на «радиальную», неприметно ехал в том же вагоне, неподалёку. Ему даже все разговоры их были слышны.
В воскресное утро вагон был довольно плотно забит, пассажиры в большинстве ехали молча, как обычно на детективах или кроссвордах сосредоточившись, а в этой группе трое мальчишек весело разговаривали друг с другом. Двое тормошили маленького, не то дразнили его, не то учили буквы выговаривать. По крайней мере, его это похоже не обижало, скорее наоборот. Он с удовольствием то громко неумело рычал, то шипел, подпрыгивая, заливисто хохоча при этом. Часть пассажиров с удовольствием оглядывалась на детей, умиляясь счастливо смеющейся рожицей, двумя по-военному одетыми мальчишками. Один постарше, серьёзный вроде, второй помладше, заводила по глазам, и озорник. Чьи-то армейские воспитанники, угадывали пассажиры-попутчики. Хорошее дело, повезло ребятам. А вот взрослые с ними, отцы, видать, не в пример серьёзны были. Особенно большой из них, рыжий.
В руках коричневая барсетка, сам в кремовой рубашке с коротким рукавом, светлых брюках, молочно-белых туфлях с дырочками, плечистый, загорелый, с сосредоточенным взглядом светлых глаз, с короткой стрижкой рыжих, слегка вьющихся волос, открытым лбом, светлыми же, сейчас нахмуренными бровями, прямым носом, едва заметными конопушками от носа к щекам, плотно сжатыми губами, хорошо очерченным подбородком, был погружён в какие-то размышления. По виду он напоминал либо удачливого предпринимателя, возможно даже чиновника чьей-нибудь районной администрации… Хотя, такие, говорят, в метро не ездят. А вот второй мужчина, ростом несколько ниже, в плечах поуже, но тоже крепкий, с развитой мускулатурой на руках и груди, живым улыбчивым лицом, лёгким, изучающим взглядом, особенно в сторону женских фигур… В голубых фирменных джинсах, спортивной белой безрукавке в обтяжку, с иностранными естественно буквами, лёгких туфлях, на поясе сотовый телефон в чехле, в руках яркий детский рюкзачок. Отец самого младшего, понятное дело. Хорошие отцы, примерные, надо полагать мужья, если одни, без жён, с детьми, куда-то в центр поехали, а может и в Зоопарк. Время от времени второй наклонялся к своему большому товарищу, что-то на ухо ему говорил, тот склонял голову, морщился, изредка вроде соглашался, больше отрицательно качал головой… Проблемы наверное человека одолевают… А может и несколько…Да у кого их нет сейчас! Проблемы не перхоть… Если бы она! Натёр известно чем, и… А тут… Весь вагон озадаченных едет – посмотрите! Да что вагон, поезд, всё метро и вся страна… Что говорить! Едут.
Алексея Леонидовича эти «тонкие» нюансы не касались. В его задачу входило скрытное сопровождение группы «от» и «до» пункта назначения. Не допустить против них никаких эксцессов, особенно со стороны лиц знакомых Алексею Леонидовичу по фотографиям, с которыми он хорошо ознакомился в прокуратуре. В положенное время передать другому следователю, своему товарищу. Если что, немедленно сообщить Алексею Титову – руководителю операции. В крайнем случае Елене Николаевне, и действовать по обстоятельствам. Действовать, конечно, смело и решительно. Очень всё просто. Просто, да не совсем. Штатного пистолета у него с собой не было, да, представьте! Майор Титов вчера ещё не разрешил, заявил: «И никакого оружия, братцы! Не дай Бог – центр города! – перестреляете ненароком друг друга или гражданских, только телефоны. Мы не американская полиция и частные охранники, чуть что, в белый свет как в копеечку пулять, мы – следователи. Следователи! Значит на цыпочках, тихо и умно, умело и ответственно. Вопросы?» Какие после этого вопросы – нет вопросов.