— Надо этим, хлопчики, гордиться! Вот у тебя что есть? Дом. Родители. С батькой когда помиришься, остопиз… долбоклюй? Смотри, осень прошла. Зима. Вы сейчас в Черном?
— Средиземку пашем, чтобы тут со льдом не возиться.
— А интели втирали, что после ядерной войны будет потепление… Сколько по Туманному Флоту применяли спецзарядов?
— Так все мелочь, килотонники. И что сделаешь, если туманников больше ничего не берет?
— Вот. За тобой есть система. Научники там головы ломают. Вирус же придумали вот. На Урале в секретных бункерах тысячи центрифуг нарабатывают оружейный плутоний… Ураний, то есть. Ты бы эти ряды крутящихся банок видел! Словами это не передать! Люди обученные собирают эти самые спецзаряды. Аналитики перекапывают бумаги — от монографий Зелинского и Бехтерева по структуре мозга — до фантастических романов.
— Да прям. Особенно японские мультики в этом плане благодатный материал для анализа.
— Японскому аниме я начал верить, когда мы пришли в Галвестон. Я тогда еще не на пункте служил, а у Чирка в экипаже. Ну и молодой же был, смотрел чего-то там про волков… Там действие начинается в таком, знаешь, городе под куполом. Ну, чистая фантастика, все про серебристые купола писали, по поводу и без. А там вот, недалеко от Хьюстона — ага, тот самый «Хьюстон, у нас проблема» — вот, неподалеку, над городком тысячи на две домов… у нас тут станицы больше… возводят, понимаешь, именно что такой вот купол. Говорят, ураганы их заколебали. Они прикинули, что дешевле купол из поликарбоната, чем каждый год дома вылавливать из Чесапика… — дед разливает самогонку.
— Вздрогнем!.. Вот и я так вздрогнул. Как-то не было у меня в голове связи между мультиками вообще, не только японскими — и реальными событиями. А тут я внезапно увидел, что игрушки-то игрушками, а вопросы в своих мультиках японцы задают куда как правильные.
— Только ответов не дают. Смотришь-смотришь, вроде даже понимать начинаешь… И тут концовка — левая нога хрясь, пополам! Правая нога — хрясь, пополам. Средняя нога…
— Спорю на оставшиеся зубы, они нарочно недоконченные истории оставляют. Чтобы мы к ним всегда мыслью возвращались. Чтобы ответ искали сами. Такие ответы помнятся крепче, чем просто выслушанные… Ты закусывай, закусывай. Ты ж не смотрел это все, кричал, что «кетайское порно» тебя не интересует. Что поменялось?
— Так это… Верка смотрела.
— А где, кстати, теперь Верка?
— А как с младшим. Моряк — значит, скоро потопят. Да тут еще с куклами работаю. В общем, уже… да, уже четвертый месяц глухо. Я так думаю — все… Младший там отношения не наладил?
— Заделался программером, стал бабки рубить приличные. Великий спрос на беспилотную технику. А по причине угрозы от флота Тумана — на водоплавающих роботов спрос еще больше. Он же и моряк с полным курсом воентеха, и программер в одном флаконе, все у него стало хорошо. Ну и девки набежали, перспективный, молодой, холостой. Так вы ж оба в батьку. Как упретесь, так и все. «Не знаю я никакой Наташки», и абзац. Мать с тетей Леной теперь и не здоровается… А тут еще ты, слоняра.
— А че сразу я?
— А когда с отцом помиришься? Тебя от куклы твоей отличает что? От-но-ше-ни-я! Связи! Со мной, с батькой, с доками, с эскадрой. У туманных вон и ядро есть, и такие они все неуязвимые, а толку? Не ты у них, они у тебя под кнутом ходят. Ты спрашивал, чего адмиралы такие непривычно умные? Так все дурни за войну отставлены, разжалованы, а кого и по закону военного времени вывели в чисто поле, прислонили спиной к стенке и убили выстрелом в затылок!
— Это кого же?
— Да был тут комфлота… Без буксиров на «Чабаненко» швартовался. Пирс разворотил, ясное дело. И за свои рога зампотыла наказал — типа, тот пирс непрочно построил.
— Так его и правда…?
— Кровавая гэбня не шутит… Вздрогнем!
— Тут блин безо всякой стопки вздрогнешь. Ладно, дед. Стас в машине заждался уже. Что мне делать?
— А ты сколько раз предложение повторял?
— Четыре.
— До пятнадцатого января повтори еще несколько раз. Грузи ее чем хочешь. Ниточки тяни. Тут только надеяться можно, что какая-то сработает, рассчитывать нельзя. А потом забудь. Видно, неправ я, старый корч, оказался. Зря, блин, в сказки верил.
— А почему именно пятнадцатое, дед?
Старик поднимается, аккуратно составляет посуду друг на друга, несет в раковину. Говорит, не оборачиваясь:
— Обратный отсчет от визита заклятых друзей. К их приходу надо что-то предъявить. Иначе они смекнут, что мы своими трофеями не рулим. А ноги на стол положить, зачморить оппонента, почуяв слабину — это у политиков спорт на всех уровнях, от хижины вождя до Овального кабинета. Ну вот, их приход — начало июня. За весну надо же что-то подготовить. Ну и до весны полтора месяца — запас по времени. Придется новую тактику выдумывать, раз эта не сработала.
Внук хмурится, натягивает шинель. Нахлобучивает шапку, привычно выравнивает кокарду. Щелкает каблуками, направляется к двери. Несколько мгновений думает; потом, так ничего и не сказав, открывает дверь.
За дверью снег и метель; за дверью северный ветер.
Северный ветер стекает со Скалы. Гибралтарская крепость дремлет; пролив, наоборот — пляшет, кидается уже гребешками с верхушек волн.
Линейный корабль Флота Тумана, он же — линейный корабль Краснознаменного Черноморского Флота… А что, собственно, такое линейный корабль?
Обычный военный корабль в самом деле можно счесть живым существом — громадным, наподобие кита. Сопят котлы, гудят на низах или воют на высоких оборотах турбины. По палубе то справа, то слева — волны горячего выдоха механизмов, сквозняк от тяги громадных вентиляторов, жадно загоняющих влажный соленый воздух во внутренние помещения. Хлопают клапана, посвистывает магистраль высокого давления — травит где-то, зараза! — и вот уже хлоп-хлоп крышки люков, стук и бряк инструментов боцманской команды, спешащей на устранение неисправности…
С этой точки зрения, корабль Тумана больше всего похож на зомби. Начать с того, что все известные корабли Тумана изображают утопленников. То ли потому, что в глубине у них других образцов для копирования нет. То ли еще почему — логика-то нечеловеческая, гадать можно до морковкина заговенья.
Вот — утонувший и воскресший «Новороссийск». Длина почти двести метров. Силуэт красивый, итальянцы строили. Потомки Да Винчи вывели четкую, без погиби, линию борта. На длинном — аж до третьей башни, за грот-мачту — полубаке: ступенями первая и вторая башни; и так же ступенями к небу — носовая надстройка. Ходовой, боевой мостики; боевые марсы, площадки зенитных автоматов, уши дальномера-первого, полочка радара, единственный рей — для антенн и флагового такелажа. Понижение в силуэте — две трубы. Трубы — вдесятером не обхватишь; ну так и ширина лодочки двадцать восемь метров. Кормовая надстройка еще чуть ниже труб, но уже верхушка трехногой грот-мачты — высшая точка корабля. А затем ступенями вниз еще две башни главного калибра, у которых и заканчивается линия полубака — ют пониже, корма округлая, с заметным подзором, зрительно как будто не касается воды.
Корабельные архитекторы умело ведут зрителя — вверх-вниз, вверх-вниз, в точно рассчитанных пропорциях. А что эти пропорции еще и оптимальны для остойчивости, для ходкости, для верткости такого вот громадного корабля — кто хочет, пусть говорит: случайность. Наследники Микеланджело уверены: промысел Божий открывается человеку не только во фресках, не только в бликах мрамора на скульптурах — но еще и в миллиметрах главного калибра, в обводах, в покрытии необрастающего борта!
Несмотря на красоту, корабль страшен. При близком рассмотрении слишком хорошо различимо — нет люков, трапов, леерных ограждений, иллюминаторов, воздуховодов. Нет и внутренних объемов, куда бы все это вело. На корабле нет людей, которых нужно питать, омывать, беречь от чужих снарядов. Весь корабль — все двадцать девять тысяч тонн водоизмещения, все десять орудий главного калибра, с итальянским изяществом размещенные неравномерно по башням — три, два, два, три — все это только наклейка, вывеска. Этикетка на ядре нечеловеческой мощности, на непонятных принципах сборки, управления, на невообразимых и непредставимых целях.
Глыба корабля — не то, чем кажется; и потому совершенно непонятно, чего можно ждать от подобного… существа? Сооружения? Артефакта?
И наблюдатели Гибралтарской скалы ежатся, когда исполин проносится полным ходом — из Атлантики в Альборан, и клочок Андреевского флага на грот-мачте успокаивает их не слишком.
— Слишком торопимся… — говорит человек. Она уже привыкла выделять «своего» человека из остальных. Но как не понимала раньше, так не понимает и теперь. Человеку совершенно не с кем разговаривать на вахтах — он вываливает на аватару все, что знает. Казалось бы, нужен собеседник — так в кубрике тридцать лбов личной охраны. Судя по тому, какими словами там обмениваются — совершенно не идиоты. По крайней мере, обсудить с «ее» человеком всякие ритуальные гонки за мячиком, какие-то оценки за что-то какого-то мелкого родича непонятной степени близости — вполне в состоянии.
А уж когда человек начинает «петь песни»! Право, лучше бы «пить водку»! Корабль Флота Тумана не может не разбираться в резонансе, защита ведь вся вибрационная. И негармоничное вытье человека — царапает, почти как скользящий по защите снаряд.
Кстати, можно ли считать родичами три лидера, спящие сегодня в Инкерманском ковше? Линкор «Джулио Чезаре» — флагман Средиземноморского Флота Тумана. Теперь — флагман. После «Веллиента», после взрыва «Роднея»… Люди все же имели средство; а может, судорожно разыскали его прямо в ходе войны. Но — торпеда в кавитационном пузыре обеспечивает вполне пристойную даже по меркам туманников скорость. А боеголовка торпеды часто содержит не бессильный гексоген, даже не щекотный ТГА — но что-то необъяснимое, изначальное, опасное даже для самого ядра; уничтожающее самый воздух, самую основу для всякого синтеза.